Диагностика убийства
Шрифт:
Я приметила ее британский акцент. У женщины были светлые волосы с проседью и загорелое веснушчатое лицо с курносым носом и прозрачными голубыми глазами, почти лишенными ресниц. Выглядела она располагающе и сразу вызывала доверие.
– Трейс, – сказала она, и я не сразу сообразила, что она представляется. Тогда женщина протянула мне руку и повторила: – Меня зовут Трейси Саутбэк, я старшая медсестра – если надо, то и операционная.
– Есть и другие?
– Три, – весело кивнула она. – Правда, со специальным образованием – всего одна, но мы справляемся. Остальные – самоучки-практикантки, но мы без них как без рук! Док, там тебя уже заждались, –
– О’кей, – кивнул он. – Не уходите, не попрощавшись!
Ноа вышел, и мы с Трейс остались вдвоем.
– Значит, вы та самая Индира? – задумчиво произнесла она, разглядывая меня. Если бы кто-то другой позволил себе делать это настолько беззастенчиво, я бы оскорбилась, но у медсестры выходило даже забавно, поэтому я не почувствовала неловкости.
– Неужели вы и в самом деле из России? – недоверчиво спросила она, когда я кивнула.
– Да. А вы из Англии?
– Из Йоркшира, – кивнула она.
– И как вас сюда занесло?
– Знаете, Индира, я как раз собиралась сделать небольшой перерыв и выпить чайку. Не желаете со мной?
– Ч-чайку? – с запинкой переспросила я, в ужасе перед перспективой повторить недавние подвиги.
Трейси расхохоталась.
– Не бойтесь, чай обычный, без молока и сахара! Но, если хотите, я сделаю вам кофе.
Мы вышли во внутренний дворик. Несмотря на то что все пациенты больницы, включая детей, вели себя исключительно благопристойно и тихо, из-за их несметного количества в коридоре все равно стоял гул, поэтому дворик показался мне настоящим оазисом тишины и покоя. Здесь стояли стол и три складных стула. Рядом расположились еще один столик, для посуды, и маленькая печка. Водрузив чайник на решетку, лежащую на горящих углях, Трейс села на один из стульев и кивнула на другой, напротив.
– Ноа много о вас рассказывал, – произнесла она, откидываясь на матерчатую спинку.
– Правда? – нахмурилась я. – Много плохого?
– Плохого? Почему вы так решили?!
– Ноа не слишком дипломатичен, – хмыкнула я.
– А-а, – кивнула медсестра, – это у него есть, вы правы. Но на самом деле он белый и пушистый, честное слово! – тут же добавила она. – Я думала, что он не продержится здесь и месяца, но ошиблась – к счастью.
– Вы так и не ответили, как сюда попали, – заметила я.
– Не поверите – приехала в отпуск!
И в самом деле, верилось с трудом.
– Чистая правда, клянусь! – Трейс шутливо ударила себя кулаком в грудь. – Хотела повидать красоты Индии. До этого уже отдыхала в Гоа, но Гоа – это не Индия, а, если можно так выразиться, кусочек Европы на азиатский манер. Индию я нашла здесь – и ужаснулась. Бедности и нищете населения, коррупции и безразличию властей…
– И вы остались? – перебила я изумленно.
– Я же не закончила. Ужас и в самом деле стал первым ощущением, что я испытала на этой земле, но потом пришло восхищение людьми, которые, несмотря ни на что, не потеряли человеческий облик. Если вы пообщаетесь с индийцами поближе, то поймете, какая у них большая, добрая душа, как они готовы прийти на помощь ближнему, хотя им и самим она бы не помешала. Мы в Европе давно забыли о таких отношениях. И еще они страшно благодарные. У нас нет необходимых медикаментов, элементарного оборудования, но индийцы благодарны за каждую малость! Я пришла сюда просто посмотреть – и осталась. Здесь работал Международный Красный Крест. Тогда более или менее поставки лекарств осуществлялись. Потом, уж не знаю
– Вы хотите сказать, что власти не в курсе того, что больница по-прежнему функционирует? – спросила я.
– В курсе, в курсе, – усмехнулась Трейс. – Им-то что: главное, никто у них ничего не просит! Ноа вам, наверное, говорил о нашем единственном спонсоре, мадам Шривастав?
– Это та актриса, которая вам помогает?
Трейс кивнула.
– Она делает это постоянно, хоть и не может себе позволить сорить деньгами. Случаются и разовые вливания, и тогда у нас настоящий праздник! Однако по большей части мы сами являемся источником своего собственного финансирования.
– То есть денег вы не зарабатываете?
– Ничегошеньки! Сейчас вы спросите, на что мы живем?
– Честно говоря…
– Да бросьте, это нормально, – отмахнулась Трейс. – В основном на деньги Ноа.
– А он что, богат?
– Признаться, я не знаю, откуда у него деньги, – покачала головой женщина.
Чайник вскипел, и она, поднявшись, разлила кипяток по чашкам и поставила передо мной банку растворимого «Нескафе» – видимо, в ее понимании это и называлось «сделать кофе». Я не стала привередничать – в конце концов, всего пару дней как миллионерша!
– Мне не так много известно о Ноа, – продолжила она, кинув в чайник пакетик и терзая его ложкой, выдавливая содержимое. – Полагаю, у него были накопления – немного, но достаточно для того, чтобы обеспечивать работу больницы. Я понимаю, что он губит себя здесь как врач, но просто не представляю, что мы будем делать, если он уедет!
– А почему вы считаете, что Ноа себя губит? – поинтересовалась я.
– Значит, он вам не рассказывал? Ноа – кардиохирург, понимаете? В Швейцарии у него было полно работы, он серьезно занимался наукой и вроде бы даже что-то изобрел – какой-то новый метод шунтирования, что ли, но потом вдруг все бросил и приехал в Индию.
– Был успешным кардиохирургом, отлично зарабатывал – и в одночасье рванул сюда? – не поверила я.
– Только не спрашивайте меня почему, – развела руками Трейс. – Я сама хотела бы знать, но боюсь лишний раз спросить – он звереет от таких вопросов. Может, с вами поделится как-нибудь?
– Ну, если уж даже вам не рассказал…
Трейс пристально посмотрела на меня.
– Странно уже то, что он к вам приблизился, – сказала она.
– Почему?
– Ноа сторонится людей.
– Он же с ними работает!
– Как врач, естественно, Ноа от пациентов не бегает, но близко ни с кем старается не сходиться. Правда, у него не слишком получается: как он ни старается, индийцы виснут на нем, как игрушки на рождественской елке! Видели, какие «браслеты» у него на запястьях?
Я действительно заметила, что запястья Ноа украшают разноцветные нити. Их было так много, что они закрывали его руки сантиметров на десять.
– Что это такое? – спросила я заинтересованно.
– Ракхи.
– Что-что?