Девятая рота (сборник)

Коротков Юрий Марксович

– Ближе к делу, граф, – невольно улыбнулся председательствующий.

– Ваше высочество, этот Поддубный действительно не отличается ни техникой, ни атлетической фигурой. Но при этом в цирке он связывает поясом трех человек из публики и носит на вытянутой руке! Одним движением рвет книгу в три пальца толщиной! И главное – все это без какого-либо видимого напряжения, как детская забава. Если привезти его в Петербург, приставить к нему опытного тренера – Эжена, к примеру, – указал он на старого борца, скромно сидящего в углу, – обучить технике…

– …и послать этого безграмотного босяка, грузчика, этого циркового медведя в Париж представлять Россию перед всем цивилизованным миром! – вскочил другой член Общества. – Позор! К тому же не забывайте, граф, – это французская борьба, а не крестьянская забава на поясах!

Тотчас спор вспыхнул с новой силой, заговорили все разом. Общество явно разделилось на два непримиримых лагеря.

Председательствующий поднял руку, призывая к тишине.

– Я полностью согласен с вами, князь, – спокойно сказал он. – Вы безусловно правы. Вот вы и поедете представлять Россию перед цивилизованным миром.

– Я? – растерялся тот.

– Ну, я как член царской фамилии не могу участвовать в подобных турнирах, да и физическая форма не позволяет. А среди оставшихся членов Общества вы занимаете самое высокое положение. А нам останется надеяться, что противники, только услышав ваш титул, просто разбегутся с арены.

В зале послышался сдержанный смех.

– Когда начинается война, избави бог, мы обращаемся к народу, и меньше всего нас заботит происхождение и манеры тех, кто защищает Россию. Речь идет о престиже страны, господа. До чемпионата осталось три месяца, а мы, по русской традиции, продолжаем бесплодные дискуссии. Везите вашего самородка в Петербург. Даже медведя, как известно, можно обучить манерам. Это по вашей части, господин Карсаков. Эжен займется тренировками. За любой необходимой помощью можете обращаться непосредственно ко мне. Извините, господа, дела, – великий князь встал.

Тотчас поднялись все и склонили головы в знак повиновения.

Маша диктовала, прохаживаясь с книжкой по комнате, Иван, покорно склонившись над тетрадкой, шевеля губами, писал диктант. Поставил точку.

– Все, Машунь? – с надеждой спросил он.

– Еще два предложения, – строго сказала она.

– Устал я, – жалобно сказал он. – На арене и то меньше сил уходит. – Иван, громко вздохнув, обмакнул ручку в чернильницу и снова склонился над столом.

– Ну как ты не поймешь, Ваня! Для тебя же это! Пригодится в жизни!

– Да понимаю я, – буркнул он. – Потом крестиком вышивать заставишь…

Маша продолжила диктовать.

– Ну, теперь все?

Маша подошла, наклонилась проверить. Иван обнял было ее, Маша звучно шлепнула его по руке.

– Вот здесь какая буква должна быть? – указала она.

– Ерь.

– А ты почему ять написал?

Иван поправил ошибку.

– Ну теперь-то правильно?

Маша нарочно медлила, пряча улыбку.

– Правильно, – наконец сказала она.

Иван тотчас радостно вскочил, легко подхватил смеющуюся Машу на руки и понес из комнаты.

Раздался громкий стук в дверь.

– Кого еще черт принес? – досадливо сказал Иван и с Машей на руках пошел к двери. – Кто там?

– Письмо господину Поддубному!

Они переглянулись, Иван поставил Машу на ноги и открыл. Вошел незнакомый господин, протянул большой пакет с гербом и сургучной печатью.

– Из Петербурга, – удивленно сказал Иван. – Спасибо, братец.

– Ознакомьтесь в присутствии, пожалуйста.

Иван открыл пакет, начал читать. Маша, привстав на цыпочки, заглянула через плечо.

– В Петербург поедем, Машуня! – радостно сказал он.

– Извините, господин Поддубный… – неловко покосившись на Машу, сказал господин. – Велено сопроводить вас одного.

– Вот что, братец, – Иван решительно сунул ему письмо обратно в руки. – Передай, один не поеду! Прощай!

– Что ты, Ваня! – она выхватила письмо. – Нельзя отказываться! Это же не просто турнир – чемпионат всего мира!

– Да как я один, без тебя-то! Ни дня не расставались, а тут – чуть не полгода!

– Я никогда у тебя на пути стоять не буду, – решительно сказала она. – Когда ехать?

– Завтра утром поезд, – ответил господин.

Иван и Маша поцеловались последний раз на перроне. Господин нетерпеливо переминался поодаль. Дежурный по вокзалу позвонил в колокольчик.

– Поезд отправляется, господа!

– Ну, с богом! – Маша отстранилась и перекрестила его.

Иван поднял чемодан и трость.

– Боязно что-то… – сказал он. – Вот опозорюсь-то на весь мир – обратно не примешь.

– Я тебя любого приму, – сказала она. Подняла пальцем его подбородок: – Алле! Я все могу! Я самый сильный!..

Поезд тронулся. Маша помахала стоящему в дверях вагона Ивану и подняла ладонь со скрещенными пальцами…

Поддубный в черкеске, Эжен, Карсаков и Друбич ехали в открытом авто по набережной Сены.

1903 год. Париж

Иван вертел головой налево и направо, с жадным любопытством разглядывая город: Триумфальную арку, мосты над Сеной, дворцы, публику на Елисейских Полях, Эйфелеву башню вдалеке.

– Париж, Париж… – пожал он плечами. – И чего все сюда рвутся-то? Петербург куда красивей будет!

Провожатые переглянулись.

– Иван Максимович, – сказал Карсаков. – Сейчас на вас набросятся французские газетчики – вы им это не говорите, пожалуйста. Парижане – патриоты своего города, боюсь, вы сразу настроите их против себя.

– Что я, пряник медовый, чтоб всем нравиться? – буркнул Иван. – Взасос мне их целовать теперь?

– Вы будете переводить, граф, – сказал по-французски Друбич. – Думаю, с вашим поэтическим даром вы сможете сгладить острые углы…

У дверей отеля действительно ждала толпа репортеров. Они наперегонки бросились к Ивану, окружили его плотным кольцом, заговорили все разом. Со всех сторон замигали вспышки фотокамер.