Дикарка для Хулигана
Шрифт:
— Обними меня. Обними. Обними. Обними. — требует срывающимся голосом, но я всё так же не могу даже ничего из себя выдавить. — Обними меня, Егор! Вернись ко мне! Обними! Обними!
— Ди-а-на. — толкаю отрывисто, но не могу заставить себя опять коснуться её.
Она цепляется пальцами в мои запястья, отрывая от лица, и смотрит прямо в глаза.
— Ничего страшного. Только не отталкивай меня. Не оставляй, Егор. Пожалуйста… Прошу… Не оставляй. Обними. Это же ты? Ты?
— Я, Дикарка. Но… — сглатываю горечь, скопившуюся в глотке.
— Имеешь. Я тебе его даю. Ты сказал, чтобы я говорила, чего хочу. А я хочу, чтобы ты обнимал меня. Чтобы был нежным. Чтобы опять был моим Егором. Выполняй. Обними меня. — тарахтит, не переставая плакать.
— Блядь, Дианка. — с болезненным стоном поднимаю руки на её вздрагивающие плечи, притискивая к груди.
У самого, сука, глаза жжёт от понимания, что, несмотря ни на что, она не собирается сдаваться и отказываться от меня. От нас.
Разве МЫ всё ещё есть? После того дерьма, что я натворил?
— Ты сможешь простить меня? — спрашиваю с дрожащими интонациями. — Сможешь и дальше доверять?
Отрывает голову от моего плеча, топя меня в синеве своих блестящих глаз, и шепчет:
— Смогу. Я знала, на что иду.
— Я тебя почти изнасиловал! — взвываю, пытаясь вырваться из её рук, но она крепче жмёт. — Блядь, отпусти! Я сделал тебе больно! Ты рыдала от этой боли! Просила остановиться, а я!.. Сука! Я не мог. Не мог… Не контролировал… — вырываю задушено из скрутившей болезненным спазмом глотки.
Не отпускает. Продолжает обнимать. Гладит пальцами спину. Сама, как эпилептик трясётся, но при этом продолжает цепляться и успокаивать.
— Обними. — требует жёстче.
Одна рука на её плечи, вторая в кулак к губам. С такой силой жму, что тонкая плёнка рвётся о зубы, заполняя рот кровью и отчаянием.
Так и стоим. Не двигаемся. Только её пальцы продолжают жить своей жизнью. Крепко схлопываю веки. Перед закрытыми глазами белые круги. В груди тряска. Нутро в месиво.
— Насколько больно? — выбиваю сквозь зубы.
— Терпимо.
— От одного до десяти. — всё так же с закрытыми глазами. Девушка глубоко и шумно вздыхает. — Правду, Ди.
— Четыре. — сечёт на выдохе.
— Врёшь? — сильнее нажим на плечи.
— Я не хочу, чтобы ты винил себя, Егор. Я же с самого начала знала, что с тобой происходит. Ты сам рассказал. Я была готова к этому.
— Опять врёшь? — поднимаю веки, опускаю взгляд к её лицу. — Готова к боли? К насилию?
— Если есть согласие, то это не насилие, а я сама хотела…
— Чтобы я сделал тебе больно? Чтобы душил? Этого хотела? На это была согласна? — невесомо касаюсь подушечками пальцев красных отметин на шее, медленно теряющих свою яркость, становясь розовыми пятнами. — Диана, как ты не понимаешь?
— Может и не понимаю, но не отпущу тебя. Ты мой, Егор. Ты сам это сказал. Уже передумал?
Стоило бы сказать ей, что ляпнул в пылу страсти, но это не так. Неужели она реально способна принять меня таким? Неужели я так сильно ошибся, подумав, что она слишком хрупкая?
Глаза в глаза. Горит синим пламенем эта глубина. Выбрасываю белый флаг.
— Твой, Дикарка. Безгранично. Я не могу бороться с собой. Но и с тобой бороться тоже не получается. И ты моя. — надолго ли? — Понимаю, что должен отпустить тебя. Прямо сейчас отвезти тебя домой, но, сука, не могу, Диана. То, что ты делаешь со мной, не поддаётся контролю. Помнишь, как я говорил тебе, что бесконечные поцелуи, прогулки под луной и посиделки в кафе не для меня?
— Помню.
Растягиваю губы в горькой ухмылке.
— Видимо, придётся менять приоритеты, потому что я хочу быть с тобой.
— А секс? — толкает полушёпотом.
— После того, что натворил, я не прикоснусь к тебе в этом плане.
Она резко выдирается из моих рук, хватает с пола рубашку, натягивает на себя. Застегнув все пуговицы, прибивает демоническим взглядом.
— А к кому прикоснёшься? Я не дура, Егор, и понимаю, что нельзя всю жизнь ходить за ручки и целоваться.
Застывает на том же месте, где я почти изнасиловал её, и мечет глазами молнии.
В ней напрочь что ли отсутствует инстинкт самосохранения? Она рыдала от боли, а теперь злится из-за того, что я отказываюсь спать с ней, чтобы этого не повторилось.
Блядь, и сам же отлично понимаю, что когда-то это должно случиться, но только тогда, когда я буду на все сто процентов уверен, что смогу сдержать монстра.
— Диана, — выталкиваю, прикрыв глаза, — насколько больно я сделал тебе? Скажи правду.
Сглатывает. Растерянный взгляд в сторону.
— Сначала я просто испугалась. Ты так неожиданно… пальцем… — заливается краской, а я еле сдерживаюсь, чтобы не обнять её и просто заставить забыть о случившемся. Начать всё сначала. — Я почувствовала, что ты меняешься, поэтому и просила остановиться. А потом… Второй… Третий… Мне не хватало воздуха… Я испугалась ещё больше, когда ты сжал руку. И себя тоже. Мне было больно, но и… приятно…
Замечаю, как осторожно она подбирает слова. Не говорит "душил", не говорит "насиловал". После кошмара, который она прожила по моей вине, она делает всё, чтобы эту самую вину не усугублять.
— Но потом всё равно остановила меня. — отбиваю очевидным аргументом.
— Боялась, что ты опять озвереешь. Я хотела, чтобы ты опять был нежным, но не знала, как вернуть тебя. Я понимаю, — подходит ближе, застывая в нескольких сантиметрах от меня, и сипит дрожащим голосом, — что тебе это надо, а раз я не могу дать тебе то, что тебе необходимо, то… — влажный взгляд в глаза. — Когда будешь с другими, я не хочу знать о них. Сделай так, чтобы я не знала, где ты и с кем. Ври мне, когда будешь трахать других! Ври, Егор! Ври! — с шёпота на крик, с крика на громкие несдерживаемые рыдания.