Пять лет миновало с того сволочного дня,Когда ты ушел в песок и тебя не стало.Сквозь мерную дрожь вечереющего огня,Сквозь сонную взвесь магнетического кристаллаСлежу за тобой, за условно живым, за тем,Как ты говоришь беззвучно, куришь без дыма,Как ты выбираешь из переплетенья темНе ту, воплощенье которой необходимоПаскуде-издателю, как для пупка бандаж,Костыль для ходьбы, извиненье для выраженья;И вот уже резво скачущий карандашКропит белизну, разгружая воображенье…Но как бесновался, как выл я пять лет тому,Метался меж сосен, себя невпопад жалея,Как сердце топил, как немой идиот Му-му,В клокочущей смеси портвейна, чернил, елея,Как память крестил, как осеннюю тьму монах,Как в сумерках шёл по Сенной за тобою следом,И как, объявившись в моих суетливых снах,Ты вёл себя так, словно что-то про что-то сведал.Про что? – намекни, просвети, не оставь слепцом,Надеждой плесни по уныло цедящим жилам.Вот я – неглубокий старик с проходным лицом,Мне верить в ничто, в пустоту уже не по силам.Продлить отраженье? Небывшее освежить? —Не дай угодить врасплох
на скорбные дроги.Как мама моя, атеистка, кричала: «Жить!» —Полгода кричала: «Жить!» на смертном пороге.24.09.93
Воспоминание в пионерском лагере Ижорского завода
(пос. Тюрисевя, ныне Серово)
Воспоминанье, круглое, как дата,Восторжен и болтлив, что твой дебил,Здесь, в пионерском лагере когда-тоЯ Гольдину Викторию любил.Тому назад лет сорок с лёгким гакомЯ сочинял сей образ впопыхахВот в этих соснах, выпачканных лаком,Вот в этих недовытоптанных мхах.Неотвратимый, жаркий, словно дьявол,Я вис и вился, каменел и мчал,В её зрачках то плавился, то плавалИ что-то неизбежное мычал.Смугла, туманноока, бурноброва,Всегда одна, навязчиво одна,Она была не то чтобы сурова,Но как-то вдохновенно холодна.А всё же зрела, всё-таки внимала,Ответный пламень вспыхивал и тух,Но результата слишком было малоВ сравненье с тем, что изнуряло дух…Теперь здесь осень. Радужные пятна,И воздух, кисловатый, как вино.И что казалось встарь невероятно,За давностью времён исключено.Исключено. А было бы забавноЗабытую Викторию найтиИ рыхлой статью пожилого фавнаСвинтить её с торёного пути.Сомнительные радости говеньяВдруг мстительным восторгом освежить,Небывшее восстановить мгновеньеИ снова вдохновенье пережить.А в результате вычеканить одуПро то, как Бог судил, а чёрт ссудил.Хоть говорят – в одну и ту же воду,Но ты же ведь в неё и не входил.И так закончить: бывшая отрада,Прими привет от старого дружка —От запевалы третьего отрядаИ старосты юннатского кружка.1992
Пробуждение
Просыпаюсь по частям,Наблюдаю с интересом:Вдруг какая не проснётся —То-то будет красота.Взрыло дряблою волнойТо, что раньше было прессом,Шея скрипнула шарниромИ душа сошла с креста,На котором до утра,До включения сознаньяБезмолитвенно моталась,Будто вялилась во сне,Угнетённого умаБезмятежное созданье,Орган самосозерцанья,Потаённое пенсне.Сон истаял, мрак погас,Жизни рьяное роеньеРаскодировать ни смысла,Ни возможности, увы,Норовя перевестиВпечатленье в настроенье,Омолаживаю звенья,Охорашиваю швы.Вместо музыки сумбурТипа сельской нескладухи,Перегляды, переплясы,Хохоточек жестяной;Затаились и шуршатТо ли мухи, то ли духи,Крысоватый зверопудельРаспевает за стеной.Вот такая лепота,Вот такое пробужденье:Ни посмертно не засеять,Ни построчно не продать.Это словно бы суметьПострадать за убежденье,Что страдание не можетУбежденье оправдать.Вот и глохни, и трясиОплешивевшею репой,Эту музыку распадаНе умеющий постичь,Окольцованный, как гусь,Недоумок недолепый,Разухабисто несущийНедощипанную дичь.Вот и лопайся по швам,Безотчётно потакаяЧьим – не ведая – затеям,Воспалённый, как чума.«Отчего же, – скажут, – жизнь,Неприметная такая,Вдруг становится причинойПовреждения ума?»Эта каверзная связьСокровенней пуповины:Ощущенье восхищенья,Подогретого бедой.Это вечные, как стыд,По себе сороковиныС упоительным рефреном:«Жаль, что умер молодой».
