Дикий хмель
Шрифт:
— Тили-тили, тили-тили...
Лицо у него было не пьяное, а больше ненормальное. Иногда он хлопал в ладоши, иногда поднимал руки и странно шевелил пальцами, словно пытался нащупать что-то.
— Местный дурачок Тихонравов, — услышала я за спиной мужской голос. Повернулась. Мужчины, которых мы встретили на пляже, нагнали нас. Светловолосый коснулся моего локтя:
— Можно было не волноваться. Пограничники все время наблюдают за морем.
— Это хорошо, — сказала я и высвободила руку.
Люська спросила:
— Откуда она взялась?
— Надо полагать, что это старая мина, поставленная нами или немцами во время войны. Сегодня ее сорвало штормом.
— Через столько лет?
— Не имеет значения. Если мина забыта и не вытралена, рано или поздно она о себе заявит.
Люська не унималась:
— Ее выловят?
— Не думаю. Скорее всего, расстреляют.
— Это страшно, — сказала Люська.
— Есть вещи и пострашнее, — мрачно сказал грузин.
Люська посмотрела на него с опасением.
...Мы не увидели водяного столба, широкого и грязного, взмывшего над морем, но услышали взрыв, раскатистый, словно крик. Лихорадочно задрожали деревья. И стекла в доме напротив задребезжали нехорошо. Женщина, шедшая с рынка, остановилась в изумлении. Казалось, даже петрушка в ее корзине ожила, зашевелила листьями. Женщина сказала:
— О боже!
Светловолосый ответил:
— Бог ни при чем.
Я улыбнулась.
Он спросил:
— Как вас зовут? — Наташа.
— Я так и думал, — по Люськиным понятиям он явно «кадрил» меня.
Потом последовал банальный вопрос:
— Куда вы идете?
Люська нахально ответила:
— В ресторан обедать.
Мы никогда не обедали в ресторане. Нас вполне устраивало кафе-самообслуживание. Однако Люськино нахальство было понятно лишь мне, потому что слова эти она произнесла равнодушным и даже чуточку усталым голосом. Ну, мало ли людей обедают в ресторане?
— Какое совпадение! — обрадованно воскликнул светловолосый.
— Нет, нет, — поспешила разочаровать его я. — У меня болит голова, я иду домой спать.
— При головной боли хорошо помогает коньяк, — с видом знатока заметил грузин.
— В малых дозах, — пояснила Люська.
— В малых дозах, — как эхо, подхватил светловолосый.
— Ни в каких, — упрямо возразила я.
— Ваша подруга в плохом настроении, — сказал светловолосый Люське.
— Ее напугала мина, — определила Закурдаева.
— Тихий уют, вкусный обед. Разве это не успокаивает нервную систему? — спросил грузин.
— Наташа, у людей принято, что меньшинство подчиняется большинству. Нас больше... Мы способны уговаривать вас бесконечно. Смилуйтесь...
— Хорошо, — сказала я. — Мы пойдем с вами в ресторан при одном условии: за свой обед мы платим сами.
— Бухгалтерия раздельно, — засмеялся светловолосый. — Другие бы спорили, а мы не будем...
Люська поглядывала на меня если не осуждающе, то скептически.
Местный дурачок Тихонравов заунывно с переходом на гнус пел:
В жизни раз бывает Восемнадцать лет...Сам же он был намного старше этого возраста...
Признаюсь, я почему-то стыдилась ресторана. Вспомнила Прасковью Яковлевну. Ее слова, идущие, наверное, из самой глубины души: «Ужасть, ужасть...»
Подумалось: все-таки я испорченная, порочная особа.
Официантка принесла меню. Светловолосый бодро сказал:
— Так, значит, коньяк?
Я почему-то повернула голову направо. И остолбенела... За соседним столом сидел Буров. Сквозь толстые очки он смотрел на меня...
— Вы читали Пильняка? — спросил Буров.
— Нет. А кто это?
— Был такой писатель. Известный в двадцатые-тридцатые годы.
Я призналась:
— Никогда не слышала.
— Вполне возможно. Вы родились гораздо позже. У него есть рассказ «Грэго-Тримунтан».
— Странное название.
— Морское. Так моряки называют ветры... Ветры дуют с моря. Ветры дуют в море. Всегда можно сказать о людях, что они просты, и никогда нельзя сказать, что просты люди.
— Как хорошо.
— Это не я. Это Пильняк...
— А вы... Вы сами что-нибудь пишете?
— Пишу вещь.
— Вещь?
— Да. Так принято называть рассказ, повесть, роман.
— Что же вы все-таки пишете? Рассказ, повесть, роман?
— Ветры дуют с моря. Ветры дуют в море. Всегда можно сказать о людях, что они просты, и никогда нельзя сказать, что просты люди.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Перелистала словарь.
«Церемония, церемонии — лат. cerimonia, caerimonia — благоговение, почтение: 1) внешние формы, соблюдаемые в торжествах; 2) торжество по заранее установленному плану; обряд по установленным правилам; 3) внешние условности, жеманство».