Дикари Гора
Шрифт:
— Тем не менее, помни, что Ты красива.
— Спасибо, — прошептала она.
Безусловно, опасность, о которой она говорила, существовала, и была довольно реальной. Для ценностей одних довольно трудно не быть затронутым ценностями других, тех, кто находится вокруг. Даже изумительной красоты и глубины человеческой сексуальности, бывает недостаточно, в некотором окружении, стремящемся вызвать причудливые реакции беспокойства, затруднения и позора. Среднему гореанцу такие реакции показались бы непостижимыми. Возможно, подобное окружение, могло бы просто быть признано безумным. Трагедией является то, что в
— Вы действительно думаете, что я красива?
— Да.
— Ну тогда заберите меня с собой!
— Нет.
— Вы оставите меня с ними?
— Да.
— Почему?
— Это развлекает меня.
— Тарск! — крикнула она.
Я поднёс хлыст к её лицу.
— Ты можешь поцеловать это, или быть избита этим, — предложил я ей.
Она поцеловала гибкую, тонкую кожу хлыста.
— Ещё раз, и медленно, — приказал я.
Она подчинилась, а потом взглянула на меня.
— Вы назвали меня наемницей, — вспомнила пленница.
— Я ошибся. Ты — теперь только бывшая наемница, — поправился я.
— И что я теперь?
— Думаю, Ты можешь сама догадаться, — усмехнувшись, сказал я.
— Нет! — крикнула девушка.
— Да, — заверил её я.
Она вновь безрезультатно попыталась вырваться из ярма.
— Я — беззащитна, — простонала она.
— Да.
Она выпрямила тело, и вскинула голову.
— Если Вы заберёте меня с собой, то, несомненно, я стану вашей рабыней.
— Полностью, — подтвердил я.
— Получается, что большая удача для меня, что Ваниямпи уведут меня в их лагерь. Там я буду свободна.
— Все Ваниямпи — рабы, рабы краснокожих дикарей, — объяснил я.
— Дикари живут в загонах? — спросила она.
— Обычно нет. Они обычно предоставляют Ваниямпи самим себе. Они не очень заботятся, присмотром за ними.
— Значит, с практической точки зрения, они — рабы без хозяев, — заключила она.
— Возможно.
— И значит я, тоже, буду рабыней без хозяина, — сделала она вывод.
— С практической точки зрения, насколько я знаю, большую часть времени, Ваниямпи, принадлежат всему племени, а не конкретному человеку. Таким образом, их рабство есть нечто отдаленное и обезличенное. Принадлежность общности, конечно, может затенить рабство, но не отменить его.
— Это — наилучшая ситуация для раба, быть одному без владельца, — сказал она.
— Так ли? — переспросил я. — Одинокий и ненужный раб без хозяина.
— Когда я была пленена, я боялась, что меня сделают рабыней, истинной рабыней. Я боялась, что, мне придётся бежать в стойбище краснокожего хозяина, вспотевшей у взмыленного бока его кайилы, с верёвкой, завязанной на моей шее, что там одетая в рабские тряпки, я буду использоваться для грязной работы и удовольствий Господина. Я боялась, что меня унизят до состояния домашнего животного. Я боялся, что бисерный ошейник будет завязан на моём горле. Я боялась, что за малейшую провинность меня подвергнут жестокому наказанию веревкам и плетьми. А главным образом я боялась остаться в вигваме наедине со своим Господином, где я, по его знаку, должна буду служить ему глубоко, смиренно и долго, исполнять все его малейшие прихоти, что он сможет пожелать, с полной внимательностью и услужливостью рабыни. Вы можете вообразить
— Конечно.
— И вот теперь, — сказала она, — я могу радоваться, что буду избавлена от всего этого. Я поражена своей удаче. Насколько же глупы, оказались дикари, чтобы быть настолько снисходительными ко мне!
— Они не глупы, — заверил я пленницу.
— Я слышала, что они взяли в свои стойбища других женщин, — сказала она.
— Да.
— Но это не было сделано со мной.
— Нет.
— Они оставили меня.
— И почему же они так поступили? — поинтересовался я.
— Я не понимаю, — ответила она.
— Тебя нашли среди солдат, — напомнил я, и, отвернувшись от неё, запрыгнул в седло.
— Да, и что?
— Других девушек просто обратили в рабство, — пояснил я. — Им дарована честь, служить достойным владельцам.
— А я? — не понимала она.
— А Ты, будучи найденной с солдатами, и очевидно некая важная персона, была выбрана для наказания.
— Наказания? — Удивилась она.
— Да.
Насколько же краснокожие должны были ненавидеть солдат, и тех, кто пришёл с ними, чтобы настолько хитроумно и коварно отомстить, размышлял я.
— Но мне оказали уважение и предоставили честь, — сказала она, стоя на колени на земле, в ярме. — Меня решили послать жить с Ваниямпи!
— Это — твоё наказание.
Я тогда развернул кайилу, и оставил её в одиночестве.
18. Кувигнака, Слин, Жёлтые Ножи, Кайила
— Это, тот парень, о котором говорили Ваниямпи, — показал Грант. Я присоединился к остальным на гребне невысокого холма, на восточном краю бывшего поля боя. Ему было приблизительно двадцать лет. Он был раздет, и привязан к шесту в траве. Около него, в грунт было воткнуто копьё, обмотанное белой тканью. Оно отмечало место в траве, где он был привязан. Тогда я ещё не знал, значения этого копья, ни ткани на нём.
— Это тот самый парень, про которого Ты рассказывал? — спросил Грант.
— Да, — ответил я, гладя вниз на юношу. — Это — тот самый, что был с колонной наёмников.
Теперь он не был прикован цепью. Цепи с него сняли. Его обездвижили способом, наиболее распространённым в Прериях.
— Он — Пыльноногий, — предположил Грант.
— Я так не думаю, — усомнился я, и спросил. — Ты говоришь по-гореански?
Краснокожий открыл глаза, и сразу же закрыл их.
— Я говорил с ним на языках Пыльноногих, Кайила, и немного на языке Пересмешников, — сказал Грант. — Он не отвечает.
— Почему?
— Мы — белые, — объяснил торговец.
— Он не очень хорошо выглядит, — заметил я.
— Я не думаю, что он долго протянет, — предположил Грант. — Ваниямпи, исполняя приказ, давали ему немного воды или пищи.
Я кивнул. Насколько я помнил, они должны были поддерживать его, до тех пор, пока они не покинут это место, и оставить его здесь, в одиночестве умирать. Я осмотрелся с вершины холма. Я мог видеть как Ваниямпи, собирают и складывают обломки. Я мог видеть остатки фургонов, а также, и тот, позади которого я оставил девушку в ярме.