Девятая рота (сборник)
Шрифт:
– Господин Поддубный, как вам понравился Париж? – сдерживая улыбку, перевел первый вопрос Карсаков.
– Ничего, – покосившись на него, кивнул Иван. – Есть на что посмотреть.
– Господин Поддубный говорит, что он глубоко потрясен красотой вашего города, – перевел Карсаков.
– Вы надеетесь победить в чемпионате?
– А что ж я, по-вашему, за сто верст киселю хлебать приехал?
– Он уверен в победе, хотя отдает должное соперникам, – переводил Карсаков.
– Кого из противников вы считаете наиболее опасными?
– Не знаю
– Он особо выделяет немецкого борца Вебера, серба Антоновича и, конечно, чемпиона Франции Рауля де Буше.
– Правда ли, что вы не проиграли ни одной схватки?
– Бог миловал.
– Ни одного поражения за всю карьеру, господа!
– Откуда вы родом? Из какой семьи? Кто ваши родители?
– Из казаков я, с Кубани.
– Господин Поддубный – сын простых крестьян. Это большая дружная семья, которая выращивает хлеб на юге России. Сам Иван тоже занимался полевыми работами и только пять лет назад впервые попал в город, где увлекся борьбой. Как вы видите, он по-прежнему ходит в традиционной одежде простых русских крестьян, – указал Карсаков на черкеску.
Журналисты восторженно закивали, зацокали языком, торопливо записывая.
– У вас есть жена? Она тоже крестьянка?
– Слушай, какое им дело-то?
– Улыбайся, Иван, улыбайся… Нет, господин Поддубный еще не женат.
– А что вы скажете о парижанках? – кокетливо спросила толстенная, под сто кило, тетка в первом ряду.
– Скажи ей что-нибудь, чтоб не обидеть, – попросил Иван.
– Он говорит, что, судя по вам, мадам, парижанки прелестны.
– Правду ли писали в русских газетах, что вы работали грузчиком, или это ваша цирковая легенда? – спросил кто-то.
– Правда, – коротко ответил Иван. – Слушай, это кончится когда-нибудь?
– Терпи, Иван… Господин Поддубный действительно работал грузчиком в морском порту, где его и нашел цирковой антрепренер.
– Невероятно! – защебетала толстуха. – Расскажите, как вы работали грузчиком?
– Вот так! – потерял терпение Иван. Он одной рукой легко взвалил визжащую толстуху на плечо, поднялся по ступенькам отеля и там поставил на ноги. Репортеры, хохоча, зааплодировали, замигали вспышками камер…
– Да, Иван… – сказал Карсаков, когда они вошли в отель. – Завтра ты будешь на первых полосах всех газет!
Поддубный стоял в проходе под трибунами «Казино де Пари» в накинутом на плечи халате, переминался с ноги на ногу, нервно подрагивал мышцами, глядя на противника по другую сторону арены – высоченного атлета с красивой, рельефной мускулатурой и осиной талией, с невозмутимым надменным лицом.
– Не торопись, не иди сразу в захват заломя голову, – Эжен массировал шею Ивану. От волнения у него заметнее прорезался акцент. – Присмотри чуть-чуть, походи вокруг. Он хитрый борец, но левая рука у него немного слабая. Не дай ему работать правой, свяжи ее…
– Волнительно что-то, – Иван передернул плечами. – А у него вон, морда как каменная.
– Он хитрый, он тоже волнительный, но тебе не покажет. Он такой же борец, как те, кого ты борол в России. Может, немножко сильнее. Совсем чуть-чуть.
– Так там публика своя, – Иван искоса оглядел разодетых зрителей. – А тут…
Судья вышел на середину арены. Шум на трибунах стих.
– Чемпион Норвегии, северный Геркулес – непобедимый Ла-а-арс Нордгрен!! – по-французски объявил судья.
Зал взорвался овацией и визгом дам. Норвежец вышел на арену, приветствуя публику.
– Русский медведь, кубанский казак – Иван Под-д-дубный! – вскинул судья руку в другую сторону.
– Только не торопись! – последний раз напомнил Эжен, снимая халат с плечей Ивана.
Иван вышел на арену под свет прожекторов. На трибунах послышались жидкие аплодисменты. Русская делегация хлопала изо всех сил, пытаясь завести публику, но выглядело это жалко в тишине зала.
Борцы пожали друг другу руки и встали в стойку. Судья уже поднял руку, чтобы объявить начало схватки, но в этот момент кто-то из зрителей с галерки проорал что-то на весь зал. Трибуны взорвались хохотом, за судейским столом тоже невольно заулыбались, даже каменное лицо Ларса дрогнуло в подобии улыбки.
– Что он сказал? – настороженно обернулся Иван к Эжену.
Тот плутовски скосил глаза в сторону и сокрушенно покачал головой.
– Что он сказал, Эжен?!
– Он сказал: Ларс, грузи этот мешок с картошкой и быстрее заканчивай, – перевел Эжен.
У Ивана побелело лицо. Он исподлобья оглядел трибуны и уперся бешеным взглядом в соперника. Едва судья успел махнуть рукой, Иван бросился на норвежца, обхватил его за шею и повалил на арену. Тот пытался сопротивляться, но устоять под таким натиском было невозможно.
Трибуны, начавшие было подбадривать своего любимца, затихли.
Непобедимый Геркулес попытался на четвереньках, волоча насевшего на него по-медвежьи Ивана, выползти за пределы ковра, но Поддубный перехватил его поперек пояса.
– Мешок, говоришь, с картошкой? – сдавленным от напряжения и ненависти голосом прошипел он. – Я тебе покажу, как я мешки в порту грузил! – он поднял противника над головой и со страшной силой швырнул плашмя спиной об пол. Потерявший сознание Ларс замер на ковре, раскинув руки. В гробовой тишине Иван обвел тяжелым звериным взглядом трибуны и не оглядываясь пошел прочь с арены.
За его спиной зал в едином порыве вскочил на ноги, заглушая восторженным ревом объявление судьи о победе русского медведя…
Иван в черкеске и папахе, постукивая тростью по брусчатке, шел по солнечной парижской улице с Карсаковым и Друбичем. Многие прохожие оглядывались на него, узнавая. В некотором отдалении, то забегая вперед, то отставая, следовала стайка мальчишек, с восторгом разглядывая Поддубного. Поймав его взгляд, они разом пригнулись, выставив вперед скрюченные пальцы как когти, и зарычали по-медвежьи. Иван засмеялся, погрозил пальцем.