Диагноз смерти (сборник)
Шрифт:
«Тот тип» явно прислушивался к беседе молодых людей.
– Экая наглость! – буркнул Кинг. – Что будем делать, джентльмены?
– А ничего особенного, – ответил Россер. Он встал и обратился к незнакомцу: – Сэр, мне кажется, что вам стоит пересесть куда-нибудь подальше от нас. Сдается мне, вы не привыкли к обществу джентльменов.
Незнакомец вскочил на ноги, бледный от гнева, сжал кулаки и шагнул к молодым людям. Кинг тоже поднялся, а Санчер встал между противниками.
– Вы погорячились, – сказал он Россеру. – Право, этот джентльмен не сделал вам ничего дурного.
Но Россер не пожелал отказаться от своих слов. Согласно южным обычаям и по духу тех времен ситуация могла разрешиться единственным способом.
– Как джентльмен я требую от вас удовлетворения, – сказал незнакомец уже вполне
Санчер согласился, хотя и с явной неохотой – ни внешность незнакомца, ни его манеры не возбудили в нем ни малейшей симпатии. Кинг же, все это время не отводивший взгляда от лица незнакомца, не вымолвил ни слова. Он лишь молча кивнул, когда Россер спросил, согласен ли он стать его секундантом. Потом противники ушли, а секунданты, посовещавшись, решили, что дуэль состоится следующим вечером. Какого рода поединок имелся в виду, вы уже знаете: схватка на ножах в темной комнате, вполне типичная по тем временам для юго-западных штатов. О чем еще они говорили и как понимали «рыцарство», необходимое даже при самой грубой драке, вы узнаете чуть позднее.
III
Солнечным летним полднем старый ментоновский дом был сам на себя не похож. Он твердо стоял на земле и выглядел совершенно земным. Солнечные лучи льнули к нему ласково и нежно, будто им была безразлична его дурная слава. Казалось, что зелень на лужайке перед ним растет не абы как, но согласно мудрому порядку, заведенному самой природой, и даже крупные сорняки выглядели путной порослью. Деревья с кронами, разукрашенными мозаикой света и теней и населенными сладкоголосыми птицами, уже не тщились бежать куда-то; нет, они лишь чуть сутулились под радостной ношей солнечного света и птичьего пения. Даже окна второго этажа, в которых не осталось ни единого стекла, выглядели благостно – ведь через них в дом беспрепятственно лился свет. Лучи плясали и по каменистому полю с той естественной живостью, которая совершенно несовместима с мрачной серьезностью – неотъемлемой спутницей всего сверхъестественного.
Вот таким старый дом предстал шерифу Адамсу и двум его спутникам: мистеру Кингу, помощнику шерифа, и мистеру Бреверу, брату покойной миссис Ментон. Согласно закону о государственном попечительстве над собственностью, покинутой владельцем, чье местонахождение не может быть установлено, шерифу полагалось приглядывать за домом Ментона и прилегающим к нему участком. На этот раз он приехал туда, подвигаемый решением суда, в который мистер Бревер подал прошение о введении его в права наследования имуществом, оставшимся после его несчастной сестры. Так уж вышло – совершенно случайно, кстати сказать, – что это официальное посещение пришлось на день, следующий после той ночи, когда Кинг отомкнул дверь этого дома совсем для другой надобности. Сейчас он присутствовал здесь не своей охотой: шериф велел ему ехать с ним, и Кинг не нашел предлога, чтобы уклониться.
