Ди-джей 2
Шрифт:
— ….После этого всё и началось: Коламбия Пикчерз представляет… Производство компании Лосхулиганс… фильм Роберта Родригеса… В главной роли Антонии Бандерас… А потом этот волосатик зашёл внутрь и ка-а-к давай всех подряд мочить и колошматить — налево, направо, сверху, снизу — только успевай мёртвяков складывать.
К троице ребят незаметно подкралась рыжая девочка, с веснушками на щеках, с уже облупившимся, удивлённо вздёрнутым носиком. Длинноногая и нескладная с виду она казалась куклой выросшей из своего платья.
— О, Ромка, Васятка, приветики, — «шпионка» первым делом поздоровалась с малышами.
— Привет Беляшкин, — голос задиры тут же изменился. Из радушно-простодушного превратился в ехидно-задиристый.
— О чём треплешься с народом? Заливаешь, поди, как всегда. С тебя станется… Ты же Беляшкин!
— Я, не Беляшкин, — возразил пухлый рассказчик. — Моя фамилия, Кирилов.
— Кирилов, Беляшкин, Какашкин — какая разница. Один фиг, обманываешь. Знаем мы тебя, выдумщика — врунишку. Позавчера ты женским голосом разговаривал по микрофону. Вчера смотрел испанское кино. Сегодня придумаешь чего?
— Сама ты вруша, — Вовчик сердито взглянул на длинноногую занозу. Сжал губы. — Я говорю правду, про испанский фильм, который шёл вчера по «Первой», после «Время».
— Не было вчера никакого фильма после «Времени».
— Как это не было? — малиновая краска залила лицо мальчишки.
— Так, не было. Мы с мамой смотрели конкурс Чайковского в это время. И ещё у нас была в гостях тётя Валя, вместе с дочкой Ирочкой — все видели — никаких испанских фильмов не показывали.
— …Так, что ты — врун… врун, врун, врун. Не могли же, это кино, показывать только у тебя? Или для тебя? Все знают — так не бывает!
— Ах, так! Значит, не бывает? Выходит — я, врун?
— Да, врун — хвастун — болтун — трепач, — девочка запрыгала на одной ноге. — Бе-бе-бе-бе. Бляшкин — Какашкин — врун!!!
— Тогда! — Вовчик ехидно посмотрел на девочку и ничего не понимающих малышей. — Если вы не верите мне, пойду и расскажу кому-нибудь другому про суперски — офигенный фильм с кровавыми убийствами и кучей мертвецов.
— Тьфу, — возмутитель спокойствия сплюнул, гордо встал и пошёл в неизвестном направлении. — А вы сидите, тут, и разговариваете с девчонками, про всяких слюнявых Чайковских!
12
— Бра-во! Бис! — тяжелая бархатная занавеса в очередной раз с легким шумом опустилась, скрывая от глаз публики магическое пространство сцены, где отгорели высокие страсти театрального действия. И потом открылась, выпуская актеров на очередной поклон.
— Мо-ло-дцы! — хлопали в ладоши зрители, критики, приглашенные гости (Включая маму Валеры, тётю Дусю из соседней квартиры и даже бабу Лену вместе с её дочерью Ариной).
Зал был переполнен до отказа, забит до предела. Многочисленные любители театра расположились на приставных местах, на ступеньках, в проходах. Те, у кого были билеты, сидели. Те, у кого билетов не было, мостились кто как мог.
От пережитых чувств захватывало дух: Сцена была рядом и далеко. Сцена была прямо перед глазами и на расстоянии. Но где бы не находились зрители — она казалась всем огромным, живым, невиданным клочком потустороннего мира, в цветных лучах софитов, в реальности волшебных декораций и сказочных героев, в окружении которых, будто над костром, подрагивал воздух.
А поверх костра звучала, разносилась, завораживала прекрасная композиция… (Она была «немного» похожа на знаменитый трек «Only You» группы «Savage». Но только немного, совсем чуть-чуть).
Оун-ли ю
Уэн ай рили гет насин ту ду…
Кэнт би тру
Оунли ю…
— Браво! Мо-ло-дцы! Бис! — звуки аплодисментов и громкие слова песни в исполнении почти всего зала сталкивались где-то посередине зала и накладывались на шумовую ленту, как две огромные звуковые дороги на гигантском магнитофоне.
— Оун-ли ю-ю-ю, — доселе неизвестный исполнитель В. Титов подобно искрящему пороху всё громче и громче продолжал разжигать овации. Снова и снова приглашая актёров, показаться публике.
— Да-а, — красные пятна расползались по щекам сидящего в зале Валеры. По щеке катилась скупая слеза.
— Ес! Ес! Ес! — вопил Вовчик, отбивая ладони. — Вот, где я буду работать, когда вырасту! Вот, кем я стану, когда выучусь в школе. Я буду самым главным начальником актёров!
— Бе-рёз-ки! Бе-рёз-ки! — Максим подхватил зародившийся вопль волосатых парней сидевших на последних рядах.
— Классная получилась песня! — сияющий Валерка обратился к путешественнику во времени. — Просто бомба! Вооще полный улёт! Ай да, мы! Ай да, я! Молодец! Так спел — очуметь! Чёрт возьми — оказывается я талант! Да-а! Оун-ли ю!
— Слушай, Макс! — художник глубоко вздохнул. Заломил пальцы на руках. — А давай… переведём, её… на испанский! А потом ка-а-к… забацаем на конкурсе? Поставим красивый танец «Берёзок» — и вот мы победители! Ни у кого нет такого.
Ништяк же: Первое выступление на городском конкурсе — и сразу все призы наши. Соломахина узнает — гарантировано попадёт в больницу от заворота вредности. Что скажешь? Максим? Давай, решай уже что-нибудь!
— Бис! Браво! Бе-рёз-ки! Мо-ло-дцы! — гулом выходило из зала и волнами неслось по коридорам.
— Алло, алло, Иннокентий Григорьевич? — корреспондент вечерней газеты что-то быстро наговаривал в трубку телефона-автомата. — Я не понимаю, что происходит. Это какое-то сумасшествие. Безумие! Фарс! Вроде всё как всегда, у этого псевдо режиссера Крутикова. Он по-прежнему полная посредственность и бездарность. Ничего особенного — тусклый спектакль в духе старинной сентиментальной драмы, дурацкое название — «Любовь во всём виновата». Но зал сошёл с ума! Это нечто — они рвут и мечут! Им нравится! Они буквально носят его на руках! Занавес давали уже более десяти раз. А ещё это песня «Только ты»… Я не знаю, как и что писать…