Ди-джей 2
Шрифт:
— Честно, думала, будет повеселее, — с улыбкой на устах, высказала свое «фи» родственница высокопоставленного чиновника.
— Зал можно было оформить красочнее, — она кивнула в сторону транспарантов. — Пригласить нормальных артистов. Максимально уменьшить торжественную часть и разнообразить творческую программу. А так, складывается впечатление, что это не конкурс песни, а политический митинг. И ещё… не понятно, зачем нагнали столько зрителей?
— Вы удивитесь, дорогая сеньора Грэсия, но люди пришли сами. Более того — в последний день не возможно было достать билеты — такой неожиданный ажиотаж.
— Неужели «ЭТО» может кому-то нравиться? — Лицо у молодой испанки сделалось кислым, потом недовольным и наконец даже чуть — чуть брезгливым. — Если бы не просьба дяди, никогда не пошла на такое скучное мероприятие.
….
— Концертную программу вечера завершает совместное выступление театра-студии «Новое время» и творческой группы «Берёзки», — голос ведущей объявил последних участников.
«Ура, скоро конец, этому безумию!» — Грэсия Круз выдохнула полной грудью.
Софиты начали блекнуть, потухли, погрузили зрительный зал в кромешную тьму.
Оживший луч кинопроектора проснулся, застрекотал и создал на экране рощу берёз. С краю березового подлеска ветер заколыхал золотистые колосья хлеба. Утреннее солнце разбудило бездонно синее небо и розово-малиновые облака, плывущие вдоль горизонта.
Проснулись и запели птицы на деревьях. Отчетлива стала слышна кукушка.
По сцене, на фоне лесной поляны изображенной на экране, прошли две девчушки в сарафанах. За ними пробежала ещё одна.
Камера начала подниматься над рощей всё выше и выше — пока земля не превратилась в огромный лиловый шар. Она полетела в сторону юго-запада Европы. Снизилась над Пиренейским полуостровом. Нырнула в улочки старинного испанского городка. Очутилась на городской площади рядом с журчащим фонтаном.
Где-то вдали проснулась музыка.
В зале зазвучали робкие хлопки зрителей.
С краю сцены послышались удары палочек о барабаны.
Музыка стала громче. Максимально насытила колонки звуком.
Хлопки усилились и слились воедино с ударной установкой.
На сцену в ярких театральных костюмах парами появились танцоры.
Перебирая струны, из круга завертевшегося хоровода, выделился исполнитель, с длинными, закрывающими лицо смоляными волосами. Парень склонил голову, чутко повёл гитарой, а затем в зал полились мелодичные аккорды. (Очень похожие на те, что будут исполнены в будущем Антонио Бандерасом в фильме «Отчаянный»)…
Сой ун омбре муй онрадо
Ке ме густа ло мехор
А мухерес но ме фальтан
Ни эль динеро ни эль амор…
Жгучий «кабальеро» всё больше и больше ускорял темп: Он ритмично задвигался, стал страстно размахивать грифом инструмента, заметался по сцене как пойманный зверь.
Аплодисменты становилась многочисленнее.
Декорации казалось ожили, налились живительной силой и красками.
Люди на задних рядах начали подниматься с кресел, чтобы лучше видеть происходящее.
К гитаре присоединились лёгкие, ритмичные удары каблучков девушек, твёрдая поступь партнёров.
Исполнитель азартно закрутил, завертел гитару, мягко забарабанил по ней. Казалось, гитара сама по себе вздрагивает аккордами, которые спешат, разгоняются, несутся вслед за безумием танца.
Мелодия песни была лёгкой, как тополиный пух, весело кружащей над старинной площадью, и порывистой, как пламя огня под ветром. Она заполнила пространство — чувственная, пронзительная, полная страсти…
Ай ай ай ай
Ай ай ми амор
Ай ми морена
Де ми корасон…
Пары расходилась, пенясь волнами крутящихся юбок — и сходились, задорно стуча каблуками.
Девушки гнулась в талии — и резко выпрямлялась, прижимаясь к танцорам — и замирали вдруг, дрожа плечами и опустив длинные ресницы… А затем снова взлетали и опускались руки. Звонко и ласково стучали каблучки.
Вздрагивали, переговариваясь, спевались гитарные струны. Завораживающе звучал голос исполнителя.
Стучали, стучали, стучали каблучки.
И вот… огонь танца начал угасать.
Песня «дышала» всё тише и жалобнее. Картинка начала бледнеть. Танцоры исчезать. Сумрак постепенно скрыл сцену и гитариста. Вновь наступила темнота.
— О-фт, о-фт, о-фт, — зрительный зал захлёбывался аплодисментами.
— И что это сейчас было? — сеньорита Круз непонимающе посмотрела на советника посла после того как в зале успокоились люди. Сердце молодой испанки, воодушевлённое песней, отчаянно притопывало в груди. Лицо девушки разрумянилось, глаза из серых стали жгуче карими, налились силой, повеселели.
Откуда-то из далёка, в колонках, подобно несущемуся на всех порах поезду, стал нарастать гул приближающейся музыки. Звук оформился, поджался, стал отчетливым, упругим и невыносимо громким.
Ожил задремавший луч кинопроектора.
На экране закружились кубики калейдоскопа. Заплясали желтые солнца, закружились голубые звезды, разноцветные пятна, треугольники, квадраты поплыли со всех сторон, сталкиваясь в неведомые фигуры и снова разделяясь. Сочетания форм и красок с каждым разом становились все более насыщенным и удивительным.
Мгновение и цветные узоры сложились в пазлы газетных статей с большими заголовками. Вырезки стали увеличиваться, выскакивать из вращающегося круга, заполнять собой экран.
Фрагменты крутящихся новостей останавливались на несколько мгновений, чтобы зрителям было удобно прочесть заголовки:
«БЕРЕЗКИ» — НОВОЕ ИМЯ НА СОВЕТСКОЙ ЭСТРАДЕ!
…..
«БЕЗ СЛУХОВ — ТОЛЬКО, ПРАВДА!»
…..
«НА СЦЕНЕ ЗАЖИГАЮТСЯ МОЛОДЫЕ ЗВЁЗДЫ!»