Час собаки
Растворив кошерное в квасномИ забывшись регулярным сном,Только это я соприкоснулсяС кем-то важным в чём-то расписном,Занавес упал, и я проснулся.Так вот пробудился и лежу,Как седок низринутый – вожжу,Волоча поводья сновиденья,И себя неволею ввожуВ каверзы предутреннего бденья.Вроде ночь, а в голове светло.Что за тварь колотится в стекло?Муза или кто-нибудь попроще?Прыснуть дэтой, оборвать крыло,Засушить, и то-то будут мощи,То-то утешенье дуракуВставить в набежавшую строкуЭти романтические знаки:Пульса безмятежное ку-ку,Веры недокошенные злаки.Прилетел незримый шестикрыл,Ласково дыханье перекрыл,Чтобы стало бедному понятно,За какой нуждой он воду рылИ откуда на исподнем пятна.Отозрел недогрешивший аз,Ссёкся голос, изморгался глаз,Что ни свяжет – праздно либо ложно.Вот и жизнь прошла. В который раз.Всё равно привыкнуть невозможно.26.04.94
«Всему приходит череда…»
Всему приходит череда:Вражде, нужде, обидам.Спешит за вторником среда,За стадом индивидум.За барышом спешит товар,Молчание за словом,И честный рисовый отварТоропится за пловом.Всему
выходит срок и прок.Давно ли мой ровесникСалютовал, узрев порок,Парил, как буревестник?Давно ли был он ас перин,Пленялся дивной ножкой?А нынче глушит аспиринИ заедает ношпой.Вот так и мы с тобой, мон шер,На склоне сели в лужу.Давно ли шустрый акушерНас выволок наружу?И первый свих, и первый стих,И вечность в каждой дате,И долгоногих аистихБожественные стати.Давно ли Шуберт на водеИ Моцарт в птичьем гаме?Вдруг – бац! – и нет тебя нигде,Уплыл вперёд ногами.И в наступившей пустоте,Пустив пузырь из носа,Тебя списали по статьеМорального износа.9.03.95
«Дремота опутала нас, как лоза…»
Дремота опутала нас, как лоза,Свинцом затекла поясница.Мы спать улеглись и закрыли глаза,И время нам начало сниться.И то, как минута тащилась, и то,Как час извернулся мгновеньем,В отверзии сна, как в лучах шапито,Не стало для нас откровеньем.Мы время ютили в пустых словесах,Винили в малейшей напасти.Нам стрелки в ручных, как скотина, часахЕго разрезали на части.– Вот, – думали мы, – не идея, не вещь,А нечто, предмет измеренья;Впилось незаметно, раздулось, как клещ,Не муча ни слуха, ни зренья,И всё, и пропало, и нет его, нет.И лишь иногда, временамиСветает, смеркается, гасится свет…Но только потом, через тысячу лет,Поймёшь, как сурово за весь этот бредГосподь посмеялся над нами.
