Девочки
Шрифт:
— Ты не взяла с собой Тото?
— Нет, он сегодня занят. И не умеет вести себя на улице.
«Он» улыбается.
— Это боксер?
— Да, боксер, и он очень высоко прыгает, когда радуется.
Что я такое несу? «Он» ничего не понимает.
— Мне надо выйти в сортир, — вдруг выпаливаю я.
Упс! Лучше было бы сказать «в туалет». «Он» немного удивлен: надо же, какая я грубая.
— Да, иди.
«Он» любезно дает мне разрешение.
Ой-ой-ой, если я выйду, вдруг «Он» посмотрит вниз? На мои пакеты? «Он» же увидит диктофон!
Мои руки ныряют под стол. Я хватаю пакеты. Вскакиваю.
— Тебе
«Он» смотрит круглыми глазами, как я уношу свои покупки в туалет.
— Сейчас вернусь!
Я опять ору: пусть знает — что хочу, то и делаю.
Туалет совсем крошечный. Я пересчитала все стены кольцами для салфеток. Мой плащ и сумочка остались на стуле. Черт! Я бы сейчас позвонила Стефану! Сказала бы ему, как все плохо! А мой телефон сиротливо лежит то ли в сумочке, то ли в кармане плаща! Ладно. Несколько минут я просто стою в туалете. Даже пакеты не кладу на пол — слишком тесно. Смотрю на свое отражение в желтоватом зеркале.
О-ля-ля! Ну и глаза у меня! Они сейчас выскочат из орбит. Надо подышать.
Я глубоко вдыхаю и сильно выдыхаю — раз, другой, третий. Закрываю глаза на каждом вдохе, открываю на выдохе. Через некоторое время чувствую, что пора кончать: все вокруг расплывается. У меня перенасыщение кислородом, так недолго и в обморок хлопнуться в туалете — прямо на свои покупки.
Ладно, пойду обратно.
Выбраться из микротуалета оказывается не так-то просто. Мои пакеты застряли в узкой двери. Блондин внимательно смотрит на меня. Я как могу стараюсь держать лицо. Дергаю несколько раз и наконец высвобождаю свой скарб.
Иду, изо всех сил заставляя себя не припустить бегом, к светловолосому мужчине, который так и сидит над своим лимонадом. Я сажусь, уже более непринужденная.
Опять расставляю вокруг себя пакеты — создаю броню, защищаюсь на свой лад. Снова кладу сверху диктофон.
Я еще ерзаю, но с меньшей амплитудой. Хорошо, что вышла в туалет, помогло.
— Ты очень талантливая, — заявляет «Он» напрямик.
— Спасибо.
— А тебя не напрягает, что твоя жизнь — достояние публики?
— Я по натуре эксгибиционистка.
«Он» смеется. Я очень смешная, так «Он», наверное, думает.
— Мне очень понравилась фотография, где у тебя длинные волосы, до пола.
— Спасибо.
Мои ответы лаконичны.
— Ты любишь, когда волосы растрепаны?
Я не знаю, что «Он» имеет в виду — фотографию или то, что творится сейчас у меня на голове.
— Я, по-моему, еще в детстве не любила заплетать косы.
— Я очень рад, что у тебя такая прекрасная жизнь.
— Да, жизнь у меня прекрасная, да.
— Твой дед умер.
— Да, дедушки не стало в прошлом году.
— А как бабушка?
— Хорошо, ей исполнилось восемьдесят лет, в субботу отпраздновали.
— Наверное, трудно было всего этого добиться?
— Бывает хуже.
— Твои интервью иной раз просто уморительны.
— Да.
— А вот то, что ты могла бы сигануть из окна, — это уже не смешно.
— Не сиганула же.
— Не слишком трудно бывает вживаться в такие ситуации?
— Не знаю, было ли мне вообще когда-нибудь легко.
— Я радовался, когда видел тебя в передачах, с виду ты была в порядке… а то ведь в какой-то момент я задумался.
— О чем?
— Все
— А...
Как бы мне хотелось, чтобы он не слишком усложнял, все-таки для первой встречи…
— Нет, я же вижу, ты в полном порядке. В форме… Куришь много…
— Да.
Простые вопросы, простые ответы.
— А танцами ты еще занимаешься?
— Когда есть время…
18
Речь идет о фильме Алена Корно по роману Амели Нотомб «Страх и трепет», главная роль в котором принесла Сильви Тестю славу и популярность.
— Ты объездила весь мир.
— Нет. Я много где побывала, но весь мир не объездила.
— У тебя все хорошо… В тридцать четыре года, поверь, не у всех так складывается…
— Да.
— А я? Как ты меня находишь?
— То есть?
— Внешне.
— Ну… Не знаю… Я нахожу вас таким, какой вы есть. Я ведь вас никогда не видела…
До меня вдруг доходит, что я ляпнула. Ну да… Я так и знала, что не надо усложнять вопросы! Можно ли было выразиться иначе? Трудно сказать. Я услышала собственные слова, как будто их произнес кто-то другой, честное слово. После этой неуместной фразы мы оба сидим, словно проглотив языки. Действительно. Разве я ожидала чего-то другого? Ожидала. В том-то и дело. Я думала, что «Он» больше похож на меня. Если не считать цвета глаз, линии роста волос, формы носа, рта, подбородка и ушей, у меня не так уж много общего с этим человеком…
— Как поживают твои сестры?
— Хорошо. Я сказала им о нашей встрече. Может быть, они тоже придут. Но я в этом не уверена.
— Было бы хорошо. А тетя Иоланда еще жива.
— Тетя Иоланда?
— Моя сестра.
Ах да, я что-то такое слышала… Стало быть, сестра этого человека приходится мне родной тетей.
— Она бы тоже с удовольствием пришла…
— Ох, нет! Целая семья в один присест, не уверена, что сумею столько переварить!
Я снова ору и ничего не могу с собой поделать.
Вдруг мелькает мысль: а ведь в меню могут быть еще сестры и братья.
— Вы женились снова?
— Нет.
— И у вас… у вас не…
— У меня нет других детей. Только вы.
«Он» сказал, что у него есть только мы.
Мы беседуем уже с полчаса; я поднимаю глаза и вижу бульвар, который просматривается за спиной светловолосого мужчины.
По бульвару идет дружок моей старшей сестры. Я едва удерживаюсь, чтобы не протереть глаза. Если язык у меня мелет помимо моей воли, почему бы глазам не видеть то, что им хочется? Но это, кажется, все-таки он. Да, по ту сторону витрины кафе идет дружок моей старшей сестры. Даже не идет, а крадется, как секретный агент. И с быстротой молнии проскальзывает в «Брасери-дез-Эколь». Не здороваясь со мной, садится за столик в другом конце зала. Прячется за газетой, которую на ходу выхватил из деревянной стойки, перед тем как сесть. Так, значит, моя старшая сестра придет…