Дикари Гора
Шрифт:
— Это в наших интересах выполнить наши обязанности наилучшим образом, — сказала она, улыбаясь.
— Но лучшие дрессировщики, что у тебя будут, это твои владельцы, и Ты сама. Есть определенное волшебство, и если можно так выразиться, химия, между каждым Господином и каждой рабыней. Все рабовладельцы разные, и таким образом, также, что особенно восхитительно, все рабыни разные. Каждый рабовладелец будет обучать свою собственную девушку, согласно его собственным интересам и вкусам, и каждая девушка, в частном и интимном контексте особых отношений Господин-рабыня, через её интеллект и воображение, принадлежа своему хозяину, будет тренировать
— Я понимаю, Господин.
— Но, даже учитывая уникальность каждого случая отношений неволи, — продолжал я объяснения. — Есть всё же определенные общие знаменатели во всех подобных отношениях, которые не должны теряться из виду, такие как правовой статус рабыни, что она — в конечном счете, только статья собственности, что она подвергается тренировкам и наказаниям, и что она полностью подчиняется желаниям хозяина.
— Да, Господин.
— Но вне этого, вне отношений с конкретным владельцем, Ты будешь учиться и более широко тому, как быть угождать мужчинам. Ты можешь быть продана или передана другому мужчине, или попасть в руки незнакомца, или даже группы незнакомцев. Ты можешь знать немного или ничего о своём хозяине или хозяевах, кроме факта, что он имеет над тобой полную власть, и также он может знать немного или ничто о тебе, на разве что, кроме факта, что прекрасная кожа твоего бедра, отмечена клеймом рабыни. Ты, таким образом, начинаешь снова и снова, свою борьбу, чтобы убедить Господина, что может быть есть некоторый смысл в содержании тебя рядом, чтобы может быть заслужить некоторые послабления, вроде лишней ложки каши в твою тарелку, или ещё один кусочек булки для тебя, или втиснутая в твой рот корка хлеба. Ты будешь пытаться убедить его в твоей полезности, даже притом, что он для тебя полный незнакомец, служа ему, и великолепно, как рабыня. Ты понимаешь то, что я говорю?
— Да, Господин. Я должна научиться, как быть приятной всем мужчинам вообще.
— Правильно, — подтвердил я, — любая рабыня должна учиться, таким вещам, как поцелуи, прикосновения, изгибания страсти, позы любви и подчинения, и тысячам других мелочей связанных с твоей неволей.
— Да, Господин, — шептала она.
— Но, не бойся, — постарался я успокоить её. — Такие способы будут изучены не напрасно. Их потребует от тебя даже влюблённый в тебя владелец, и, можешь не сомневаться, он потребует их от тебя сурово, во всей полноте и точности, причём ещё строже, чем это сделал бы более случайный твой владелец.
— Но, почему, Господин? — не поняла она.
— Да потому, что Ты — рабыня, и в окончательном анализе, он будет хотеть, чтобы Ты помнила, что Ты только его рабыня. А кроме того, неужели Ты думаешь, что он потребовал бы от тебя, своей любимой рабыни, меньше, чем от какой-нибудь обычной невольницы, прикованной цепью у его ног?
— Нет, Господин, — теперь согласилась она.
— Почему Ты замолчала? — поинтересовался я.
— Мне кажется странным думать о доставлении удовольствия любому другому мужчине, с тем же самым мастерством, с которым я должна служить любимому Господину, как простая рабыня, — сказала он задумчиво.
— Твои навыки и таланты, конечно, в большинстве или даже больше, в его распоряжении так же, как они в распоряжении у любого другого мужчины, — пояснил я.
— Верно, — тихо сказала она.
— Ты возражаешь?
— Нет, Господин, — ответила она. — Но я хотела бы служить своему любимому Господину,
— И он заметил бы, что Ты делаешь это именно так, — продолжил я её мысль.
— Да, Господин, — сказала она, и внезапно зарыдала.
— Что-то не так? — спросил я.
— Я так напугана, — ответила она, сквозь слёзы. — Этот мир пугает меня, и на нем я — только голая рабыня. Я не знаю, что делать. Я боюсь. Я настолько невежественна. Я ничего не знаю. Я очень напугана. Я — всего лишь рабыня.
— Ты говоришь правдиво, невежественная рабыня, — сказал я. Она, что, ожидала, что я буду успокаивать её?
Она повернула свою голову в сторону, и положила свою левую щеку на одеяло у моих ног.
— Пожалуйста, Господин, поставьте свою ногу на мою шею, — внезапно попросила она.
Я так и сделал, и надавил так, что она могла чувствовать вес моей ноги, и моего тела.
— Теперь, Вы могли бы, убить меня одним движением Вашей ноги.
— Да, — спокойно ответил я.
— Пожалуйста, не убивайте меня, Господин, — запросила она пощады. — Вместо этого, сжальтесь надо мной, я умоляю Вас, используйте меня для своего удовольствия.
Я убрал ногу с её шеи.
— Сначала я хочу осмотреть тебя. Ты можешь подняться с живота, — разрешил я, и она стремительно она поднялась с живота. — А теперь встань передо мной на колени.
— Колени шире, — приказал я ей, — ягодицами назад на пятки, живот втянуть, голову выше, руки на бедра, плечи назад, выпяти груди.
Я откинул её волосы за спину и разгладил их, чтобы они, таким образом, не мешали бы осмотру. Я оценивал её, медленно, тщательно.
— Это не невозможно, — сказал я ей, в конце подробного осмотра, — что мужчина мог бы найти тебя приятной.
— Заставьте меня доставить Вам удовольствие, — попросила она.
— Скорее, — усмехнулся я, — Я разрешу тебе просить, доставить мне удовольствие, и так, как это положено для рабыни.
— Я прошу Вас позволить доставить удовольствие Вам, Господин.
— Как рабыня? — уточнил я.
— Да, Господин, — поправилась она. — Я прошу позволить доставить Вам удовольствие как рабыня.
— Но Ты, же недрессированна, — сказал я, с презрением в голосе.
— Научите меня, — попросила она. В её глазах стояли слезы.
Я внимательно и беспристрастно смотрел на неё.
— Тренируйте меня, Господин, — взмолилась она. — Дрессируйте меня, пожалуйста, Господин!
— Возьми волосы из-за левого плеча, — приказал я, — и держи их перед и напротив твоих губ. Часть волос держи перед своими губами и напротив них. Другую часть, центральную прядь, возьми в рот и держи губами, так, чтобы Ты могла почувствовать их мягкими внутренними поверхностями твоих губ. Часть этих же волос возьми глубже, чтобы они оказались между зубами. Теперь сожми свои губы, и, оставаясь на коленях, привстань с пяток, и наклонитесь вперед, осторожно и покорно.
Вот так я начал обучение неназванной рабыни на равнинах Гора.
Через несколько мгновений я опрокинул её на спину на одеяла.
— У меня хорошо получилось тренироваться, Господин? — спросила она в конце.
— Да, хорошенькая рабыня, — я сказал, довольно. — Ты — способная ученица, и Ты хорошо обучаешься.
Она прижалась ко мне.
— Это — дань твоему интеллекту.
— Спасибо, Господин.
— И твоей генетической склонности к рабству, — добавил я.
— Да, Господин.