Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
– Я тоже хотел бы знать, каким образом, – наконец подал голос и виновник торжества.
– Ну?! – Дара подступила к крестнице грозно и неотвратимо.
– Изорка закляла меня, когда во мне было его семя… Она такое проклятье выдала, что деваться было некуда!… Она мне так ребенка пожелала, что я бы и без всякого семени подзалетела!…
– Будь она неладна! – и тут Дара со всей яростью напустилась на отсутствующую крестницу. – Все у нее не вовремя! Когда нужна сила – она сама под гейс лезет! Когда ей бы помолчать – заклятьями швыряется! Бестолковка! Наталья она! Наталья, а не Изора!
– Молчи! Молчи, ради зеленых холмов! – воскликнула Эмер, а Фердиад в лодке вдруг громко вздохнул.
– Поздно, – сказал он. – Посвящение теперь недействительно. Думать надо, прежде чем возвращать старое имя…
– Я тебе что сказала?! – Дара, еще не усмирив в себе недовольства Изорой, непроизвольным движением нацелила на него перстень. – Куда послали – туда и плыви! Скатертью дорога! Ветер в корму!
– Дара!
Сана вбежала в воду и встала между перстнем и Фердиадом.
– Мало того, что у меня девка с зачатия заклята, так ей еще и без отца расти?!
– Что ты несешь?! – закричала и Дара. – Кто это тебе девку с зачатия заклял?!
– Да Изорка же! Со зла! Это она из-за Сашки!…
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Дара у Эмер. – То ее закляли, то ребенка!…
– А что тут понимать… – старая целительница, вовремя сказавшая «довольно!», только руками развела. – Удар по матери – это удар и по ребенку. Но раз уж этот ребенок есть – нужно его защищать… Каждая женщина имеет право на ребенка и на мужчину. Она вот выбрала этого…
– Да если бы я его выбирала! Я что – не знаю, какая это сволочь? Но ребенок у меня заклят, понимаете? Изорка ему такого нажелала, что сказать страшно – чтобы я мою девочку до восемнадцати лет довела, а потом ее по всем помойкам искала! Чтоб ее под каких-то мужиков подкладывали!… Ой, крестненькая, всего и не вспомнить!… Это было настоящее проклятье, во всю дурь, понимаешь?
– Слово… – растерянно произнесла Дара.
– Ну, а я одна защитить не смогу, понимаете? А он – сможет! Отдайте мне его, крестная, миленькая, Эмер, отдайте, он же не для себя нужен – для доченьки!…
Видя, что Дару так просто не пронять, Сана бросилась к Эмер, но та осторожно уклонилась от объятия.
– Подумай хорошенько, Саночка, – сказала Эмер. – Спасти-то он сможет, он и умеет, и сила в нем есть. Но только захочет ли озлобленный сид спасать кого бы то ни было? Может, лучше отпустить его с миром, вот ведь и море ждет? А дочку твою мы вместе воспитаем.
Она погладила Сану по животу, и та, вздохнув, опустила голову.
Дара все больше изумлялась крестной – вот только что Эмер была готова умереть ради Фердиада, и она же сейчас гонит его прочь?
Не потому ли, что все эти годы она видела в Даре лишь очередную прихоть Фердиада, которую охотно простила ему навеки; а вот ребенка, подаренного непонятно кому, простить уже не могла?…
– Эмер! – позвал из лодки Фердиад. Но повернулась к нему Дара, и не просто так – а с рычанием.
– Ты еще здесь?!
– Эмер, это правда?
– Правда, Фердиад. Вот она, у меня под рукой, твоя маленькая сида. Ничего не поделаешь. Плыви себе с миром.
И Эмер опустила голову, и свет Другого Мира прикоснулся к пушистым волосам, заиграл в них легким, трепетным серебром.
– Нет, нет! – Сана словно опомнилась. – Да что же вы делаете?! Он мне нужен, понимаете?! Вы обещаете только, потом вас не дозовешься! А он!… Это же его!…
– Сана, его нельзя здесь оставлять, как можно убедительнее заговорила Дара. – Он ненавидит нас всех. Он не может даже своего ребенка любить, ему – НЕЧЕМ! Ты слышала когда-нибудь, чтобы сиды кого-то любили? Этого не было и не будет. Ты придумала себе, будто ребенка может защитить только Фердиад, но как он может защищать то, что ему отвратительно?
Она знала, что сид из обычной своей гордости не станет возражать против обвинений. Оправдываться было ниже его достоинства.
– Мой ребенок?!
– И твой ребенок, и ты, и мы с Эмер, и весь этот мир, где он один, последний, заблудившийся вместе со своими знаниями, обреченный! Ему нас не за что любить! Мы все эти годы развлекали его – и только!
– Нет, нет, ты ничего не понимаешь… – твердила Сана. – Это же ребенок, это его ребенок, он не сможет стоять и смотреть, если ребенок будет в опасности!
– И стоял, и смотрел, ты просто не знаешь. Он же – сид, они часто выходили из холмов побаловаться, и дети рождались, и матери их растили, а потом эти дети старились и умирали. Думаешь, многих сиды забрали к себе, в зеленые холмы? Выкинь это из головы! И объясни наконец, как ты сюда попала! Где ты эту лодку с заплаткой взяла?
– Это карра… – очень тихо сказал Фердиад, кажется, вовсе не для того, чтобы его услышали.
– Да это все из-за Савельевны! – воскликнула Сана. – Я к ней поехала с порчей разбираться, а она мне: ой, девка… Ну, ты знаешь, она так всегда говорит! Ой, девка, а ведь ты с прибылью! У тебя, говорит, порча и прибыль так переплелись, что хрен чего разберешь. Ну, мы с ней докопались, где это я… Ну, что же теперь – до родов у нее сидеть? Я и пошла. Думала, попадется мне – убью!
Она, фыркнув, покосилась на Фердиада.
– Его не так просто убить. Вот и сестрички Морриган не справились, – успокоила ее Дара. – А дальше?
– Дальше – вспомнила, что «Лисичка»-то у тебя. Стала тебя звать.
– Это я знаю, спасибо, дальше что? – заторопила ее Дара.
– А потом до меня дошло – его же нельзя убивать!
– Женская логика, – буркнул в лодке Фердиад.
– Я стала звать тебя, мне нужно было срочно все тебе рассказать, но ты не отзывалась. И тут вдруг подходит ко мне этот чудак, берет за руку и говорит – пошли! И ведет вокруг фонарного столба, там один столб на километр, на той шоссейке… Раз – круг, два – круг, и на третьем мы уже были на берегу.