Девочки
Шрифт:
— Мама не любила его по-настоящему. Пока мы жили дома, это было не так заметно…
— Ну, так и что же? Оставайся, раз он ушел. Все хорошо, что хорошо кончается.
— Я не хочу, чтобы она оставалась ради меня. Она имеет такое же право, как Коринна, как ты, на самостоятельную жизнь, — сказала мама.
Бедная мама, теперь она будет совсем-совсем одна…
II
Я сразу увидела Анжелу на перроне лионского вокзала Пар-Дье. Анжела, ставшая платиновой блондинкой,
— Надо выйти.
Это информация на случай, если она не заметила, что Тото включил пятую скорость.
Мы с тетей почти бежим, пока не останавливаемся у столбика, который выбрал мой изверг, чтобы облегчиться.
— Посади его в багажник.
Анжела не любит шерсть в машине.
Мы поднимаем полку за задним сиденьем новенького «Мерседеса», чтобы мой пес не задохнулся. Из-за спинки едва виднеется голова Тото. Он обижен на меня. За что я так с ним поступила — засунула в багажник? В моей машине эта собака привыкла располагаться на пассажирском сиденье, когда я за рулем.
— Может, ты хотя бы причешешься?
— Все так ужасно?
Анжела поворачивает ко мне зеркальце заднего вида. Масштабы катастрофы: не голова, а воронье гнездо.
— С таким красивым платьем… просто обидно…
Я беру из тетиных рук щетку для волос. Конечно, на «встрече с публикой» появиться в таком виде нельзя.
— Я чуть не опоздала утром на поезд…
— Уж точно не потому, что слишком долго вертелась перед зеркалом.
— Нет, — волей-неволей признаю я, глядя в прямоугольник над ветровым стеклом.
— Твоя пресс-атташе сказала мне, что это на час. Как только кончится — едем в ресторан.
— Мы успеем выпить кофе?
— У нас есть сорок минут.
— Купите ему намордник! Купите ему намордник!
На террасе кафе какой-то мужчина разоряется из-за моего улегшегося под столом пса.
Это мое вечное везение. Если оказался поблизости придурок — непременно по мою душу.
— Собаки без намордника опасны!
Надо же, не унимается. И ведь совсем не видно моего пса, а он его засек Мы с Анжелой пытаемся не обращать внимания на скандалиста.
— Без намордника!
Он тычет пальцем в моего пса. Призывает остальных клиентов в свидетели.
Мы продолжаем с того места, где остановились при появлении психа.
— Она глазам своим не поверит! Чего-чего, но увидеть тебя она никак не ожидает! — заранее радуется Анжела.
Через десять дней бабушке исполняется восемьдесят лет. День рождения устраивают в хорошем лионском ресторане, это будет праздник в узком кругу — так она думает. Она не знает, что соберется вся родня.
Ей невдомек, что я тоже буду. Меня никогда не бывает. В силу чересчур плотного графика я вынуждена манкировать собраниями нашей династии. Вот мама и воспользовалась
— Ты нашла фотографию? — виновато спрашиваю я Анжелу.
Она собирала фотографии всех. В свой восьмидесятилетний юбилей бабушка будет прародительницей-Евой нашего сообщества. Семья у бабушки с дедушкой большая — тридцать восемь человек.
Своего Адама бабуля потеряла в прошлом году. Анжела решила подарить ей все ее потомство вперемешку под стеклом и в рамке.
Тридцать семь членов семьи прислали свои фотографии. И только один не удосужился это сделать — я.
— Я вырезала твой снимок из «Лион Маг». Не беспокойся, она будет счастлива! Сможет лишний раз рассказать о тебе аптекарше!
Снимок из журнала среди фотографий родных — вот что получит бабуля в подарок на день рождения…
— Знаешь, для нее это даже лучше, — пытается Анжела стереть прилипшую к моему лицу гримаску.
— Намордник! Намордник!
Мужчина вконец разошелся, задетый полнейшим равнодушием моего пса.
— Намордник! Намордник! — не умолкает над ухом.
Я понимаю: надо что-то делать, иначе нас не оставят в покое.
— Да, мсье, придется купить, тогда он будет бросаться на таких зануд, а я наконец узнаю, для чего нужен намордник!
Мой пес как лежал, так и лежит безвольной тряпочкой, уткнувшись мордой в мои ноги. Истерика он едва удостаивает своим усталым взглядом.
— С виду-то вроде не злой! Да только ведь как бывает: пришел человек домой — а собственная собака его и загрызла! Не признала собака хозяина! Загрызла насмерть!
Теперь уже вся терраса смотрит на нас.
— Мне так нравится все, что вы делаете, тихонько говорит мне одна женщина, уходя.
— Спасибо.
— Намордники — они ведь не для собак!
Совсем зарапортовался!
— Да. Вы правы, они — не для собак. Они для тех, кто слишком много выступает!
Терраса дружно прыскает со смеху.
— Пошли?
Надо уходить, нам все равно пора.
— Я пойду за машиной, встретимся прямо там?
— Да. Я пройдусь немного. И Тото надо погулять минут пять. Дорогу я знаю: по улице Лантерн.
Наконец я могу отдышаться.
На лионских улицах, которые я знаю как свои пять пальцев, многое изменилось. Иной раз мне встречается знакомое лицо, напоминающее о том, какими они были. Я иду почти не останавливаясь. Площадь Терро, Музей современного искусства. Я гуляю, а мой пес тем временем метит территорию.
— Мадемуазель? Мадемуазель?
Мне улыбается пожилая женщина.
— Да?
— Вы не дадите автограф для моей внучки? Она так вас любит.
Я не уверена, что она знает, как меня зовут. Расписываюсь на протянутом клочке бумаги.
— Мадемуазель?
— Да?
Я отдаю ей подписанный клочок.
— Вы не поможете мне перейти улицу? Пожалуйста…
— Только я с собакой…
Это на всякий случай, вдруг она не видит пса.
Договорились. Старушка просовывает руку мне под локоть.