Дикий цветок
Шрифт:
«Погаси свет!»
Она поднимается на локти и следит, как пошатываясь идет Юваль к лампе с абажуром. Есть в Ювале что-то, что есть в Рами, в Ники и в Рахамиме: мужская сила молодого Рами, наивность Ники и жизнерадостность Рахамима, когда он был еще здоров.
Но нет в Ювале ничего от Мойшеле, и потому нет никаких преград между нею и Ювалем. Адас чувствует, что потерянное время возвращается к ней, и этот час под навесом ее волнует. Быть может, это не любовь, но глубокое удивление тягой к Ювалю. Красная лампа уже погасла. Полутьма скрывает гримасу на ее лице. В душе – открытая тяга к молодому телу Юваля. Адас чувствует себя словно перед любовным путешествием в темном туннеле, который надо пройти, чтобы выбраться к свету. Сильное
Юваль вернулся к ней, и в руках его все то же сиреневое полотенце.
«Отодвинься».
Голос его сух, но руки, стелющее полотенце под ее спину, мягки. Теперь она не чувствует шершавость камуфляжной сети. В ноздри ударяет запах хлора, идущий от пруда. Сиреневое полотенце несет в себе свежесть воды. Адас выбирается из тоннеля и протирает глаза. Море открыто, ветер силен, и она плывет на сиреневом полотенце, на лодке, несущей ее имя. Открывает Адас объятия и принимает его тело в свою душу – загорелого юношу, пахнущего свежестью, горячностью солнца, прохладой ветра и ласковостью моря. Со смущенной улыбкой нетерпения она снимает с него рубаху, он чувствует ее руки на своем теле, немного отстраняется и говорит:
«Ты действительно хочешь?»
«Очень».
Она хватает его за бедра, чувствует все его длинное тело, и напряжение, идущее от него, захватывает ее целиком. Юваль весь, как сгусток пламени между ее рук. Она со всех сил старается сохранить какую-то ясность, но этот огонь охватывает и ее голову. Его мускулистое тело прижато к ней, и шея его, и плечи притиснуты к ее лицу. Она как бы окутывается им и кажется себе уменьшившейся в его объятиях. Она больше не в силах сдержать чувств, буйствующих в ней, и шепчет ему:
«Хорошо».
Душа ее освободилась от воображения и сна, и с наслаждением нырнула в прекрасную путаницу тел, охваченных любовью. Красота расцветает в полутемном безобразном уголке. Лицо Адас лучится, тело его светится. Все его гибкие мышцы прыгают на ее теле, и она уносится с ним в сладкое бессилие в едином ритме, она парит на страстном желании любви, которое упрятано глубоко в ее душе, взлетает на теле Юваля в неописуемые высоты. Только бы не завершился этот полет, и она докажет еще и еще раз свой талант в страсти, ощутит еще и еще это незабвенное чувство парения. Но вот ее летчик уже шепчет ей:
«Летели немного быстрее, чем надо».
Ощущение это касается их одновременно, и Адас поглаживает его тело, распростертое на ней, в приятной усталости как бы пеленая его объятиями заботливой матери. Тело ее все еще где-то далеко, вместе с его усталым телом. Надо напрячь ноги, и поискать клочок твердой почвы на этой надутой резине. Она все еще прижимается к нему, хотя они отделились друг от друга, и он лежит рядом, тихо, почти не дыша. Может быть, погрузился в печаль? Как Мойшеле! Тот становился тоже после этого печальным и тихо лежал рядом. Адас боится нарушить молчание Юваля. Глаза ее рыщут в полутьме в поисках сигареты. Рами обычно зажигал сигарету, чтобы возбудить в теле, уставшем от любви, новое желание. В пальцах Юваля нет сигареты, рука его беспомощно распростерта на сети. От края навеса неоновый свет протягивает слабую полосу по потолку – свет белый и охлаждающий, который, казалось бы, стерся из памяти Адас, но вот, вернулся, напоминая о своем существовании. Юваль глубоко погружен в ложе из надутых камер, Адас опирается на локти, смотрит на светлячков, мерцающих на старом катке и думает, как бы достать такого светлячка, дать эту искорку в руки Юваля.
Адас кладет голову на его лицо, покрывает его тело длинными своими волосами. На висках Юваля трепещет жилка, и губы Адас касаются ее, и ее сердце пульсирует в губах. Он позволяет ей делать с собой все, что ей хочется, и не шевелится под ее руками. Мягкостью, исходящей от нее, словно бы напоены – ночь, навес, Юваль. Приятно ему прикосновение ее нежной, ароматной кожи. Приятно ему молчание после бури чувств. Это погружает его в сладостную дремоту, и он прикрывает глаза в объятиях Адас, чтобы в них же проснуться. Но молчание это пугает Адас:
«Скажи что-нибудь».
«Как было?» «Чемпион».
«Я знал, что мне удастся».
«Из твоего опыта?»
«Ты, значит, даже не почувствовала?»
«Что?»
«Что ты у меня первая».
«Ты смеешься».
«Клянусь».
«Нет!»
«Я ждал тебя много лет».
«И не имел дела ни с одной девушкой?»
«Просто девушкой?»
«Что значит – просто девушка?»
«Такая, которая всегда на общую продажу».
«Есть и другие».
«Другая только ты».
«Юваль, ты большой романтик!»
«Удивляйся!»
«Любишь девушку с лунным светом».
«Даже!»
Адас лежит навзничь против полоски света на потолке, закрывает глаза руками, чтобы не видеть этот белый неон. Зубы ее впиваются в руку, и она пытается болью успокоить себя. Память взывает к ней голосом погибшего Ники. Девственник Юваль любит луну! Юваль и Ники связаны с ней одной романтической любовью, Боже, спаси и сохрани! Адас ужесточает голос и говорит:
«Зачем тебе эта романтика?»
«Она – это мечта, сон».
«Нельзя слишком много мечтать и жить снами».
«Но ты – моя единственная мечта и сон».
«Ну, это уже слишком».
«Что же делать, если это правда? Подростком я смотрел на тебя, как на легенду, как на прекрасную принцессу, живущую в замке, а я был рыцарем, преклоняющим перед принцессой колено, и она протягивает мне руку для поцелуя. Все как в сказке. Видел я тебя и в Синае. Когда мне на глаза попадался верблюд, я превращал его воображением в коня, сажал тебя на него, и мы скакали в исчезающие дали. Лицо твое возникало на волнах канала. Когда я упал в воду, то почувствовал, что погружаюсь в твое лицо и тону. Теперь ты понимаешь?»
«Понимаю».
Ники явился сюда, чтобы утянуть Юваля в тоннель. Вдруг ее охватил страх, что может что-то случиться с Ювалем. Она схватила его за руку, чувствуя, что они вместе возвращаются из реальности любви в воображение и в дурной сон, в котором стоит Рахамим в конце тоннеля и ждет Юваля, чтобы столкнуть его обратно в тоннель. Рахамим с побитой головой схватил девственника Юваля и потянул его в бурные волны Суэцкого канала, и Юваль тонет, и рыбы кружатся вокруг него и избивают его хвостами, острыми, как ножи. И она тоже тонет в канале, но Рахамим вытаскивает ее из воды при помощи петли и возвращает в тоннель. Испуганная Адас тянет шершавые пальцы Юваля к своей груди, и рука его, недвижная, пугающая, покоится на ней. Затем Адас поднимает его ладонь к своему лицу, и ладонь его холодна и влажна, как травы в утренней росе. Целует она каждый палец и просит прощения за дурной сон и за ужасное свое воображение, и Юваль говорит ей: