Дичь для товарищей по охоте
Шрифт:
— Возьмите. Передайте конверт тому, кто спросит ответ. [44]
«Какие они все-таки странные, эти русские», — подумал консьерж, провожая гостя взглядом.
Савва перешел на другую сторону бульвара и подошел к морю. В этот утренний час желающих искупаться кроме него не было. Вдоль воды прохаживалась лишь одинокая пожилая пара.
Сбросив халат на плетеное кресло, он вошел в воду. Быстро отплыл от берега, перевернулся и, широко раскинув руки, лег на спину, блаженно покачиваясь на волнах между небом и землей…
44
Реальное событие, произошедшее за несколько часов до смерти С. Т. Морозова. Г-жа Луиза Ориоль, внучка Жака Ориоля, консьержа «Ройял-отеля», со
…Во время обеда Савва порадовал Зинаиду Григорьевну отменным аппетитом.
— Савва, неужели тебе правда нравятся устрицы? — задав привычный вопрос, поморщилась она. — Такая скользкая гадость. Ползает невесть где!
— Зина, что ты такое говоришь? — воскликнул Савва, выжимая лимон на стоящее перед ним блюдо. — Что значит ползают? Устриц разводить — целая наука. Знаешь, я читал… — подцепил он устрицу, поднес ко рту и, прикрыв от наслаждения глаза, проглотил, — …подрастающих устриц высаживают на специальные панели, несколько раз пересаживают в «приливно-отливный» парк, как его называют, и только через три-четыре года они попадают в мелкие бассейны, наподобие соляных. Их там кормят специальными одноклеточными водорослями, они и дают этот оттенок зеленого цвета, вот, сама посмотри, — подцепил вилочкой очередную устрицу и залюбовался. — Красавица просто! — и ореховый вкус…
— Фу! — наморщила нос Зинаида и отвела глаза …
…- Все… — удовлетворенно выдохнул Савва через полчаса, отодвинул тарелку, обмакнул пальцы в лимонную воду и вытер их салфеткой. — Все хорошее когда-то заканчивается, — промокнул губы салфеткой. — Сегодня вечером опять поеду в Монте-Карло. Без тебя, Зина, не обессудь. Вчера, сама знаешь, проиграл. Женщина в казино, как и на корабле, удачи не приносит! А сейчас пойду к себе, прилягу. В пять разбуди, а то разосплюсь — голова тяжелая будет. И ты поспи. Устала, небось по магазинам бродить?
В своей комнате Савва с удовольствием закурил. Сидел в кресле и прислушивался к звукам с улицы. Где-то на набережной духовой оркестр играл вальс. С бульвара доносились восторженные голоса детишек, крутившихся на карусели. Легкая занавеска у балконной двери слегка покачивалась от прикосновений ветерка. Птицы на дереве у окна весело щебетали, обмениваясь новостями.
Загасив папиросу, он взял с кровати подушку, с удовольствием устроился на диване и прикрыл глаза, отдаваясь сладостной послеобеденной дремоте…
…Сюда, сюда! Он где-то здесь, я чую… — ворвался в мозг тот самый сон…
…Скорее, а то уйдет!..
…Ату его, ату!..
Савва открыл глаза, почувствовав, что у изголовья сзади кто-то есть. Сразу все понял и, не предпринимая попытки подняться, спокойным, чуть хрипловатым со сна голосом, проговорил: «Опять за деньгами? Все одно — более не дам».
— Уже дал, — услышал он знакомый голос и ощутил резкий толчок в сердце… [45]
…Звуки стали отдаляться, превращаясь в тишину. Теплая волна подхватила и понесла его по длинному коридору, все быстрее и быстрее, туда, где залитое теплым сиянием, манило неведомое…
45
17 августа 1938 года М. Ф. Андреева писала: «Когда Савва Тимофеевич, несомненно в припадке недуга, застрелился, и Красину удалось все-таки получить по полису деньги, я распорядилась — 60.000 отдать ЦК нашей фракции большевиков, а 40.000 распределить между многочисленными стипендиатами С.Т., оставшимися сразу без всякой помощи, так как вдова Морозова сразу прекратила выдачу каких-либо стипендий (курсив мой — Н.В.). Сколько-то из этих денег ушло на расходы по процессу. Ведал всеми этими операциями — Красин…».
А теперь — обратимся к ее же письму к сестре Екатерине, написанному много ранее, в сентябре 1906 года, то есть уже после получения денег по страховому полису: «Затем, я считаю, что распорядиться деньгами следует так:
1) уплатить расходы Малянтовичу, полагаю, это будет не больше тысячи,
2) отдать Л.Б. (Красину) 60 тысяч целиком,
3) отдать долг К.П. (Пятницкому) — полагаю, что это будет тысяч 15.
Все, что останется — тебе на расходы!
Исходя из расчета, что получено будет 89.000,
Малянтовичу — 1000
Л.Б.- 60.000
К.П.
– 15.000…
13.000 — приблизительно — тебе. Надеюсь, на год хватит? А там что будет — увидим…»
Статья расходов под названием «Стипендиаты С.Т.» в письме отсутствует.
Что же касается З.Г.Морозовой, то в память о Савве Тимофеевиче она строит в Пресненской части Москвы дом дешевых квартир имени Саввы Морозова, родильный корпус имени своего мужа в Старо-Екатерининской больнице, вместе с сыном Тимофеем завершает в Орехово-Зуеве начатое Саввой строительство большого Зимнего театра, оказывает помощь нуждающимся студентам Московского университета и приюту для сирот в Москве, в годы первой мировой — организует сбор средств для раненых и сама материально помогает семьям погибших в войне и т. д.
«Саввушка…» — донесся тихий голос матери.
На мгновение показалось, что еще можно вернуться. Обернулся. Темный и мрачный тоннель с влажными и скользкими стенами…
«Право, матушке не стоит беспокоиться. Ему — хорошо. И — покойно…»
…На столик рядом с диваном легла записка: «В моей смерти прошу никого не винить». Без подписи и без даты.
Предусмотрительная ладонь, скользнув сверху вниз по лицу, опустила его упрямые веки… [46]
46
По воспоминаниям Кавелиных, которым Зинаида Григорьевна доверила свою тайну незадолго до смерти, та утверждала, что Савву Тимофеевича застрелили. Она находилась в это время в соседнем номере и, услышав выстрел, после некоторого оцепенения вбежала к мужу. Через распахнутое окно увидела убегающего мужчину. Услышав ее крик, в комнату вошел врач — Н.Н.Селивановский, который заметил, что С. Т. Морозов лежит в своей обычной позе на спине с закрытыми глазами. Он спросил у Зинаиды Григорьевны: «Это Вы закрыли ему глаза?» Зинаида Григорьевна отрицательно покачала головой.
…На приморской набережной духовой оркестр играл вальс. Детишки с восторженным визгом катались на карусели. Легкая занавеска у балконной двери слегка покачивалась от прикосновений ветерка. Птицы на дереве у окна весело щебетали, обмениваясь новостями. По бульвару Круазет неспешно прогуливались отдыхающие, быстрыми взглядами оценивая соответствие нарядов друг друга требованиям переменчивой моды…
Эпилог
…Холодные капли дождя, выжатые небесной рукой из серой губки промозглого осеннего неба, отбивали монотонную дробь по ступеням Рогожского старообрядческого храма.
Тяжелая дверь медленно, словно нехотя, приоткрылась, впуская молодую женщину в длинном пальто и легком не по сезону платке. Она торопливо перекрестилась и, осторожно ступая по темным доскам деревянного пола, сделала несколько шагов в полумрак храма.
— Вы уверены, что пришли в свой храм? — будто ниоткуда появившаяся старушка пронзила незнакомку взглядом прозрачно-голубых, будто наполненных небесной водой глаз.
Женщина в замешательстве огляделась. Лики святых смотрели с настороженным интересом.
— Да, — чуть помедлив, решительно кивнула она. — Я пришла… — запнулась, подбирая нужные слова, — …в ЕГО храм.
Заметив напряженное удивление в глазах старушки, продолжила:
— Хочу заказать службу за упокой души Саввы Морозова, убиенного сто лет назад.
— Саввы Тимофеевича? — взгляд старушки потеплел. — Ну, пойдем-пойдем, голубушка! — указала она рукой в сторону конторки. — А ты кем ему будешь-то?
— Я? Ему? — женщина растерянно отвела глаза. — Я — историк. Впрочем, это сейчас неважно. — Она извлекла из сумочки пачку банкнот и положила на крышку конторки.
— Вот сто тысяч рублей. Пусть Савву Тимофеевича поминают целый год.
— Сто тысяч? — по лицу старушки скользнула тень удивления.
— Сто тысяч… — повторила женщина. — Именно столько он заплатил за свою смерть…
— За смерть? — недоверчиво переспросила старушка
— … и любовь, — чуть помедлив, добавила женщина.
Внезапное движение воздуха заставило дрогнуть огоньки свечей, ответивших недовольным потрескиванием на попытку прервать их жертвенное служение. Теплая волна, подобно невидимой ладони, тронула прядку волос, выбившуюся из-под платка женщины, которая вскинула руку, будто пытаясь прикоснуться к чему-то, находящемуся совсем близко.