Диагностика убийства
Шрифт:
– Вы сказали, что полицию нужно толкать или ей платить. Что если я заплачу – каковы шансы все выяснить?
– Я бы не стал связываться с полицией, – ответил Егор. – Если вы готовы платить, то лучше нанять частное сыскное агентство. Хотите, чтобы я этим занялся?
Я понимала, что Ноа – единственный человек, который может помочь мне общаться с жителями района Таджа и выяснить что-то в отношении гибели отца. Кроме того, меня интриговал этот парень. Приехавший из благополучной страны, он посвящает свою жизнь и работу беднякам, почти нищим – почему? Что могло заставить его бросить профессию, приносящую отличный доход на его собственной родине? Откуда его странное отношение к людям, обладающим большими деньгами? Если бы Ноа был люмпеном, все встало бы на свои места,
Поэтому я обрадовалась звонку Ноа. Он пригласил меня в больницу на следующий день, и я согласилась. Лалу было сказано, куда мы отправляемся, и он не выразил восторга по этому поводу. Чхая переводила, как всегда.
– Это – не самый лучший квартал, – заметил он, нахмурив густые, как кусты боярышника, брови. – Там всякий нехороший народ бродит!
Но я, пожав плечами, ответила как можно беззаботнее:
– Ну, чего мне бояться, когда со мной такой храбрец, как вы, Лал?
Несмотря на то, что лесть была грубой, водителю она понравилась, и он сдался. Я видела, как он, сев в автомобиль, переложил пистолет из бардачка за пазуху, и обрадовалась: если, не приведи господь, придется столкнуться с пресловутым Бабур-ханом, мы, по крайней мере, окажемся не совсем безоружными.
На этот раз я не взяла с собой Чхаю, ведь Ноа говорил на хинди, а Лал отлично понимал простые английские фразы, хоть и не мог произнести ни слова на этом языке. Девушка, по-моему, немного обиделась, но я пообещала обязательно все ей рассказать по возвращении. Мне не хотелось, чтобы у нашей с Ноа встречи были свидетели. Возможно, в отсутствие посторонних он поведет себя более раскованно, и мне удастся кое-что выяснить. Я отказывалась признаваться себе самой в том, что меня также интересует и загадочная личность швейцарского врача. Я пыталась убеждать себя, что, скорее всего, никакой тайны тут нет, и он – всего лишь скучающий парень, которому обрыдла сытая, бедная событиями жизнь, поэтому он решил развеяться и поискать на свою голову приключений. Правда, спрашивая себя, хотела бы я таких «острых ощущений» – в окружении постоянной нищеты, опасности со стороны головорезов Бабур-хана, давления коррумпированной полиции и чиновников, я отвечала: однозначно нет. Но, может, это потому, что на моей собственной родине подобных впечатлений и так хватает, поэтому нет нужды отправляться за ними к черту на кулички?
На этот раз Лал повез меня другой дорогой, и я получила возможность взглянуть на знаменитый Красный форт, о котором читала в путеводителе. К сожалению, мне не удалось увидеть много из окна машины, так как форт обнесен высокой зубчатой стеной, и я решила для себя, что как-нибудь обязательно приеду сюда просто для того, чтобы осмотреть достопримечательности. А то ведь ерунда какая-то получается – в кои-то веки попала за тридевять земель, в страну с богатейшим культурным наследием, а занимаюсь «наследием» исключительно собственным! Не зря говорят, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, вот и я, неожиданно разбогатев, стала заложницей расследования убийства и политических игр!
Я никак не ожидала увидеть прямо посреди туристического центра длинное обшарпанное деревянное здание, сильно смахивающее на рабочий барак со скромной вывеской по-английски: «Hospital». Едва я вышла из авто, на крыльце появился Ноа. Около больницы наша машина оказалась единственным транспортным средством, если не считать велосипеда, сиротливо прислоненного к ступенькам. Судя по всему, Ноа услышал шум двигателя
– Я до последнего не верил, что вы приедете! – не здороваясь, произнес он.
