Дикие пчелы
Шрифт:
– Большевики обещают землю и волю.
– Хе, у нас тут земли и воли по горло. Пусть они дадут нам денег, тогда и в ноги поклонимся. Тягла поболе, жисть будет что надо.
– Но они говорят, что все это надо отобрать у богачей и передать народу.
– Тоже у нас шибко не разгонишься. Можем пощипать Бринера, Силовых, Безродных, Хоминых, а больше и некого. Отбирать у тех, кто все нажил своим горбом, право же, грешно. Ну отобрали мы рудник у Бринера, почали все работать, снова же голова нужна. Та голова-то и будет жить, а мы спину гнуть. Не подходит.
– А что же подходит? – спросил Ванин.
– Да никто не знает. Может одно подойти, ежли люди будут жить одной верой, одной мечтой, где каждый друг и брат, тогда еще можно выбиться сообща из нужды.
– Где же выход? – спросил Ванин.
– А его нет. Чтобы стать богачом, то надо работать в три силы, да и то едва ли станешь, потому как платите гроши. Сам смотри: Безродный, кто он? Богач. Отчего стал богачом? С крови людской. Силовы разбогатели оттого, что у Федора на камни нюх сильнее собачьего. Староверы живут богато оттого, что они дружны, вера едина…
– Пятышин тоже купец, чего же о нем не скажешь, с чего он разбогател? – усмехнулся Ванин.
– Этот от ума. Да только Иван-то Андреевич бедняк, и все с того, что честности много. Для купца честность, как мозоль на пятке, ходу не даст. Снял бы ее Иван и стал бы настоящим купцом.
– Выходит, что честных и нет на земле?
– Нет, конечно, барин. Иван тоже играет в честность. Вы тоже.
– А вы честны? – в упор спрашивал Ванин.
– Нет, ваше благородие, – усмехнулся Нестор.
– Вы озлоблены, Нестор, поэтому обвиняете всех в нечестности.
– Не обвиняю, потому как жизнь худущая, где каждый смотрит, как бы подмять под себя соседа…
Ванин на месте рудных точек поставил разведочные работы: прослеживал жилу канавами, шурфами. Это была оловянная жила, может быть, перехватят где серебряную, да и олово начало подниматься в цене. Жил в корявом шалаше, ел с рабочими из одного котла. Мужики похохатывали над его причудами: барин и ест из одного котла, тоже играет в честность. Вся жизнь – игра, притворство.
Болела раненая нога. Ванин в часы отдыха часто задумывался о жизни, о взаимоотношениях между людьми. Понимал, что так жить нельзя, что народ обозлен, никто никому не верит, каждый рвется в богачи.
Те споры в технологическом институте о роли человека на земле сейчас казались смешными. Мужику дай заработать, а на остальное ему наплевать. Вот и Нестор – здоровенный мужик, он в два раза быстрее работает. Сила есть. Этот даже с канав сможет подняться. А вот рядом с ним работает ивайловец, этому не вырваться из нужды: слабоват, не хватает сноровки. Но и он рвет жилы, чтобы купить лошаденку и стать пахарем, с земли зажить. И выходило, что живет и среди людей волчий закон, право сильного.
– Это уж так, ваше благородие, слабому в мужицком деле не устоять. Коль нет ума, нет силы, хваткости, то загодя можно рыть могилу. Быть вечным батраком, работать на дядю – душу надорвешь, – криво усмехался Нестор. – Дай мне тыщу рублей, я через три года из той тыщи сделаю десять. Поймите, я батрак, гоняю и чищу чужих коней, пашу и засеваю чужую землю, а когда же свою? Мы равны только перед богом и смертью…
Звенели кайлы, шаркали по грунту лопаты, жалил гнус. Шла работа. Ванин брал пробы, составлял карту. Приходил к выводу, что Нестор прав: если ничто не изменится в этой жизни, закон волков будет жить…
А где-то брели по тайге Арсе и Федор, искали руды и тоже для сильного, чтобы еще сильнее стало акционерное общество «Крупенской и К°».
Вышли на пантовку каменские побратимы, чтобы добыть панты, сделать прибавку к их богатству.
Черный Дьявол одиноко кружил по сопкам.
Зеленым морем дыбилась тайга. Во всю силу пылало солнце. Зной и томление. Ивам тоже жарко, они разбежались, чтобы нырнуть в прохладную воду, но будто чего-то испугались да так и застыли на берегу, опустив ветви долу. А березки, что хороводом выросли на сопке, те и вовсе изнывают от жары. Кедры еще больше насупились. Раскорячились дубы. Лишь птичкам некогда обращать внимание на жару, они снуют и снуют челноками, несут в свои гнезда жуков и червяков.
Да и людям жара нипочем, тоже забот полон рот: не успели отсеяться, как подошла пора полоть хлеба и овощи, а там и окучивать картошку. Работали с восхода до заката. Некогда было за детьми присмотреть. А они играли на берегу речки, рылись в дорожной пыли.
В один из таких отрадных дней трехлетняя Иринка Розова и голенастая Галька Гурина, той сравнялось уже пять лет, возле речки «пекли» шаньги из песка. И так заигрались, что не заметили красного волка, который выскочил из кустов, схватил за холщовое платье Ирку и понес в тайгу.
– Волк! Волк унес Ирку! – закричала Галка, прибежав в деревню.
К счастью, несколько мужиков оказались дома. Выскочил с берданой Гурин, за ним Козин, сбежались еще мужики, прыгнули в телегу Федьки Козина, бросились в погоню. У сопок преследователи разбежались в разные стороны. С Розовым рядом оказался Федька. Они первыми взбежали на крутую сопку и услышали в распадке рычание, возню, вой. А потом тишину разорвал крик:
– Мама-а-а-а-а!
Розов метнулся на крик и увидел бегущую к нему дочку. Схватил на руки, начал шарить по телу – искал раны. Но тут же отпустил девочку, увидев на сопке зверя. Сорвал затвор с предохранителя и вскинул берданку. Крикнул:
– Черный Дьявол!
Розов нажал на спуск, и быть бы убитому Черному Дьяволу, но Федька Козин ударил снизу по берданке, и пуля ушла вверх.
– Ты что, с ума сошел?! – вскинулся Розов.
– Тихо, под сопкой кто-то хрипит. Кого-то Дьявол задавил.
Охотники в кустах увидели издыхающего волка.
– Непонятная собака – то с волками, то против волков. Как понять?
– Так и понимай, что жисть есть жисть. Прижмет, то пойдешь с волками, отпустит – супротив, – проворчал Ломакин. – Судьбу еще никто не расписывал по святцам. Хотя метаться бы Дьяволу не след. Но кто знает, как у него все сложилось. Говорю, что жисть – штука сложная.