Толкнув входную дверь, которая, к его удивлению, оказалась не заперта, шериф изумился еще более, увидев на полу коридора мужскую одежду, сваленную беспорядочной кучей. Разворошив ее, он выяснил, что она состоит из двух шляп, стольких же пиджаков жилетов и галстуков. Вся эта одежда была в прекрасном состоянии, если не считать избытка пыли – так ведь в пыли она и валялась. Мистер Бревер тоже удивился, о чувствах же мистера Кинга мы, пожалуй, умолчим. В шерифе Адамсе такой поворот дел пробудил живейший интерес, и он открыл дверь, что была справа. Все трое вошли в комнату. Поначалу она показалась совершенно пустой, но когда глаза привыкли к сумраку, они увидели: в углу что-то есть. Это был человек, точнее, мужчина, зачем-то забившийся в угол. Его поза была столь необычна, что все трое остановились, не спеша подходить ближе. Вскоре они рассмотрели фигуру подробнее. Мужчина стоял на одном колене, а спиной вжимался в угол, голову он вобрал в плечи по самые уши, руки вытянул перед собой, причем пальцы были растопырены и скрючены, словно когти. Мертвенно-бледное лицо было обращено
На пыли, покрывавшей пол, было множество следов, местами перекрывавших друг друга. Их хватало и у двери, и у ближней стены. Вдоль другой стены, мимо заколоченных окон, тянулись следы, которые, надо думать, оставил этот человек в углу. И шериф, и его спутники, решившись, наконец, подойти к трупу, инстинктивно двинулись тем же путем. Шериф тронул руку мертвого – она была твердой, как железо. От этого легкого касания все тело, по-прежнему окоченелое, подалось вперед. Бревер, бледный от волнения, пристально посмотрел в искаженное лицо мертвеца.
– Боже милостивый! – вдруг вскрикнул он. – Да это же Ментон!
– Именно, – согласился Кинг, стараясь говорить спокойно. – Я ведь знал Ментона. Правда, раньше у него были длинные волосы и густая борода, но это, конечно, он.
Он вполне мог бы добавить:
«Я узнал его, когда он бросил вызов Россеру. И сказал Россеру и Санчеру, кто он таков. Потому-то мы и решили сыграть с ним эту злую шутку. И когда Россер следом за нами покинул темную комнату, позабыв впопыхах одежду, и когда ехал с нами в одной рубашке – все это время мы знали, с кем имеем дело. С убийцей и трусом!»
Но мистер Кинг ничего такого не сказал. Он изо всех сил пытался разгадать тайну, что стояла за смертью этого человека. Ясно было, что тот так и не выходил из угла, куда его поставил секундант. Поза его свидетельствовала, что он ни на кого не нападал и ни от кого не защищался; что он выронил нож и умер он от ужаса, увидев перед собой что-то необыкновенно страшное. Все эти обстоятельства взбаламученный разум мистера Кинга никак не мог связать и истолковать.
Безуспешно пытаясь распутать клубок предположений и сомнений, он сосредоточенно смотрел под ноги, как часто делают люди, обдумывая нечто важное. И вдруг увидел такое, что заставило его окаменеть от ужаса, хотя в окна лился дневной свет, а рядом стояли его спутники. Посреди комнаты – не далее чем в ярде от трупа Ментона – в многолетней пыли, покрывающей пол толстым ковром, отпечатались три цепочки следов от босых ног, неглубокие, но вполне ясные. Они шли от двери; по сторонам – детские, между ними – явно женские. Эти трое подходили к углу, но… не возвращались. Бревер тоже заметил следы. Он резко наклонился, внимательно их рассмотрел, потом выпрямился с белым, словно мел, лицом.
– Посмотрите! – воскликнул он, указывая обеими руками на ближайший к нему след. – Среднего пальца нет… здесь была Гертруда!
Гертрудой звали покойную миссис Ментон, мистеру же Бреверу, как мы уже говорили, она приходилась сестрой.
Происшествие в Нолане
Немного к югу от того места, где дорога между из Лисвилла в Харди – это в штате Миссури – пересекается с восточным рукавом Мэй-крик, стоит заброшенный дом. В нем никто не живет начиная с лета 1879 года, и он довольно быстро приходит в упадок. Но в течение приблизительно трех лет перед вышеупомянутой датой там жила семья Чарльза Мэя, чьему предку обязана своим именем речка, близ которой стоит дом. Семейство мистера Мэя состояло из миссис Мэй, взрослого уже сына и двух маленьких дочерей. Сына звали Джон, имена же дочерей автору неизвестны.
Джон Мэй отличался угрюмым и неприветливым нравом, его трудно было разозлить, но уж если кому-то это удавалось, тот приобретал врага на всю жизнь. Его отец был совсем другим: характер у него был легкий, веселый; сердясь, он вспыхивал, как пучок соломы, но тут же и успокаивался. Зла он ни на кого не держал, да и на него, благодаря его редкой отходчивости, никто подолгу не злился. У Чарльза Мэя был брат – полная его противоположность, он жил поблизости. Соседи их часто шутили, что Джон Мэй пошел не в отца, а в дядю.