Девочка. Книга первая
Шрифт:
Глупая инфантильная дура — чудес в этом мире не бывает, за все нужно платить, даже за свою наивность. Хотела решить проблемы, сунувшись в логово к Дьяволу? Получите и распишитесь. Кажется, у испанцев есть мудрая поговорка: "Бог сказал: "Бери, что хочешь, но плати сполна". Да, так оно и есть, а оплату по счету как раз принимает Дьявол.
Выйдя из душа, я легла в постель и попыталась отключиться, но у меня не получалось — едва я опускала веки, перед глазами вставала сцена на столе, я ощущала физически на груди его руки, я осязала его подавляющий волю взгляд, чувствовала его запах в волосах. Он, как призрак, был здесь,
Но легче сказать “забыть”, чем сделать — где-то в глубине души тлела искра, его именная печать, которую Барретт поставил собственноручно на моем сердце, как клеймо, и теперь я не могла затушить ничем его мерцающие инициалы, как бы ни старалась.
Всю ночь я пыталась уснуть, металась и ворочалась в кровати, проваливаясь в небытие и вновь бодрствовала, в то время как сердце ныло от тупой боли, как кровоточащая рана, а слезы предательски стекали на подушку.
Очнувшись ранним утром с мигренью и все тем же странным чувством тупой боли в груди, приглушенной анестезией, я села на кровати и попыталась взглянуть на ситуацию трезво, отключив эмоции.
Теперь я была готова к тому, что могло со мной произойти в эту неделю, не строила никаких замков на песке и за эту ночь вылечилась от болезни под названием “иллюзии” — Барретт был хорошим “лекарем”. Правда, оставался в глубине души тот тлеющий, не желавший гаснуть уголек любви к нему — такому, какой он есть, без иллюзий: жесткому, авторитарному, равнодушному.
Главное — поскорее отсюда уехать: чем дальше он, тем легче мне будет справиться с ситуацией, и сейчас мне лишь нужно найти силы пережить остаток дней в этой мраморной клетке. Я сильная. Я выдержу.
Часы показывали полвосьмого утра, спать я уже не хотела, но у меня была банальная потребность выпить кофе — этот напиток мне всегда помогал прийти в себя и успокоить нервы.
Я прислушалась к тишине резиденции, пытаясь понять, дома ли Барретт и стоит ли мне выходить, но потом решила, что, если у меня есть желание выйти, я не буду, как последняя трусиха, отсиживаться в своей комнате, не буду прятаться от реальности в целом и от Барретта в частности.
Приведя себя в порядок и натянув джинсы, я вышла из комнаты — спускаясь по лестнице, я внезапно вспомнила, что обеденный стол остался грязным после ночи и ускорила шаг, не желая, чтобы Лат утром обнаружил следы и понял, что произошло.
Я влетела в столовую и резко остановилась — за столом перед открытым лэптопом сидел Барретт с черной чашкой эспрессо в руке, одетый, как всегда перед работой — в белоснежную рубашку, галстук и брюки.
Я бросила взгляд на стол и отметила, что он был чистым и, как обычно, отполированным до зеркального блеска, будто и не служил вчера жертвенником для Дьявола.
Я нахмурилась, вспоминая вчерашнее, а Барретт тем временем оторвал взгляд от монитора и, просканировав меня спокойным взглядом, продолжил изучать информацию в ноутбуке.
— Доброе утро, — тихо поздоровалась я и, чтобы он не подумал,
Проходя мимо столовой, я бросила быстрый взгляд на стол и поняла, что больше я за него никогда не сяду есть.
Наблюдая как наполняется моя чашка ароматным эспрессо, я все же ждала, что Барретт уйдет из столовой раньше — несмотря на то, что я храбрилась, лишний раз сталкиваться с ним мне совсем не хотелось — как внезапно услышала трель его телефона и его короткое “Барретт”.
— Не вовремя… — пауза. — Тогда переноси встречу с мэром на девять. Нет… В двенадцать я буду на верфи с профсоюзниками, — слышала я его короткие распоряжения, отдаваемые, вероятно, референту Полу, пока выходила из кухни с чашкой в руках.
— Тебе была куплена нормальная одежда, — внезапно услышала я и резко обернулась, чуть не расплескав кофе.
Барретт, уже укладывал лэптоп в портфель, торопясь уехать в офис на встречу.
Я перевела взгляд на свои джинсы с белой льняной кофточкой и нахмурилась — да, мои вещи не были дорогими, но они были аккуратными и подобраны со вкусом.
— Это тоже нормальная одежда, — попыталась я отстоять свой мир.
— Избавься от нее, — коротко бросил он, вставая и привычным движением накидывая пиджак.
— Но…
— Не обсуждается, — отрезал он, беря свой портфель.
И меня вдруг накрыло негодование. Я понимала, что оно иррационально, но мое чувство справедливости взбунтовалось в очередной раз. По какому праву он распоряжался мной, словно я кукла Барби, которую он решил вырядить в то, что нравится ему?
— Я не по своей воле сюда приехала. Если вас не устраивает моя одежда, ищите женщин, которые одеваются, как вам нравится, и занимайтесь с ними сексом, каким вам хочется. А я не буду подчиняться вашим желаниям, только чтобы угодить вам! — выпалила я, пока он шел из столовой, огибая этот чертов стол. Барретт замедлил шаг и, скользнув взглядом по моему лицу, произнес:
— Я разберусь с тобой позже.
Он сказал это спокойно, на ходу, как всегда, не выражая эмоций на лице, но от его ртутного взгляда во рту отдало металлом.
Сжав чашку с кофе до белизны костяшек, я проводила его взглядом, а он, более не сказав ни слова, уверенной походкой вышел в вестибюль.
Послышался ход лифта и тишина — ватная, давящая, не сулившая мне ничего хорошего.
В первую секунду меня испугала мысль, что он, в наказание за мой выпад, продлит мое заточение, но я почему-то была уверена, что этого не произойдет — уже через несколько дней начинался осенний триместр, и каким бы авторитарным человеком ни был Барретт, в университет он меня отпустит. Сам факт того, что он послал Дугласа за моим лэптопом, где хранились мои университетские записи, говорил о том, что к моей учебе он относился серьезно.
“Вот и попила кофе”, - вздохнула я, ставя чашку кофе на стол, как внезапно услышала тихий голос Лата:
— Доброе утро, кун-Лили.
Я резко посмотрела на него, стараясь понять, он ли убирал обеденный стол после “жертвоприношений” Дьяволу, но не увидев в его взгляде ни осуждения, ни других негативных эмоций, лишь поздоровалась в ответ.
— Завтрак будет готов через пятнадцать минут, — кивнул он, а я, представив, что останусь в одиночестве своей спальни наедине со своими мыслями, тихо произнесла: