Девочка с куклами
Шрифт:
– Хорошо, – после паузы, произнесла Нарцисс. – Я соглашусь с тем, что боятся все.
– Да, – кивнул Вербин.
– И вы боитесь?
– Я стараюсь не думать о смерти.
– Вы лжёте, – грустно сказала женщина. – В последнее время вы часто о ней думаете.
– В последнее время реже, – вздохнув, уточнил Феликс. – И не о своей смерти.
– А о том, что она несправедлива?
Она действительно была хороша в своём деле. На удивление хороша. Возможно, выбери Нарцисс не «семейный бизнес», а науку – стала бы звездой современной психиатрии, но Изольда отправилась по другому пути и, судя по всему, на нём у неё отлично получалось.
– Смерть всегда несправедлива, – очень тихо отозвался Вербин. – Это вторая аксиома.
– Что вам пришлось сделать?
– Принять.
– Было трудно?
– Невероятно.
– Как вы справились?
– Мне помогли.
– Вам повезло.
– Наверное.
Феликс вспомнил себя, стоящим в священных водах Байкала. В разных водах с Криденс. Совсем рядом, но безумно далеко. Надолго далеко. Вспомнил, а через мгновение понял, что бессознательно повторяет жест Изольды – скользит по подлокотнику кресла ладонью. Немного нервно. Сам того не замечая.
– Сочувствую.
Голос прозвучал очень-очень мягко.
– Спасибо.
Помолчали.
– Ещё кофе? – спросила женщина.
– Кофе надоел, – ответил Вербин.
– Тогда заварим чай?
– Мы?
– Маша уже ушла.
Вербин посмотрел на часы и удивился, что с тех пор, как он вошёл в квартиру ведьмы, прошло почти два часа.
– Вы не торопитесь?
– Нет.
– Тогда давайте пройдём на кухню?
Феликс думал, что за пределами гостиной увидит «кулисы», обыкновенное убранство обыкновенной квартиры, но ошибся – стиль был выдержан везде. Во всяком случае везде, где побывал Вербин: в гостиной, коридоре, ванной комнате и кухне, царствовали два цвета – чёрный и белый, словно Нарцисс отказывала своему миру в яркости.
– Сначала я попросила дизайнера оформить в таком стиле только гостиную, но потом поняла, что мне нравится, – рассказала женщина, наполняя чайник. – Меня не утомляет сочетание чёрного и белого, а других цветов хватает на улице. Или в одежде.
– Часто спрашивают?
– Поняла, что вы обратили внимание на мой дизайн.
– Привычка.
– Она вам нравится?
– Она появилась до того, как я пошёл работать в полицию.
– Что-то из области «мужчина всегда садится лицом к двери»?
В её голосе не было иронии, поэтому Феликс ответил серьёзно:
– Да, что-то из той области.
– Это нормально. – Чай заварился, оказался очень насыщенным и с чабрецом, а не ставшим привычным бергамотом. – Такими вас сделала природа. – Нарцисс уселась напротив. – У меня есть пирог.
– Нет, спасибо.
– Я обещала накормить вас ужином.
Феликс улыбнулся:
– С чем пирог?
– С мясом. Я его разогрею, пока чай остывает. – Нарцисс помолчала. – Знаете, Феликс, когда я увидела, что на Вике нет проклятья, то решила, что бедная девочка видит свою смерть. Ведь так? – Ведьма чуть подалась вперёд. – Как Вика умерла?
– Покончила с собой, – ответил Вербин, глядя ведьме в глаза. – Или её убили.
Очередная пауза не затянулась. Может, пять, может, шесть ударов сердца, не больше. А затем Нарцисс поднялась и отвернулась к холодильнику.
– Если вам нужен сахар – он на столе.
Голос её не был уверенным.
Голос её дрожал.
Той же ночью
На бульваре…
По которому они изредка прогуливались с Криденс. Медленно, потому что вместе. Держась за руки, потому что невозможно не держаться, не получается не держаться, когда вместе. От Петровки прогуливались, туда, где некогда располагался красивейший Страстной монастырь, пред которым, со стороны Тверского бульвара, стоял бронзовый, склонивший голову Пушкин. Потом возвращались… или шли по бульварам дальше, до Арбата; или поворачивали к набережной; или уходили в узкие московские переулки. Вместе…
Сейчас Вербин шёл по бульвару один. Не быстрым, деловым шагом, но и не медлил, на ходу раздумывая, куда пойти: домой или в «Небеса»? У обоих вариантов были недостатки: дома скучно и, кажется, нечего есть; в баре шумно и придётся задержаться минимум до часа ночи. Дома можно отдохнуть, в «Небесах» точно накормят.
«Может, купить что-нибудь домой?»
А в следующий миг Вербин услышал:
– Молодой человек!
Понял, что фраза обращена к нему, остановился и посмотрел на старика, сидящего на лавочке.
– Добрый вечер.
– Скорее, доброй ночи, – улыбнулся тот. Лет семьдесят, может, больше, но не дряхлый – подтянутый, не сгорбленный, с короткими, абсолютно седыми волосами, зачёсанными на пробор, он был одет в чёрное пальто, перчатки, брюки и ботинки. И держал на коленях раскрытый журнал.
«Интересно, что он видит в такой темноте?»
Ближайший фонарь не давал достаточно света, тем более для чтения старыми глазами.
– Простите за нескромный вопрос: вы курите?
– Да, сейчас… – Вербин полез за сигаретами.
– Нет, нет, вы неправильно меня поняли, – поспешил объясниться старик. – Вы не могли бы покурить, сидя на лавочке? Если не торопитесь, конечно.
– Зачем? – не понял Феликс.
– Мне уже нельзя… по разным причинам… Однако мне доставляет удовольствие, когда курят рядом. Сейчас же, как видите, людей почти нет, обратиться не к кому, вот я и решил вас потревожить.
Не «почти нет», а никого нет – поздний вечер прогнал с бульвара любителей прогулок, а редкие прохожие предпочитали тротуары.
– Минут двадцать назад проходили молодые люди, но они сидят на химии, законной, конечно, но абсолютной синтетике, от табака отказались, а мне противно вдыхать то, что они курят.
– Понимаю, – пробормотал Феликс. А в следующее мгновение удивлённо уточнил: – Двадцать минут? Вы так давно здесь сидите?
– На самом деле, дольше.
– Не замёрзли?
– Мне редко бывает холодно. – Старик раскрыл золотой портсигар и протянул Вербину. – Если вас не затруднит… Они, конечно, тянутся чуть дольше, зато ароматные.