Девушка с хутора
Шрифт:
— Во! Уже и глаза, как у филина! — тетка развела руками.— Не про батьку твоего речь. Ум надо иметь, сидеть тихо. Что будет, то божья воля. Ты расспроси у. Дашки, — вдруг ласково заговорила она, — может, мать ее что знает. Осторожненько расспроси, чтоб ничего не подумала. А батька твой, что ж, пусть приходит. Не чужой... Спросит: «Где дочка?» Скажу: «Вот дочка. Жила у меня, поила ее и кормила!» Не велики ж гроши Карповна за то мне платит. Да и когда еще расплатится. А я ж ее не тороплю... Может, и вовсе грбшей не возьму с вас...
Нюра с любопытством смотрела
— Или вот, — продолжала та, — повыселяли многих из станицы, хаты их позабирали, худобу порастащили. А как вернутся они, тогда что?
— Тетя! — Нюра резким движением скинула с головы платок, — а что вы раньше мне говорили? А что вы сказали про фенькину мать, когда ее арестовали? А разве не вы жалели, что большевистских жинок мало шомполами секли? А батю моего разве вы не бранили?
— А если красные не вернутся, и у кого ты опять жить будешь?— в свою очередь спросила тетка. — Ты меня не кори. А что, как я тебе опять пригожусь? Тебя с матерью кто спасает? Кабы не дедушка, чтоб с ней было?
Нюра нетерпеливо повела плечами, но тетка не дала ей говорить.
— Не тебе такие дела решать, —- погрозила она, — вырасти сначала. А у Дашки спроси, что я тебе велела. Не слиняешь, и ничего с тобой не сделается, и Дашке от того беды не станет.
— Сами спрашивайте.
— Вот, вот, — с укором сказала тетка, — это такое твое спасибо? Хорошая ты у меня племянница...
Она с трудом сдерживала гнев, и Нюра это видела. Но ей нисколько не было жалко тетку,—наоборот, та стала ей еще противней. Захотелось еще сильнее досадить ей. Но неожиданно открылась дверь и вошел дед Карпо. Не снимая папахи и даже не стряхнув с себя снега, он сел на скамью.
— Ну, здравствуйте, — помолчав, сказал он.
— Здравствуйте, — тихо ответила Нюра. Дед поднял глаза. Он давно уже не видел ее, а если и встречал, то не особенно к ней приглядывался.
— Когда ж ты успела вырасти? — наконец, сказал он.
На короткую-короткую минуту в его глазах даже мелькнул добрый огонек, но тут же он нахмурил брови и снова стал глядеть себе под ноги.
— Как живете? Как здоровьице ваше? — заискивающе спросила тетка. — Может, чайку вам скипятить?
Дед точно и не слышал ее, продолжал сидеть хмурый.
— Ну-ка, — вдруг обратился он к Нюре, — пойди погуляй.
Нюра молча покосилась на него, на тетку и вышла из хаты. «Скрывают что-то», — поняла она и, остановившись в сенях, стала прислушиваться. Но как ни напрягала она слух, не могла уловить ни одного слова. Тогда она выбежала во двор и подкралась к окну. Но здесь и вовсе ничего не было слышно. Не утерпела и осторожно заглянула в стекло. Дед сидел по-прежнему на скамье и, постукивая ребром руки по столу, что-то сердито говорил тетке. Та стояла неподвижно, внимательно слушала, и вся фигура ее выражала тревогу. Боясь быть замеченной, Нюра отошла от окна, стала искать глазами Дашу, но раскрылась дверь и раздался голос тетки:
— Иди, дедушка тебе что-то скажет.
Дед стоял посреди хаты. Нюра сделала к нему шаг и здесь впервые заметила, что она уже выше его ростом. Даже папаха не спасала его. «Дед-горобец», — вспомнила она, и ей стало приятно, что его так дразнят.
— Собирайся, — сказал тот, — довезу до хутора, — и вышел из хаты. Нюра испытующе посмотрела на тетку, та пояснила:
— Дедушка скоро заедет за тобой, у него еще дела есть. Видишь? А ты говоришь, что он неласковый. Это он только с виду хмурый. Собирайся.
— А почему меня за дверь попросили?
— Все тебе знать надо. Почему да отчего... Дело у него было, говорили мы тут... Весна подходит, хлеб надо сеять...
— А при мне нельзя про хлеб говорить?
— Вот пристала!
— Знаю я, про какой вы хлеб говорили.
Однако, Нюра все же была довольна, что представился случай уехать на хутор. Хоть и небольшая была радость сидеть в одних санях с дедом, она все же согласилась ехать. Вскоре к воротам рысцой подбежали кони, она уселась позади деда, и сани тронулись. «Как же я Даше ничего не сказала?» — спохватилась Нюра, но было уже поздно об этом думать.
Кони косились на снег, но бежали дружно. Нюра посмотрела по сторонам. На улице играли мальчишки. Они сбивали палками с деревьев снег, и он осыпался сверкающей пылью.
Дорога была давно знакома. Вот и степь, и курган. Теперь он, как огромная белая папаха, стоял на пути. А вот и балка... Здесь остановили их когда-то незнакомые люди... большевики. Было страшно. «А теперь я, может быть, и не испугалась бы,— подумала она. — Тогда было хорошо, ничего я не знала, играла с Фенькой...» И вдруг встрепенулась вся. «Фенька... что она мне теперь скажет?» И уже всю дорогу не могла оторваться от этой мысли. Хотелось, очень хотелось увидеть подругу, но предстоящая встреча и радовала, и пугала. Мысли ее оборвал дед:
— Батьку ждешь? — неожиданно спросил он. Голос его был так суров, что Нюра невольно вздрогнула и посмотрела вокруг себя. Всюду лежала безмолвная белая степь, только на горизонте серели еле различимые тополя да какая-то птица черным крылом чертила белесое небо.
Дед оглянулся, и они встретились глазами. Прошло несколько секунд. Дед остановил коней. Нюре стало страшно, она впилась руками в сани, но все же ответила:
– Жду.,.
Дед еще раз поглядел на нее, потом медленно отвернулся и отпустил вожжи. Кони тронули шагом.
— Ну, жди, — наконец, тихо выговорил он.
И оттого, что нельзя было понять, ласково или сурово он это сказал, Нюре стало еще страшней. Не отрывая взгляда от спины деда, она незаметно отползла к самому краю саней. Но дед сидел неподвижно и угрюмо молчал. И только когда миновали запушенный снегом мостик и уже ясно вырисовалась застывшая в неподвижности ветряная мельница, она успокоилась и подумала даже: «А чего ж я боялась?» И тут только сообразила, что дед с ней, пожалуй, и не справился бы. А когда въехали в хутор, она даже улыбнулась. «Ох, и дура я», — упрекнула она себя. С жадностью всматривалась в родные места. Здесь она летом гуляла с Феней... А вот и старая груша, а вот и хата Марины... Кони вдруг стали.