Деяние XII
Шрифт:
Вскоре их неприязнь, в соответствии с причудливыми законами психологии, перетекла в бурный, но краткий роман. А после того, как он закончился, они словно разделили сферы влияния на дорогого им человека. С тех пор относились друг к другу куда терпимее.
Где-то в то же время Ак Дэ, наконец, сказал Палычу, кто его отец, и что Княжна – член Артели.
Сначала Палыч хотел его убить.
Потом стал думать.
Всё встало на места.
Он понял, что это была его проверка.
И, наверное, не последняя.
Он не простил Артель – прощать
Наконец, уронил:
– Значит, меня зовут Иван Львович…
Как-то Лев сказал ему, что, будь у него сын, он назвал бы его Иваном.
– Впрочем, нет, – чуть помолчав, подолжил он. – Не срослось…
Ак Дэ удовлетворенно кивнул – Палыч прошел проверку.
Куда труднее было продолжать посещать отца, зная всё. Но со временем утряслось и это. Палыч успокоился и осознал, что явление великовозрастного сына вряд ли пойдет на пользу пожилому и больному человеку, чья горькая неустроенная жизнь наконец-то стала обретать более-менее приемлемые формы.
Княжна узнала правду тогда же, и для неё это тоже было тяжело. С тех пор и появилось это ироническое «братец-сестричка» в их общении с Палычем. Так она протестовала против биологической несправедливости: тоже хотела быть его дочкой!
Теперь эти мелочи не имели значения. Всей разработанной интуицией Палыч чувствовал сгущение опасности. И чем ближе к дому учёного приближался, тем явственнее становилось дыхание смерти.
Растворившись в тени, он оценивал конфигурацию. Ничего хорошего. Наблюдатель даже не прятался – стоял у закрытого гастронома, старательно изображая мертвецки пьяного. Дальше. Арка во дворик, куда выходила парадная ученого. Там двое – мужчина и женщина. Банальный трюк – влюбленная парочка никак не может расстаться.
Во дворике, конечно, тоже были клаберы. И в парадной. Палыч взмолился, чтобы они ещё не успели проникнуть в квартиру. Впрочем, кажется, операция только начиналась.
Кинув взгляд на здание НИИ, некогда бывшее старинным храмом, заметил на колокольне проблеск оптики – прицел или бинокль. Сколько ещё снайперов и наблюдателей было на окрестных чердаках, знать не мог. Да и что бы это дало? Всё равно придется начинать действовать в одиночку – подмога явно опоздает.
Быстро и бесшумно двинулся к гастроному. Пьяница, не успев его заметить, свалился ничком. Пьянь и пьянь, лежит и лежит. А что из левой стороны груди его торчит заточка, сразу и не заметно.
Трудно отводить глаза противнику, которого не видишь, на это способны разве что Мастер с Ак Дервишем. Палыч мог только надеяться, что сейчас ему это удалось, и наблюдатели на крышах не сообщают сейчас о нём по рации людям во дворе.
Парень у арки всё же услышал его приближение и сунул руку за пазуху. Два хлопка пистолета Палыча положили «влюбленных» на грязный снег.
Во дворике стоял неприметный «москвич», внутри просматривалось трое или четверо. Судя по номеру, из Большого дома. Ничего удивительного: Клаб всегда пользовался своими людьми в этой крайне неоднородной организации. А Артель – своими.
Похоже, ему удалось пройти скрытно – люди в машине не проявляли признаков беспокойства. Палыч уже собирался открыть огонь, но в эту секунду из парадной выскочил растрёпанный человечек в замурзанном пальтишке прямо на майку и грязных вытянутых «трениках». В руках у явно поддатого хмыря болталось мусорное ведро. Опростав его в бак, он резво подскочил к машине. Палыч узнал соседа учёного – бывшего «вертухая», алкаша и неприкрытого стукача.
Несколько секунд у Палыча было. Он навострил уши.
– Повторяю ещё раз: поднимаешься, дверь оставляешь открытой, не оглядываясь, идешь в свою комнату и сидишь тихо. Через час вызовешь ментов. Ничего не видел, ничего не слышал, – наставлял из машины суровый голос.
Человечек часто кивал, расплывшись в пьяной улыбке.
– Пошёл!
Алкаш повернулся и нервной трусцой поскакал в парадную.
Трое вылезли из машины и двинулись за ним. Теперь Палыч видел, что в «москвиче» остался только шофер. Проходя мимо, он выстрелил в него через открытое окно и тут же ещё трижды – в широкие спины киллеров. Стрелял он изрядно, контрольные вряд ли понадобятся. Впрочем, на эти изыски и времени не было.
Теперь вставал очередной вопрос: сколько клаберов в парадной?
То, что за ним уже рванула группа из укрытий, понимал. Но это его не беспокоило – он успеет. Но сколько же козлов в парадной?..
Внизу лестницы явно никого – незачем. Но, надо думать, есть над квартирой, площадкой выше. И, скорее всего, двое, на троих там места маловато.
Так думал Палыч, быстро поднимаясь высокими, смердящими человеческой и кошачьей мочой пролетами, на второй этаж, к квартире учёного.
Как он и думал, дверь была распахнута. Но он взлетел ещё на пролет.
Так и есть – шевелились тени. Двое, кажется. Два хлопка, один упал, второй поднял руку со стволом. Ещё хлопок. Упал и этот.
Господи, третий!
Пистолет щёлкнул – магазин закончился.
Палыча спасло только то, что нападающие тоже явно избегали шума, а у этого, видимо, не было глушителя на пистолете. Лезвие скользнуло по рукаву куртки – артельный вовремя отшатнулся. Перехватил руку с финкой, заломил её и резко толкнул. С лёгким хрустом нож вонзился в горло противника, тот забулькал и осел в лужу остывшей мочи. Палыч для порядка резко и коротко саданул ему в висок рукоятью пистолета. Бульканье стихло.
Дверь парадной хлопнула, послышались быстрые осторожные шаги нескольких человек. Палыч слетел в квартиру, запер дверь на все внушительные засовы, припер тяжёлым сундуком с Бог знает каким барахлом. Старой хоккейной клюшкой заложил двери в комнату соседа и повернулся.
На него с печальным удивлением глядели усталые, чуть раскосые глаза отца. В его руке дымился вечный «Беломор» с затейливо прикушенным мундштуком.
– Павлуша, что пгоисходит? – сильно грассируя, спросил он негромко.