– Ну, спасибо за доверие, – кисло фыркнула я.
– Какая вы обидчивая!
Ноа улыбнулся, и я поняла, что на этот раз он не настроен пикироваться. Попросив Лала подождать в машине, я вошла вслед за врачом. То, что я увидела в больнице, здорово подействовало на мои нервы, которые я всегда считала железными. Повсюду сидели, лежали или стояли, подпирая стены, люди, отчего коридоры казались живыми.
– Это что – все к вам?! – не веря своим глазам, спросила я Ноа.
– К вечеру будет еще больше, – спокойно ответил он. – Когда рабочий день закончится.
– Но откуда столько?
– Здесь все, у кого нет возможности получить медицинское обслуживание в других местах – бедняки из трущоб Таджа, а также из близлежащих районов, гастарбайтеры…
– Гастарбайтеры?
– Деревенские, приехавшие в Агру в поисках работы. Живут на улице, спят на тростниковых ковриках. По утрам коврики сворачивают и уходят, чтобы не было неприятностей с полицией – туристический центр все-таки, а к ночи снова возвращаются на место. Если повезет, найдут временную работу на вокзале, автобусной станции или грузчиком в какой-нибудь лавке, но деньги такие маленькие, что едва-едва хватает на еду. Где таким людям взять средства на лечение? А ведь они и их дети болеют, как и все остальные!
– Но как вы успеваете принять такое количество народу?
– Мы ничего особенного не делаем, – усмехнулся он. – Возможности не позволяют – у нас всего одна операционная, но в ней нет никакого оборудования, поэтому провести сложную операцию все равно не сумеем. Наша прерогатива – первая помощь и консультации.
Ноа говорил спокойным, равнодушным голосом – он настолько привык к сложившейся ситуации, что перестал осознавать ее ужас. В больнице было всего три кабинета, один из которых предназначался под «операционную». Разумеется, никакой стерилизационной, которая по всем правилам должна предварять вход в операционную, не предусматривалось, но это было лишь начало. Отсутствовали также предоперационная, наркозная, помещение аппарата искусственного кровообращения и так далее. К счастью, стерилизатор для инструментария я все-таки обнаружила, но он стоял на столике в самой «операционной», где ему вовсе не место. Кроме того, в помещении располагался операционный стол, стол для инструментов и пара ветхих шкафчиков для хранения шовного и перевязочного материала. Лампы вызвали у меня приступ дрожи в коленках при мысли о том, что я могла бы и сама оказаться пациенткой на этом вот столе!
– А где у вас стол для переливания крови и…
– Я же сказал, – прервал меня Ноа, – только простые операции! Те, что требуют переливания, нам не по зубам.
– Значит, у вас нет никакого операционного оборудования? – уточнила я.
– У нас есть стол, лампы и вот это, – Ноа покрутил руками у меня перед носом. – Но помощь нам бы не помешала!
– Как вам вообще разрешили работать в таких условиях?! – все еще недоумевала я.
– Вы просто не понимаете сути вопроса, – вздохнул швейцарец. – Государственную клинику, занимавшую это здание, закрыли еще до моего появления. Потом сюда въехал Красный Крест. После того как уехали его представители, оборудование, пригодное к использованию, вывезли или растащили. Теперь больница существует на деньги спонсоров – точнее, одного-единственного спонсора.
– И кто же этот героический человек?
– Одна индийская актриса. Она уже не снимается в кино, дети выросли и разъехались, и вот эта дама решила заняться благотворительностью. Подвернулись мы. Она небогата, поэтому дает сколько может – и на том спасибо.
– И как давно вы здесь?
– Три года, – услышала я звонкий женский голос и обернулась. Я и не заметила, как женщина вошла – так была увлечена перечислением недостатков больницы. Невысокая, полная дама лет пятидесяти открыто и дружелюбно мне улыбалась. – Вернее, Ноа здесь три года, а я уже… да, почти пять лет – господи, как же время летит!