Дикая любовь
Шрифт:
Я беременна.
На глаза наворачиваются слезы, как от шока и полной неизвестности, так и от острого, пронзительного осознания того, что Левина здесь нет. В какой-то момент он узнает об этом, и каким бы ни было мое решение, я должна буду сообщить ему об этом. Я не могу всю жизнь держать это в секрете от него, даже если никогда его больше не увижу, а я этого не хочу. Я хочу рассказать ему. Но у нас никогда не будет того момента, когда я открою дверь и покажу ему результат, к добру или к худу. Не будет случая, чтобы он стоял со мной в ванной и смотрел, как появляются линии.
Здесь я совсем одна.
Я знаю, что не останусь одна, что бы ни случилось. Если я захочу сохранить ребенка, Изабелла поможет мне. Найл скажет мне оставаться здесь столько, сколько я захочу или потребуется мне. Здесь у меня есть семья, безопасность, защита и поддержка. Это больше, чем могли бы иметь многие девушки моего возраста, в моем положении, с теми ожиданиями, которые моя семья возлагала на меня. Я знаю, что мне повезло. Если бы я хотела, чтобы Изабелла была со мной, она была бы здесь.
Но я хотела Левина. А он — единственное, чего я не могу иметь.
Я слегка приоткрываю дверь и зову Изабеллу. Через несколько мгновений я слышу ее торопливые шаги по коридору, а затем она распахивает дверь и смотрит на меня сверху вниз, ее волосы начинают выбиваться из хвоста, немного распускаясь вокруг лица.
— Елена… — Она начинает произносить мое имя, как будто хочет задать мне вопрос, который, как я знаю, она ждала уже полчаса, а потом видит выражение моего лица и тесты, разбросанные вокруг меня. — О, Елена.
Вот что делает то, что заставляет меня разрыдаться. Я испускаю маленький, придушенный всхлип, слезы наворачиваются на глаза и текут по щекам. Изабелла мгновенно заходит в ванную, закрывает за собой дверь и опускается на пол рядом со мной, обхватив мою руку. Несколько долгих мгновений она сидит со мной в тишине, ее большой палец поглаживает тыльную сторону моей руки, а я плачу. Я плачу и плачу, пока не чувствую себя полностью выжатой, даже больше, чем утром. Тогда я вытираю лицо другой рукой и сморкаюсь, пока Изабелла протягивает мне пачку салфеток.
— Давай сядем где-нибудь поудобнее, — говорит она наконец, — и подумаем, что делать.
Я не замечаю, что Найл все еще дома, пока мы не выходим в гостиную, и мельком вижу его на кухне, когда мы проходим мимо: Эшлинг сидит на стульчике, а он кормит ее хлопьями. Я вздрагиваю, потому что не хочу, чтобы он знал об этом, но теперь уже ничего не поделаешь. Он все равно узнает, и рано или поздно узнал бы, так что, думаю, это не имеет значения.
Изабелла идет со мной в гостиную и усаживает меня на диван.
— Все будет хорошо, — говорит она мне, сжимая мою руку. — Я вернусь через минуту.
Думаю, она хочет, чтобы я не слышала их разговор, но это трудно не сделать, так как она злится. Я вижу, что она старается говорить тише, но Изабелла никогда не умела скрывать свои эмоции или держать их под контролем.
— Ты должен сказать ему, чтобы он собирался на хрен обратно в Бостон, — слышу я ее сердитое шипение. — Он… безответственный… теперь Елена… издеваешься надо мной?
Я улавливаю лишь отрывки, но этого достаточно, чтобы догадаться, что она говорит и насколько она взбешена. Даже Найл говорит резко, но я слышу, как он пытается ее успокоить, утихомирить.
— Как, по-твоему, Эшлинг попала сюда, девочка? Мы тоже не были особо осторожны…
— Перестань говорить о нас! Речь идет о моей сестре, и этот человек должен был ее защищать. Мы с тобой никогда не были…
Она понижает голос, и я не слышу, что следует за этим, но во мне поднимается разочарование, смешанное с ноющей печалью, которая, кажется, поселилась в яме у меня в груди. Когда я задумывалась о том, каково это, иметь детей, я решила, что хочу быть хорошей матерью. Но я не задумывалась о том, как это будет выглядеть. Что это будет значить.
Изабелла все еще повышает голос, уговаривая Найла позвонить Левину сегодня, но не для того, чтобы сказать ему, зачем, а чтобы он приехал, и я сама могла ему все рассказать. Это то, чего я хочу, думаю я, сказать Левину лично, но я все еще немного раздражена тем, что Изабелла не спросила меня об этом. Она просто решила, что именно так он должен узнать.
Это неважно. У тебя сейчас есть заботы поважнее, чем твоя сестра-всезнайка.
Например, о том, что я собираюсь делать.
— Мы разберемся с этим. — Голос Изабеллы, раздавшийся у меня за спиной, заставил меня подпрыгнуть, как будто она прочитала мои мысли. — Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь или понадобится. Если ты хочешь остаться здесь навсегда, что ж, тогда Эшлинг просто будет расти со своей маленькой кузиной. Все будет хорошо, Елена. Я позабочусь о тебе.
Мои глаза снова наполняются слезами, слезами, которые, как я думала, уже должны были высохнуть, и потому, что, несмотря на все высокомерие сестры, я ценю ее за то, что она рядом, и потому, что, как бы я ни ценила это, сейчас я хочу, чтобы обо мне заботилась не она.
Мне нужен Левин.
— Найл собирается позвонить ему, — говорит Изабелла, снова словно прочитав мои мысли, и садится рядом со мной. — Он будет здесь, как только сможет сесть на самолет, если он знает, что для него хорошо. И тогда вы двое сможете поговорить.
Она сжимает мою руку, откидывается на спинку дивана рядом со мной и на мгновение благословенно замолкает. Я хочу тишины, возможности попытаться разобраться в своих мечущихся мыслях, но толку от этого мало. Я понятия не имею, что будет дальше. Какая-то часть меня, маленькая, тайная часть, в которой я никому не могу признаться, испытывает трепет при мысли о том, что он вернется. Я хочу увидеть его снова больше всего на свете. До сегодняшнего дня я бы сказала, что готова отдать все, сделать все, чтобы это произошло. Теперь я могу сказать почти все. Мысль о том, что Левин войдет в парадную дверь, чтобы увидеть меня, вызывает во мне прилив возбуждения, как гудение электричества, превращая меня в провод под напряжением от волнения и предвкушения. Но я не хотела, чтобы все произошло именно так. Я не хотела, чтобы причина наших встреч была такой, что-то, что заставит его вернуться. Если он вернулся бы за мной, я хотела, чтобы это было потому, что он не мог оставаться в стороне. Потому что я нужна ему так же, как и он мне.