Девочки
Шрифт:
Она идет с трудом. Почти висит на мне. Свободной рукой я еле-еле удерживаю пса, он тянет поводок будто ополоумел. Так и старушка улетит, если я зазеваюсь. Да заметила ли она его, в самом деле?
— Тихо, Тото, — увещеваю я, а самой так и хочется оторвать ему ухо — ишь, разошелся.
Ухо я ему, конечно, не оторву, не хочу пугать старушку, она и без того ничего не видит. Так мы все скоро полетим вверх тормашками. Я почти не чувствую руки — до того натянут поводок.
— Вы очень милая, деточка.
Она
— Прошу прощения, друг мой.
Старушка обращается к людям так, будто со всеми знакома.
Мужчина улыбается ей. Но и не думает посторониться.
— Прошу прощения, уважаемый, нам бы пройти, — снова просит она.
Он стоит как вкопанный.
— Посторонитесь, мсье, дайте пройти.
Мне не до церемоний.
Мужчина продолжает улыбаться. Мы со старушкой проходим, слегка пихнув его. Какой противный.
— Идемте же.
Я поторапливаю старушку, надо шевелить каблуками. Бросаю на мужчину испепеляющий взгляд. А он все равно улыбается. Странный какой-то.
— Осторожней!
Старушка хватается за мой плащ: она чуть не упала.
— Простите, мадам! Вы не ушиблись? Извините меня, пожалуйста. Мне так неловко.
Старая женщина чуть не разбила лицо по моей вине! В тот момент, когда она подняла ногу, сходя с тротуара, я обернулась. Из-за этого и оступилась старушка. А обернулась я, чтобы посмотреть на мужчину, который так и не двинулся с места — стоит и улыбается.
— Извините, мне так жаль.
Я помогаю старушке выпрямиться.
Она возвращается на тротуар. Идет как слепая. Прислоняется к стене дома. Она больше не хочет, чтобы я ей помогала. И разговаривать со мной не хочет. А я из последних сил удерживаю моего изверга: он думает, что старушка хочет поиграть, и прыгает на нее.
Она визжит.
— Ко мне! Ко мне!
Старушка заслоняет руками лицо, как будто мы с Тото на нее напали.
Возле нас останавливаются прохожие, готовые прийти ей на помощь.
— Собака без намордника?
Да что они все, сговорились?
— Посмотрите на его хвост.
Я пытаюсь убедить мужчину, который кажется мне самым разумным. Хвост моего пса — что твой пропеллер. У пса просто хорошее настроение, поймите же. Он никого не собирается загрызть.
— Я вам про его пасть говорю. Если б собаки кусали хвостом, другое дело.
Ну все, пошло-поехало, так мы здесь до завтра проторчим…
Старушке помогают перейти улицу. Я под шумок удаляюсь. Ищу взглядом улыбающегося мужчину. Его уже нет. Зато вижу Анжелу, она бежит мне навстречу.
— Как ты?
— Ничего…
— Что случилось?
— Да ничего… ничего… Я зазевалась… Она увидела Тото, шарахнулась…
До меня вдруг доходит, что моя тетя тоже очень испугана. Аж покраснела.
— Я же не нарочно! Я не заслуживаю публичной казни!
— «Он» тебя узнал?
Анжелу вот-вот хватит удар.
Что? Кто? Кроме старушки, которая выбросит мой автограф быстрей, чем я расписалась, никто здесь меня не узнал. Что-то мне с утра одни больные на голову встречаются.
— Ты о чем?
— Да нет, я так.
Я внимательно смотрю на тетю. В ее «я так» слышна недосказанность: кажется, я что-то упустила, и мне вдруг становится ужасно интересно что.
— Что?
Она молчит.
— Слишком поздно! Что ты хотела сказать?
— Пошли?
— Нет уж! Начала — так договаривай!
Анжела мнется. Она действительно проговорилась, а договаривать ей очень не хочется.
— Ты никого не встретила?
— Это что, загадка? Я встретила человек сто! Сплошь придурки, если хочешь знать!
Я теряю терпение. «Давай же, колись, не тяни резину!» — так и хочется мне сказать. Я жду. Держу себя в руках, но мне это нелегко дается.
— Ты не встретила кого-нибудь знакомого?
— Нет.
— Ну и хорошо.
Наверное, я себя накручиваю… Ладно, там посмотрим, «встреча» начинается через десять минут.
— Тото! Кончай меня тянуть! — рявкаю я на моего пса. Мало того, что он вывихнул мне руку, изгваздал плащ, растрепал волосы и чуть не подвел под монастырь, — нападение на двух человек уголовная статья! — ему еще хочется отнять пирожок у проходящей девушки.
Я привязала Тото в кабинете у «ком-дир». Своего имени она мне не сказала, фамилии тоже. Должность в усеченном виде — все, что у нее для меня нашлось. Ком-дир.
— Он не будет грызть ножки? — беспокоится она.
— Как вы могли заметить, он не кролик и не бобер. В худшем случае задерет лапу.
Ком-дир поняла: я отъявленная грубиянка. А я просто не переношу, когда моего пса принимают за другого зверя.
Элизабет, пресс-атташе, смеется. Я забавна, когда злюсь.
— Извините, я перенервничала.
Ком-дир знает, «каково это». Она кивает со снисходительным видом. Проехали, она на меня не в обиде за резкость.
Приклеив к лицу улыбку, я вплываю в зал, следом за мной входит Элизабет. А народу-то много для утра субботы… Я ищу в публике своих. Вот мама — она теперь рыжая, и волосы прямые, — робко улыбается. Мандражит за меня. У Коринны розовеют щеки. Жоржетта, без намека на прежние округлости, смотрит, как в детстве, исподлобья. Не задаст ли мне кто-нибудь каверзный вопрос? К ним подбегает запыхавшаяся Анжела.