15 ноября
«Ничего не бывает даром-м-морда!» —прозвучало как бы с небес.Возможно, из недр, похоже, своих, в общем,вышло довольно внятно.Точно не ангел, они молчат, но вроде бы и не бес.Зажмурил глаза, а там никого, какие-то злые пятна.Потягивает поверить, хорошо бы узнать, во что.Между прочим, через неделю будет месяц до двадцать второго.Некто, возникший словно из шляпы, предлагает сыграть в очко,Очкастый и тухлый, как рыболов с картины В. Г. Перова.«Господи, – говорю, – пощади. Хотя бы лет пять скости».А он себе знай шурует повдоль, персть попирая посохом.Красота, привычно осклабясь, пытается мир спастиДоселе неведомым этому миру способом.Видимость мыслей и мнимость бед непросто соединить,Как, допустим, свинью и, скажем, кота в колеснице царя Адмета.И всё бы сошлось по уму, по шву, но не пролезает нить,И признаков больше, правду сказать, чем самого предмета.Утешься впрок, упечалься вспять, незримой слезой стеки;В этом сумраке ночи не разглядеть, в упор не ущупать фарта.Но до двадцать второго через неделю сущие пустяки,А там хоть чем, хоть рукой подать до света, до птиц, до марта.
* * *
По замкнутой трассе едва семеня,С мурлом о небывшем судача,Мой бог оказался умнее меня,И это – навряд ли удача.Во всём своему потакая уму,Он то не горит, то не тонет.Он тоньше, хотя бы уже потому,Что лишней заботой не донят.Незримое нечто он тайно сгустит,Им тайно отравит фужер твой,И слово сомлеет, и смех загрустит,И дар твой окажется жертвой.Он в мыслях отточием, в недрах торчком,Он в горле, и в зеркале он же,А я, совокупный, слабею очкомНа перестраховочной лонже.Мой ангел-хранитель, мой гений земной,Рекущий грешно и невнятно,Мой бог оказался не очень-то мной,Но кто проиграл, непонятно.
«Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку…»
Я памятник себе воздвиг.
Не наступите.
Вс. Зельченко
Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку,Божественный укол учуяв спозаранку,Нанизывает мир на копьецо зрачка.Всё владит в мерный стих – баранку ли, вагранку,Апрель в Ессентуках и монорим сверчка.Воистину похож, не опытом, но ликом,Скользящим вдоль чела сканирующим бликом,Мерцанием в глазу классических химер…А местность возбуждать неукротимым кликомЕсть тысячи ходов, вот первый, например:Подкрашенной водой плеснуть по трафарету,Лукаво надписать: «Себе, анахорету»,С три короба наврать, как некогда Улисс,И наконец, вопя – «Карету мне, карету!»Вдруг выскочить в носках из северных кулис.Одышливый, с лицом бескрайним, как полати,Как Бенедиктов, глух, как Вяземский, в халате,Он в Риме был бы гусь, в Афинах гусевед,Предмету вопреки умеющий некстатиТо звук перенапрячь, то перепудрить свет.Воистину судьба: не ведая препоны,Уже при жизни стричь завидные купоны,И вдруг сплошной клистир и ацидофилин,Эрато извела помпоны на тампоны,И надувной Пегас уплыл, как цеппелин.сентябрь 1994
«Мир от меня отстал. Возможно, что забыл…»
Мир от меня отстал. Возможно, что забыл.Сказать ли – повезло? Не знаю, не уверен.Неволюсь тем, что есть. Так, глядя на кобыл,Судьбу благодарит тяжелобрюхий мерин.Так басенной лисе не в тему виноград,Так песенный сурок забил на савояра.Мир от меня уплыл: ни терний, ни наград,Лишь зеркало из тьмы подмаргивает яро.Напрасно я считал, что нет меня средиУгрюмых долбунов, заносчивых и хитрых.Напрасно я себе командовал: «Следи» —Но не было меня ни в перечнях, ни в титрах.Надменность красоты, насмешливость умаНапрасно я ценил и примерял напрасно.Навязчивый, как стыд, как вера, как чума,Кидался на рожон и выглядел непраздно.Сошло. На нет и с рук. Искомая строкаКолеблется едва, влекома тёмным даром.И всё-таки я жив. Невыносим пока.И ласково дышу на ладан перегаром.2.11.98