Девушка с хутора
Шрифт:
XLV
Вечером Нюра повидалась с Дашей и рассказала ей о своей встрече с гимназистом.
— Ой, смотри,—погрозила та,—ты не очень-то верь ему. На словах он, может, и хороший.
— Вот увидишь—-не ошиблась я. Только говорит он как-то не по-нашему. Должно быть, не из простых. А так хлопец он... мне нравится.
— Я вижу, что нравится. Ты сегодня какая-то... А ну покажи, брови не насурьмила?
—? Брови?—смутилась Нюра.—Чего я их буду сурьмить?
Даша тщательно осмотрела ее и воскликнула:
— Никак не пойму!
— Брось, глупости. Это тебе в темноте так кажется.
— Стой! — вдруг захохотала та. — Теперь знаю: Скубецкому хотела понравиться!—Но Даша смеялась без всякого зла. На-оборот—ей было приятно, что ее любимая подруга такая лад-ная.—Я тебя, Нюрка, очень люблю.
— Ия тебя, Даша, люблю,—просто и от дущи ответила Ню-ра.—Как твоя мама? Здорова?
— Спасибо. Она тебя часто хвалит.
— Слушай, Даша, мне еще ни разу так хорошо не было. Я никогда не думала, что с комсомолом так интересно. А что там наши хлопцы затеяли?—понизила она голос.—Ты не знаешь? Где они будут оружие брать?
— Ничего не знаю, нас же не пустили.
— Я за Ольку боюсь. Куда ей с хлопцами тягаться. Я б ловчей справилась.
— А я так понимаю,—Даша посмотрела по сторонам и стала говорить еще тише,—она—секретарь, вот ей и надо на самое опасное дело идти, чтобы ее уважали, особенно—чтоб хлопцы уважали, а то сами согласились, потом будут говорить: «Посадили секретарем девчонку». Правильно я думаю?
— Это верно.
— Когда же нам опять собираться?
— Не знаю. Я хотела б еще к Гале сбегать, рассказать про Скубецкого.
— Не надо часто ходить туда, а то люди скажут: «Чего повадились?» 11*
— Ну, прощай пока.
— Прощай, красавица.
Нюра побежала домой, у дверей оглянулась. Даша все еще стояла у плетня н ласково улыбалась ей.
«Вот любит меня!»—радостно подумала Нюра.
Дома тетка спросила ее:
— Ничего не слыхала? Про Ростов люди болтают.
— Значит, правда, если болтают.
— Это коммунисты распускают слухи.
— А разве у нас в станице есть коммунисты?—не утерпела, подзадорила Нюра тетку и тут же задала вопрос:—а что коммунисты? Чего им надо? Ну, белые дерутся, ну, красные дерутся, а они чего встревают?
— А они самые заправилы и есть,—с досадой сказала тетка.—Большевики хоть в бога верят, а эти—никак.—И тетка долго и пространно доказывала, что спокон веку были и будут хозяева и батраки, а иначе все с голоду пропадут.
— Где ж оно видано, чтобы хозяин без батраков столько десятин сам убрал? Да что у него, сто рук? Ты ж за него не пойдешь работать.
— А чего я буду за него работать?
— Вот видишь. Значит, и на тебя работают. Хлеб ты ешь?
— А где ж тот мой батрак, что на меня работает?
— Я твой батрак!—выпалила тетка.
— Да разве ж вы сами хлеб убираете?
— А хоть и не сама. Да и не ты! Кто тебя кормит?
— Мама меня кормит,—уже строго сказала Нюра,—и гроши вам за то платит, а на маму никто не работает, она сама, как бык, с утра до ночи ярмо тянет.
— Много твоя мать платит!
Нюра вспылила:
— .Батя вернется—полным рублем расплатится. Не плачьте. Что вы меня всегда куском попрекаете? Недолго вам батю ждать. Он здесь всем заплатит.
Тетка злобно посмотрела на Нюру, однако, при напоминании о скором возвращении Степана, сдержала себя.
На этом их разговор оборвался. Нюра принялась было за уроки, но сейчас же их бросила, вышла на улицу и села у ворот. Уже стемнело. Мимо проехал патруль. Она всматривалась в лицо каждого казака, искала среди них Кузьму, но его не было. Задумалась: «Может, и мой батя сейчас где-нибудь вот так же ночью с казаками едет... Только на нем не белая повязка... А может, он сейчас в Ростове... Вот бы посмотреть такой город! Батя вернется, все расскажет, а я ему скажу: глядите, ваша Нюрка уже комсомолка...»
Вдруг где-то недалеко один за другим четко ударили выстрелы, и только что проезжавший шагом'патруль рысью по-
несся обратно. Нюра видела, как казаки на всем скаку скидывали с плеч винтовки.
•— Что такое?—тетка испуганно выглянула из дверей.
— Не знаю.
— Закрой калитку!
— Не первый же раз стреляют. Чего вы? И вчера стреляли, и позавчера.
— Да разРе так? Иди в хату!
А в хате сказала:
— Туши свет!
И, не ожидая Нюры, сама погасила лампу.
— Ох, вы и пугливая нынче стали,—опять съязвила Нюра и, раздевшись в темноте, легла.
Однако и сама долго прислушивалась, не прокатится ли снова выстрел. Было тихо. Потом где-то далеко-далеко раздались голоса, они приближались и нарастали, и вскоре мимо окна опять промчались всадники. Наконец все окончательно успокоилось, и тишину изредка нарушал только собачий лай.
Нюра уснула. Рано утром она услышала осторожный стук в окно. Прильнула к стеклу и увидела Дашу. Та испуганно смотрела на нее и делала знаки, чтобы она поскорее вышла во двор. Нюра быстро оделась и выбежала.
—? Такое случилось! Такое случилось!—тревожно шептала Даша.—Где б нам поговорить, чтоб люди не видали? Идем за сарай- Да ты что в одном платье выскочила? Простудишься. Накинь на себя что-нибудь.
— Ничего...
— А я говорю—накинь!—строго приказала Даша.
— Вот командирша,—рассердилась Нюра, но все же послушалась, сбегала в хату, набросила на себя платок.
— Слыхала с вечера ' выстрелы?—поминутно оглядываясь, говорила Даша.—Это за нашими гонялись! Они оружие добывали. Уже два квартала пробежали, а тут хватились казаки и давай в погоню! Наши—через садки, через огороды, чужими дворами! Не знаю, все убежали, или не все, только на зорьке пришел к маме федькин отец Игнат Тарапака и сказал, что Ко-чура у него в хате прячется. Он ночью к нему во двор заскочил, а собаки лай подняли. Игнат выбежал, а это Кочура в конюшне у него притаился. Игнат хотел зарубить его, а Кочура и объяснил—я, мол, прячусь. Так, мол, и так. А тут опять по станице скачут, ищут. Ну, Игнат пожалел и не выдал его. Зарыли они винтовки там же в конюшне, а на зорьке Игнат говорит маме: «За Кочуру не беспокойтесь». И ушел. Мама не знала ничего, не поняла. Тогда я схватила шаль и побежала к Игнату. Там мне Кочура и рассказал все. А Кочура говорит: «Я его нарочно послал к твоей маме, чтоб ты догадалась, а то не знаю—можно выходить на улицу или нельзя, поймали кого