Дикари Гора
Шрифт:
Я кивнул. Конечно, дикари ожидали попытку прорыва в секторе, где они, казалось, поместили то, что, в действительности, было их временной пехотой. План нападения оказался разумным и осторожным. В особенности накопление сил и очерёдность атак показали прекрасную интуицию того, кто руководил отрядами дикарей, на что указывали направление и фазы развития сражения. Кстати, тактические распоряжения в рукопашной свалке, обычно, отдают воинские сообщества, или их назначенцы, свистом — используя свистки из крыльевых костей птицы Херлит, или движениями длинного, оперённого жезла битв.
— Напуганные мужчины метались вокруг моего фургона.
Я кивнул, поощряя её продолжать. Гореанская пехота, встав в ступенчатые линии и уперев пики торцами в землю, обычно могла отразить нападение легкой кавалерии. Я подозревал, что краснокожие были изрядно удивлены, что оказались неспособны пробиться через линии пехоты. Но такие линии, легко охватить с фланга.
— Я снова крикнула Альфреду, но он не обратил на меня никакого внимания, — пожаловалась она мне. — Казалось, мужчины были повсюду. Вспыхивали поединки на мечах, визжали кайилы. Дикари с севера и запада рвались через фургоны. Некоторые прошли в пределах шагов от меня. Некоторые были голы, и ни один, не носил ничего больше, чем бричклаут. Они жутко кричали. Они были раскрашены, и их кайилы тоже. Перья были в их волосах, и в шерсти их животных. Я видела мозги мужчины, разлетевшиеся не более чем в нескольких шагах от меня.
— Что по поводу животных из ваших фургонов, — неожиданно спросил я, — тех, кто может перемещаться опираясь на руки, но кто может пойти и на двух ногах, когда они того пожелают.
Она удивленно смотрела на меня.
— Я знаю о них. Говори, — крикнул я, и резко хлопнул хлыстом по своей ладони. У меня не было ни малейшего раскаяния или предрассудков для применения его на моей хорошенькой собеседнице.
Она казалась напуганной.
— Сколько их там было?
— Семнадцать.
— Что случилось с ними?
— Когда сражение началось, они выскочили из своих фургонов. Некоторые вступили в бой и убили несколько мужчин, даже наших собственных солдат, которые не знали, кто это такие.
Некоторые боролись с дикарями. Часть была убита дикарями. Небольшая группа, совместными усилиями пробились на север. Казалось дикари, в основной своей массе отказывались напасть на них.
— Сколько было сбежавших? — спросил я.
— Я не знаю. Возможно, семь или восемь, — ответила она.
Эти цифры показались мне соответствующими тем, что я получил от Тыквы и Ваниямпи и моими собственными догадками.
— Продолжай, — приказал я девочке.
— Используя в своих интересах некоторое замешательство, среди краснокожих, после их неудачи в атаке линий пехоты, Альфред приказал своим людям скакать через собственные линии пехоты, и повёл их снова на юго-восток. Его действия разрушили строй пехоты, часть солдат были просто растоптаны, или разбросаны в стороны, этим сразу воспользовались дикари, и устремились через нарушенную линию. Некоторые, возможно, преследовали убегающую кавалерию, но большинство, я думаю, осталось добивать пехоту, после бегства Альфреда полностью расстроенную.
— Кроме того они не хотели давать пехоте шанс перестроиться, закрыться, и вновь
Она пожала плечами.
— Возможно, и так, — прошептала она. — Тогда показалось, что вокруг меня были только визжащие кайилы, кричащие дикари, краска и перья.
— Это, несомненно, были совместные силы краснокожих, — пояснил я, — собранные, чтобы добить пехоту.
— Я думаю также, — согласилась она.
— Был ли кто-либо ещё оставшийся в живых? — поинтересовался я.
— Я так не думаю.
— Похоже, Альфред поступил правильно, сбежав, — заметил я.
— Наверное.
— Сколько мужчин ушло вместе с ним?
— Я не знаю. Возможно, триста или четыреста.
— Что делала Ты?
— Я легла в фургоне, и постаралась спрятаться, — рассказывала она дальше. — Они нашли меня позже, днем, после сражения. Двое мужчин вытянули меня из фургона. Они сорвали мои вуали и капюшон. Я была брошена на колени в траву, один из мужчин держал мои скрещенные запястья передо мной. Другой заносил надо мной тяжелую палицу, навершие которой представляло собой тяжелый, деревянный шар. Они, очевидно, готовились вышибить мне мозги. Но кто-то громко скомандовал, и мужчины отстранились. Я посмотрела вверх, и увидела высокого дикаря, сидящего верхом на кайиле. Это именно он командовал ими. Он сделал мне знак подняться, и так я и сделала, напуганная я еле стояла на ногах. Все эти мужчины в краске и перьях были отвратительны, я боялась их. Всадник крикнул, и через мгновение я была раздета прямо перед ним, и стояла абсолютно голой. Тогда он склонился с седла и указал мне на передние лапы своего животного. Я испуганно отпрянула. Он сказал что-то ещё, и внезапно я вновь стояла на коленях, как и прежде, только теперь раздетая, мои скрещенные руки и удерживались передо мной одним краснокожим, а другой готовил палицу, чтобы выбивать мои мозги. Тогда я закричала, умоляя меня пощадить. Дикарь на кайиле заговорил снова, и я опять была отпущена. Тогда он ещё раз указал на передние лапы своей кайилы.
Она задрожала, и прекратила говорить. В её глазах стояли слезы.
Я видел, что продолжать для неё будет трудно.
— Ну? — наконец не выдержал я.
— Я должна продолжить?
— Да, — потребовал я, поскольку не считал целесообразным проявлять милосердие к ней. Она была рабыней.
— На сей раз, — продолжила она. — Я подползла на животе к кайиле, опустила голову, и поцеловала лапы животного. Я облизывала и сосала их! Я убрала всю грязь и пыль зубами и языком, с лап и даже с ногтей.
— Превосходно, — обрадовался я.
Она встревожено смотрела на меня.
— Да, превосходно, — повторил я.
Она опустила голову.
Женщина, конечно, оценивалась на предмет обращения в рабство. Во-первых, она была раздета. Поэтому, как только её уже неинтересные мужчинам одежды сокрытия были сорваны с неё, как только она была представлена вниманию хозяев полностью, то было решено, что её лицо и фигура вполне подходят для того, чтобы обратить её в рабство. Мужчины решили, что при прочих равных условиях, она может представлять для них интерес, чтобы иметь её в своей собственности. Конечно, в мире есть много красавиц. Но красота, строго говоря, не является даже необходимым условием для порабощения, уже не говоря о достаточности этого условия. Существует множество женщин, фактически даже не считавшихся действительно красивыми, пока они не были превращены в рабынь.