Дикая роза
Шрифт:
— Спасибо, не хочется. А ты пей — не стесняйся.
— Я уже давным-давно напилась, — сказала она и раздраженно откатила столик.
Феликс взял стул и подсел к ней, ощущая обычную связанность, словно прилипшую к лицу притворно-веселую маску.
— Ну, как мы сегодня?
— Ужасно.
Феликс засмеялся:
— Так-таки ужасно?
Ему стало не по себе от её по-детски пытливого взгляда. Она откинулась на подушки, томная, бледная, но щеки её чуть румянились, и Феликс опять подумал о краснухе. Надо бы смерить ей температуру, но всякое мало-мальски конкретное проявление заботливости отпугивало
— Я побывал в Кентербери, — сказал он, чтобы нарушить молчание.
— Я знаю. Вы говорили, что поедете.
— Разве? Ну так. Нога, надеюсь, получше?
— Нет, Феликс, очень скверно.
Она редко называла его по имени. Как всегда в таких случаях, растерявшись, он поднял голову, встретил все тот же взгляд и отвел глаза. Конечно, в лице у неё много общего с Энн — бледность, тонкая линия носа и губ, налет чуть ущербного аристократизма. Только у Энн выражение было всегда озабоченно-рассеянное, Феликс видел за ним её постоянную тревогу о других. А лицо Миранды, так часто выражавшее торжествующую насмешку, и сейчас, в покое, некую упрямую агрессивность, скорее, вызывало в памяти наглость её отца; и Феликс, на мгновение ощутив дух Рэндла, витающий поблизости, чуть не отшатнулся от нее.
Устыдившись своих мыслей, он сказал бодрым тоном:
— Давай-ка спасать твоих кукол, а то ты их совсем раздавишь. — Он протянул руку и попытался вытащить кукол из их неудобного убежища.
— Не надо! — сказала Миранда. Оттолкнув его руку, она стала сама вытаскивать кукол. Каждую она сердито встряхивала, точно хотела наказать.
Какой я нескладный с детьми, печально подумал Феликс. Наверно, я её только злю, да и сам ничего не выигрываю. Он нащупал куклу в кармане. Было как-то боязно её подарить.
Миранда сидела, апатично уставившись на своих кукол.
Феликс сказал:
— Я сегодня вечером буду в Грэйхеллоке. Привезти тебе что-нибудь? Еще парочку этих… маленьких принцев?
— Нет, не нужно, спасибо. — И добавила яростно, не отрывая взгляда от кукол: — Хоть бы он провалился, этот чертов Грэйхеллок.
— Что это ты, — сказал Феликс, удивленный, немного шокированный этим взрывом. — Чем тебе не угодил бедный Грэйхеллок?
— Там никогда ничего не случается.
В свете недавних событий суждение это показалось Феликсу странным.
— А я думал, где ты, там всегда что-нибудь случается. — В этом смысле ты вся в отца, закончил он про себя. Не завидую я тем молодым людям, которые в тебя влюбятся. И тем, которых ты сама полюбишь.
Она только покачала головой и стала рассаживать кукол на пледе, оправляя им юбки.
— И что на тебя нашло, когда ты спрыгнула с дерева? — спросил Феликс. Он вдруг ощутил злость на эту неласковую девчонку и смутное желание отшлепать её. Ему не понравилось то, что она сказала о своем доме.
Миранда посмотрела на него, и в лице её он увидел некую перетасовку душевных элементов —
Помолчав, она сказала:
— Мне в ту минуту было совершенно все равно, жить или умереть. Это вас удивляет?
Ее снисходительно-вежливый тон ещё больше разозлил Феликса.
— Не особенно, — ответил он. — Такие ощущения вообще свойственны юности. Только едва ли тебе было совсем все равно. — И подумал: а между прочим, она все-таки рисковала жизнью.
— Это было очень нехорошо? — спросила она как маленькая, точно напрашиваясь на выговор.
— По-моему, да. Ты могла серьезно покалечить себя или кого-нибудь другого. И маму свою напугала до полусмерти.
— Да, я поступила очень дурно, — сказала Миранда с удовлетворением. — Как, по-вашему, правда, моя мама прелестная?
Феликс с трудом подавил желание дать ей шлепка.
— Да, — сказал он, — очаровательная. — И чтобы пресечь дальнейшие невыносимые высказывания, продолжал: — И откуда у тебя такое безразличие к жизни? Во многих отношениях тебе живется совсем неплохо. — Глупею я от злости, подумал он. Какой девочке может житься неплохо, если она дочь Рэндла.
Миранда посмотрела на него. Ее большие карие глаза поблескивали, ожившее лицо играло. Потом она отвернулась.
— Иногда мне кажется, что жить дальше нет смысла. Ведь все равно мы все скоро взлетим в воздух. Уж лучше умереть молодой, по своей воле, чем потом медленно умирать от лучевой болезни.
Тон был все ещё снисходительный, но слова её потрясли Феликса. Он в самом деле держался с ней глупо. Только бы она этого не заметила.
— Я считаю, — сказал он, — что жизнь нужно воспринимать как работу. Вот как в армии. Ступай, куда пошлют, делай, что приказано.
— Но вы-то так не делаете. — Теперь в её взгляде была озорная насмешка. — Вы-то можете выбирать себе работу, можете и в Индию поехать, и остаться в Англии.
Хитра девчонка, и все-то ей известно!
— Да, — сказал Феликс, — на этот раз мне повезло. Обычно так не бывает.
— А я хочу, чтобы мне везло всегда.
— Ты ещё мала, — сказал он, немного утомленный этим спором. — Самое важное в жизни — это другие люди, уже по одному этому нельзя уходить из жизни, когда заблагорассудится. «Мы члены друг другу», как говорится в богослужении. Но может быть, ребенку этого не понять.
— А я разве ребенок? — спросила Миранда, сгребая кукол в охапку и не отпуская его взгляда. В глазах её был упрямый вызов.
Феликс опешил:
— О черт, ну конечно, ребенок!
Оба рассмеялись.
— И кстати, — сказал он не совсем уверенно, — у меня есть для тебя подарок.
Он вытащил куклу из кармана и поставил на диван, прислонив к колену Миранды.
Этого она не ожидала. Минуту она смотрела на подарок, приоткрыв рот, выронив остальных кукол. Потом перевела взгляд на Феликса, и теперь в глазах её была мрачная ярость, которую он не смог бы объяснить. Снова обратившись к кукле, она взяла её в руку, медленно потянула к себе, как будто хотела прижать к груди, потом уронила на колени. Всхлипнула, отвернулась, уткнулась лбом в спинку дивана. Еще несколько всхлипов, подрагивающие плечи. Потом она выпрямилась, вытерла глаза, в которых почти не было слез, и сказала сухо: