Дежурный ангел
Шрифт:
– Распят?
– задумалась совсем о другом Алевтина, с нескрываемым ужасом глядя на сына.
– Сегодня у христиан другие мучения, - уловил её состояние батюшка, - тысячи искушений, насмешки, преследования за веру, непонимание окружающих, живущих только суетой этого мира...
– А я вообще не хочу никаких мучений!
– всплакнула Алевтина.
– Мне уже хватило! Муж от пьянки угорел, сама на работе здоровье потеряла, и теперь вот ещё Андрюша... Мучения. За что мне, батюшка?!
– Господь каждому даёт крест по силам его. Можно, конечно, попытаться найти себе полегче, а можно вообще сбросить... Роптать на Бога. Он же чего нам дал: ну жизнь, ну прекрасный окружающий мир, ну свободу, которая только у Самого Бога и есть... А забыл, оказывается, построить для каждого дворец, пару автомобилей
– Да я, отец Герман...
– смутилась Алевтина, - я не ропщу. Больно, вот и ною. Мне уж старушки наши разъяснили, отчего Бог не сделал всех разом счастливыми и добрыми. Потому как главное было бы нарушено - свобода. Ох, и долго они мне эту свободу растолковывали. Я ж до этого думала, что свобода - это как в демократии, на улицах орать. Митинговать. А то, оказывается, стадность, а не свобода.
– Стадность? Интересное слово вы, Алевтина, для демократических институтов подобрали.
– Да это у меня профессиональное.
– Можно я теперь им буду пользоваться? Это ведь как хорошо сравнить можно: с одной стороны - стадность, с другой стороны - соборность. Выбирай, человек...
– Пользуйтесь, батюшка.
– А вы приезжайте почаще... Андрюшу причащать. Да и вам надо. И уж если видит он Ангелов, значит, они его любят. А можно ли желать лучших друзей и защитников?
Следуя за мыслью священника, Алевтина просветлела лицом и успокоилась. На сердце стало легче, и она вдруг осенила себя широким крестом и поклонилась на собор.
– Прости, Господи, меня, грешную.
Но снова заплакала, правда, слёзы эти были теперь совсем другие. Не из глаз, а прямо из сердца.
4
Село Гатово стояло на левом низком берегу реки Тосьвы, которая в этом месте делала крутой изгиб, выстроив на правом берегу забор густой тайги, а на левом оставив заливные луга, и от полного затопления Гатово спасала только дамба, построенная ещё в 1970 году заезжей комсомольской бригадой с Украины. С тех пор дамбу только слегка подновляли. Районное начальство щедро подгоняло каждое лето пару грузовиков с песком и грейдер. Между тем Тосьва год от года во время разливов пыталась изменить угол своего изгиба. С правого, крутого берега осыпались мощные стволы сосен и кедров, облетал, как трава, осинник, а вокруг Гатово появлялось озеро, и гатовский остров стоял лишь потому, что Тосьве не хватало то полметра, а то и нескольких сантиметров, чтобы перешагнуть и смыть дамбу.
Возможно, Гатово получило своё название в те времена, когда дамбы не было и река то и дело заливала село, превращая его в буквальном смысле в гать. А может, и по какому другому поводу. Но сельчане упрямо не покидали опасное место более трехсот лет. Именно на этом изгибе Тосьва щедро делилась муксуном, нельмой, а уж про язей и прочую чебачью мелочь говорить не приходится. Шла изгибом и благородная стерлядь, случались осётры. Заливные же луга выкосить не могли за всё лето целым селом. Поэтому, когда вместе с перестройкой и приватизацией пошло в развал сельское хозяйство - совхоз растащили по дворам - и остался только частный коровник, где и работала Алевтина, большинство сельчан ушли на реку, где вели позиционную войну с рыбнадзором, отстаивая своё свободное право на рыбный промысел в местах исконного проживания. И только назначенный в администрацию эмчеэсовец Александр Семёнович тревожно выходил каждую весну и осень на дамбу, делал только ему понятные замеры и чего-то докладывал начальству. Двести гатовских семей поочередно спрашивали у него, прорвет или нет, на что он отвечал неопределённо и уклончиво.
