Действия войсковых разведчиков
Шрифт:
– Аверченко схватился с фашистскими танками, - прислушиваясь к стрельбе, заметил Дремин.
– Куда же все-таки исчез десант?
Он позвонил на пост номер один, потребовал доложить обстановку.
– Танки майора Аверченко ведут бой метрах в двухстах от поста, - ответили Дремину.
– Пять немецких и три наших танка горят.
– А фашистскую пехоту вы наблюдаете?
– Пехоты не вижу, здесь только гитлеровские танки.
Дремин справился об обстановке еще на нескольких постах.
– На других окраинах поселка спокойно, -
Они прислушались к стрельбе, вдруг разгоревшейся с новой силой и, казалось, приблизившейся к поселку.
Резко и торопливо зазвонил полевой телефон.
– Докладывает старший поста номер четыре рядовой Табунов, - услышал Дремин тревожный голос солдата.
– Около ста лыжников в белых комбинезонах идут по лесу на поселок!
– Так. Укажите точнее, где сейчас лыжники, куда идут. Прямо на вас?
– Проходят мимо. Голова колонны на уровне поста, метров двести западнее. Курс прямо на поселок.
– Вас понял. Продолжайте наблюдать!
– распорядился Дремин и повернулся к Вершинину:
– Все слышал? Вот и десант объявился. Смотри сюда, - показал он пальцем на лист кальки.
– Это четвертый пост… Двести метров западнее… значит, тут голова колонны десантников. Картина ясная: танки с запада, десантники с северо-востока, так сказать, концентрический удар по нашему штабу. Ну, майор, давай с разведчиками навстречу десантникам.
– Понятно!
– сказал Вершинин и схватил телефонную трубку.
– Вяльцев! Весь отряд по боевой тревоге к дому оперативного отдела!
…Вот и последний дом, околица. За ней - широкая полоса голого кустарника, вырубка и темный лес. В кустарнике в неглубоких окопчиках пятеро офицеров из отдела кадров, занявших оборону. Один из них вылез из окопа, подошел к Вершинину.
– Привет, майор! Зачем пожаловал, мы в подмоге пока не нуждаемся, - бодро проговорил он. Офицер еще ничего не знал о десанте противника.
– По приказу майора Дремина я принимаю этот сектор на себя, - сказал Вершинин.
– Можете возвращаться со своими людьми к себе в отдел.
По ветхой скрипучей лестнице Вершинин и Вяльцев поднялись на чердак дома. Лыжников, скользивших в направлении поселка, они увидели сразу же. Вяльцев посмотрел в бинокль.
– Человек восемьдесят, пожалуй, будет, - проговорил он.
Вершинин ничего не сказал, обдумывая, как лучше расположить разведчиков. Лыжники близко, через считанные минуты они будут у околицы, уже не успеешь ни окопаться, ни устроить засаду.
– Ну что ж, здесь и примем бой, - решил он.
– Ручной пулемет, товарищ Вяльцев, установите тут, на чердаке, остальным занять позиции в кустарнике, сразу за околицей.
Через минуту из-за домов показались разведчики и, низко пригибаясь к земле, рассыпались по кустарнику.
Вершинин остался на чердаке рядом с пулеметчиком. Он видел, как лыжники остановились на опушке леса, затем человек десять из них направились к поселку.
– Выслали разведку, -
– Подпустим поближе.
Лыжники приближались, до них уже двести метров… сто пятьдесят.
– Огонь!
– негромко скомандовал Вершинин.
Шестеро гитлеровцев упали, четверо побежали обратно, но, скошенные огнем ручного пулемета, тоже остались лежать на снегу. Вершинин перевел бинокль на опушку леса. Две красные ракеты взвились в серое небо.
Фашистские лыжники снова перестроились в колонну и быстро заскользили в глубину бора.
– Уходят, товарищ майор, - сказал Вяльцев, поднявшийся на чердак.
– Вижу, - проговорил Вершинин.
– Кому-то просигналили ракетами и поспешили убраться. Пожалуй, на этом все и закончится, опасность для нас миновала. Оставайтесь тут на всякий случай еще с полчаса, а я пойду в штаб, доложу командованию, может быть, найдутся средства где-нибудь перехватить диверсантов. И вот что! Осмотрите тех лыжников, и если есть живые - доставьте в разведотдел.
Вершинин ушел.
– Можно закурить, - разрешил Вяльцев.
– Но смотреть в оба. Рязанцев, Савко, Петяшин, за мной!
Утопая по колено в снегу, Вяльцев с тремя разведчиками зашагал к лежавшим неподалеку гитлеровцам. Шестеро лежали рядом, насмерть сраженные огнем советских солдат. Трупы обыскали, забрали оружие, лыжи. Седьмой фашист распластался поодаль. Вяльцеву показалось, что он пошевелился. Помня приказание Вершинина, лейтенант с разведчиками поспешили к нему. Гитлеровец приоткрыл глаза, застонал, когда из его рук взяли автомат. Лицо его было смертельно бледным, посиневшие губы крепко сжаты. «Умрет еще», - забеспокоился Вяльцев и приказал Рязанцеву перевязать лыжника.
Рязанцев вынул из кармана пакетик с бинтом, надорвал его и нагнулся над раненым. Вдруг фашист дернулся, выхватил финский нож, ударил им разведчика в живот. Охнув, Рязанцев отскочил в сторону.
– Ах ты, гадина!
– выругался Петяшин и занес приклад автомата над головой лыжника.
– Стой, Петяшин, стой!
– остановил его Вяльцев, ногой вышиб нож из руки гитлеровца.
– Эту скотину надо живым доставить к майору. Обыщи получше, может, у него еще какое-нибудь оружие осталось, и перевяжи потом.
Вяльцев подошел к Рязанцеву, который, расстегнув полушубок и задрав гимнастерку, ощупывал свой живот. На его пальцах краснела кровь.
– Ну-ка, дай я взгляну, - сказал Вяльцев и осмотрел рану.
– Держи гимнастерку, сейчас перевяжу. Рана ерундовая, касательная, полушубок тебя спас. Как же ты, Рязанцев, опростоволосился, позволил фрицу ударить себя?
– Да я, товарищ лейтенант, никак не думал… Я же его перевязать хотел.
– На войне, Рязанцев, не думать нельзя. С фашистами всегда держи ухо востро. Для них не существует ни чести, ни совести, на любую подлость пойдут. Ты это запомни и не будь простофилей. Ну вот и все, - сказал Вяльцев, туго завязав бинт на животе Рязанцева.