Девочка Прасковья
Шрифт:
впрямь захоронили заживо. Проклятье! Да что же мне делать?! Так и погибать
здесь, в этом дурацком саркофаге? И никогда больше не увидеть ни солнца, ни
леса, ни реки, ни людей?! Слезы выступили у меня на глазах. И тут слышу чью-то
легкую поступь. Гляжу — а это Пашка идет! Я сделал невероятное усилие и, разомкнув губы, произнес: «Пятница, помоги!» Но голос получился такой скрипучий
и неестественный, точно это возопил монстр, восставший из ада! Эхо подхватило
мой вопль
пирамиды. От услышанного у бедной девчонки, должно быть, сердце ушло в пятки.
Туча испуганных летучих мышей заметалась во мраке, отчаянно вереща и поднимая
клубы пыли. Но Пашка вовсе не испугалась и подошла к саркофагу.
— Ну что, Жора-Обжора,
вот до чего довело тебя твое неверие! — ехидно произнесла она.
— Помоги, Пятница,
пожалуйста! — снова прохрипел я.
— А не ты ли поливал
меня ледяной водицей? Вот теперь сам и лежишь, как холодный айсберг!
Бесчувственный чурбан… Так тебе и надо!
Я хотел сказать что-то,
но губы опять сомкнулись, и я лишь застучал зубами.
— Эх, ты! Ну ладно,
помогу… — сжалилась девчонка и, подняв с пола увесистый меч, тускло
сверкающий рубинами и изумрудами, в два-три взмаха разнесла надоевший саркофаг
вдребезги. Я от неожиданности не удержался на постаменте и рухнул на мраморные
плиты. Но, чтобы не было больно от удара, взял да и проснулся…
Ох, ребята, как же я
тогда замерз! Я лежал, согнувшись калачиком, зажав руки в коленках. Все мое
мокрое тело посинело и покрылось крупными мурашками. Зубы стучали. Подвывая
точно волк на луну, я кое-как поднялся и принялся разминать свои суставы и
мышцы. Какие-то мелкие камешки и хвоя так впились в плечи, что и не думали
отлипать, отпечатавшись на моей коже, как древние растения на угольных срезах.
Было раннее утро. В
пещере уже отчетливо различались стены и своды. Паутина пестрела сотнями
запутавшихся в нее мошек. Девчонка лежала у стенки спиной ко мне тоже
сложившись «по-старушечьи». Видать, и ей было прохладненько!
Кряхтя и ахая, я
заставил себя сделать несколько резких приседаний, а потом упал и отжался
десять раз, затем побоксовал по-тайски невидимого противника и немного
станцевал в стиле брейк-данс. Согревшись и прогнав остатки сна, я выглянул из
пещеры. Но ничего не увидел! Да-да! Прямо передо мной разливалось безбрежное
молочное море, из которого кое-где проглядывали темно-розовые кисельные берега, то бишь гранитные выступы. Я, грешным делом, хотел даже ужё пригубить эту
сливочную массу, но вовремя спохватился. Минут пять я стоял, всматриваясь в
белое бескрайнее пространство, потирая глаза и соображая, где же мы находимся и
что с нами вчера было. А когда все вспомнил, то и догадался, что это на реку и
близлежащие горы опустился под утро ну очень плотный туман. После грозы стало
гораздо прохладнее.
Я, поеживаясь, вернулся
в пещеру. Вот так погодка! Да в таком молоке нас ни одна собака не отыщет, ни
один вертолет не заметит! Что же, еще день тут куковать?! Страшно захотелось
есть. Я обшарил все карманы и разложил их содержимое на мшистый валун.
Предметов оказалось немного: ключ от дома с брелоком-фонариком, мобила, расческа, полупустая зажигалка, жутко растаявшая жвачка, перочинный ножичек да
рубля два мелочью… Вот и все мое богатство, если, конечно, не считать
серебряного крестика на шее, напульсника «СПАРТАК» на левом запястье да
маленькой серьги в правом ухе. Солнца видно не было и подсушить эти вещи не
представлялось
возможным. А как же хотелось поскорее звякнуть домой и утешить родителей и тетю
Клаву, да и огонек развести бы хоть небольшой было пределом желаемого… Я
вздохнул и принялся отделять жвачку от обертки, хотя и понимал, что эта штука
лишь еще больше усилит мой аппетит. Но все равно хоть что-то я должен был
обязательно пожевать. Освободить резинку не удалось, и тогда я положил ее в рот
вместе с бумажкой. Поднялась Пашка-Пятница. Согнувшись, как бабулька-уключница, и засунув озябшие ладони в широкие рукава платья, она, осторожно ступая на
камни, подошла ко мне. Прохрипела:
— Доброе утро!
Личико у нее было, я вам
скажу, то еще! Глаза красные от слез и тревожного сна, под ними — синие мешки.
Губки лиловые, как у мертвеца, да еще и подергиваются. Волосы все еще влажные, а в них хвоя и камушки… Щеки распухли, и нос, как у пьянчужки. Ну просто
внучка Бабы-Яги!
— Привет! — бодро
отозвался я и хохотнул, глядя на ее прикольный вид.
— Ты чего?! —
непонимающе проскрипела девчонка, постукивая зубами.
Я не ответил, а спросил:
— Что, прохладненько?
— Угу, — кивнула она и,
подойдя к молочному морю, стала тоже разглядывать фантастическую панораму.
— А я вот, как царь
Кощей, над златом чахну! — сказал я. — Добра много, а толку мало! Эх, цивилизация XXI века! А вот против какой-то воды ничего не устояло. И
просушить-то негде…
Девчонка скрылась в
тумане. Зашуршал камень, покатившийся к подножию горы.
— Эй! Ты там
поосторожней! — крикнул я. — Не забывай, мы ведь не на дне морском, а на горе, как орлы, сидим!