В сущности, если бы дамбу снесло, на месте села образовалось бы нерукотворное, но вполне приличное по размерам озеро.
Осень в этом году выдалась на редкость унылая и дождливая. Сельчане почти не выходили из отсыревших, разбухших от небесной воды домов. Мужики хмуро глушили самогон, собираясь в сараях и подсобках, а женщины безучастно
Да выходил на главный объект своих опасений Александр Семёнович. Замерял поднявшийся от бесконечных дождей уровень воды в Тосьве. Но до весенних тревог было ещё далеко, поэтому, выкурив дежурную сигарету, работник МЧС втаптывал окурок в дамбу и уходил в сторону ЛЭП, близость которой к лесу представляла собой ещё одну зону опасности. Жил Александр Семёнович в селе бобылём. Поговаривали, что где-то на Камчатке во время землетрясения он потерял всю семью и после этого переучился из инженеров в спасатели, но оставаться там не смог. Уехал в Сибирь, где его направили на гатовскую дамбу и даже дали жильё - особняком стоявшую на окраине покосившуюся избу, жильцы которой несколько лет назад подались в город. Говорили о нелюдимом спасателе много, но сам он ничего не рассказывал, даже если попадал в компании. Даже если за бутылкой. Либо оттого, что пил мало, либо потому что рассказывать больно. Но во взгляде его читалась спрятанная под внешней строгостью и серьёзностью глубоко запавшая тоска.
Так и тянулись бы эти бесконечные дни до первых заморозков, чтобы потом нырнуть в мягкие пушистые сугробы, пустить из них дымы и благоухать на всю лесную округу сибирским уютом.
Но в один из дождливых сентябрьских дней уже после снежной бури к причалу у той же дамбы лихо подкатил шикарный импортный катер. Приехал уроженец Гатово, а теперь удачливый городской бизнесмен Пётр Комков. С борта своего быстроходного чуда он спустился уже нетрезвый. Вместе с ним на гатовскую землю десантировались такие же нетрезвые гости, две беспричинно хохочущие, но зато очень смазливые девицы и его напарник по бизнесу, которого звали Али. Сначала вся бригада направилась с пакетами, в которых позвякивали бутылки, к дому Комковых, где предполагалась теплая встреча с родственниками и совместный поход в баню. По дороге Пётр Васильевич обещал друзьям обалденную ночную рыбалку с фейерверками. Такую, что рыбу руками брать будут, а потом тут же под водочку стерлядочку с солью, а то и уху из муксуна.
– Щас всю деревню на уши поставим!
– щедро обещал Комков.
– Мужики «Смирновки» лет сто не пили. С моего прошлого приезда. Хорошо, что я три ящика закинул.
– А нам?
– хохотнула вопросом одна из девиц.
– Лиза, шампанское не кончится! У меня на катере специальный краник есть!
Вслед им настороженно смотрел Александр Семёнович, который именно в этот утренний час делал свои замеры на дамбе. Словно почувствовав его взгляд, Комков оглянулся и приветственно крикнул:
– Семёныч! Заходи на огонёк, а вечером - добро пожаловать в трюм. Я ж на родину приехал, отрываться будем!..
Александр Семёнович неопределенно кивнул и привычным движением втоптал окурок в горб дамбы. Шагнул было в сторону ЛЭП, но тут у него под ногами вырос Андрейка, что, хватаясь руками за траву, вскарабкался на вал.
– Ты опять один, без мамы, на реку пришёл?
– строго спросил Александр Семёнович.
Человек он был крупный, голос - густой бас, потому маленький Андрейка чуть не упал вниз, испугавшись служебного напора, но был подхвачен за воротник тренированной рукой спасателя.