Дикий Запад
Шрифт:
Микаэла поднялась, чтобы открыть. Когда перед ней появился человек в голубой униформе, она с подчеркнутым удивлением посмотрела на него.
Солдат приложил два пальца к шляпе:
— Доброе утро, мэм. Мы ищем нескольких индейцев-уголовников…
Микаэла не дала ему договорить.
— Индейцев? — перебила она с удивлением. — Здесь, у нас?
Человек в униформе нисколько не смутился.
— Мы обязаны обыскать каждый дом. Так вы позволите, мэм? — И он шагнул к Микаэле.
Но она медлила. Сделав вид, что мерзнет, стянула потуже шерстяной платок
— Не думаю, что вы у нас кого-нибудь найдете, — ответила она как можно спокойнее и пожала плечами.
Солдат вошел в дом. Он бросил короткий взгляд на стол с завтраком, потом обследовал все углы в комнате. Спрятать тут человека было вряд ли возможно. Убедившись, что в этом месте он никого не обнаружит, солдат открыл заднюю дверь дома, как будто бы желая покончить с обременительными обязанностями. Не найдя никого и здесь, солдат повернулся к хозяйке дома.
— Если вы увидите здесь индейцев, сообщите об этом немедленно в форт.
Микаэла никак не ответила на этот приказ, но солдат этого не заметил. Он уже повернулся к двери и зашагал к своим людям.
Доктор следила за ним через окно. Солдат оказался хитрее, чем они думали, он дал знак обследовать сарай. Но мощные деревянные ворота не поддались первой попытке открыть их.
Микаэла подбежала к задней двери. Сквозь щель в стене она увидела обоих индейцев. Через заднюю дверь сарая они уже вышли наружу. Вождя они взяли в середину и скорее тащили его, чем поддерживали, продвигаясь к кустарнику за домом, где они надеялись скрыться. Через минуту появился Салли. Судя по шуму у ворот, солдатам все еще не удалось открыть их. Очевидно, Салли запер ворота изнутри, чтобы выиграть время. Он стоял теперь у задней двери сарая и держал свой томагавк. Потом бросил оружие через пустое помещение. Когда томагавк попал точно в задвижку ворот, деревянные стены задрожали. И шарниры тотчас со скрипом открылись.
Как красная молния мелькнуло перед глазами Микаэлы пончо Салли, и он тут же скрылся среди деревьев. Солдатам не оставалось ничего другого, как отказаться от безуспешных поисков в этом месте. Они повернули обратно. Однако Салли счел, что вождю лучше не оставаться в доме Микаэлы. Как только он оправится после утренних треволнений, они собирались вернуться в деревню шайонов.
Солнце стояло уже довольно низко, когда Микаэла и дети попрощались с гостями. Вождь вместе с одним из своих близких ехал верхом на собственной лошади. Для другого воина Мэтью дал свою.
— Я не могу пообещать тебе, что ты получишь обратно свою лошадь, — сказал Салли и указал на каурую кобылу.
Мэтью на мгновение задержал дыхание. Потом решился.
— Мне это все равно, — сказал он, — мама поступила бы точно так же.
Салли кивнул, но прежде чем он успел что-либо сказать, Брайен, стоявший на веранде, тронул его за плечо.
— Скажи-ка, Салли, — начал он шепотом, — а почему же ты не едешь вместе с ними?
Тот повернулся к мальчику:
— Почему? Очень просто — я боюсь лошадей. Брайен удивился:
— Правда?
— Да. Видишь ли, Брайен, каждый человек чего-нибудь боится — кто призраков, кто лошадей, кто еще чего-нибудь. — Салли отвечал Брайену, однако взгляд его был направлен куда-то в сторону.
Он смотрел на Микаэлу, но, охваченная каким-то непонятным страхом, она не решилась ответить на его взгляд.
Вместо этого она взглянула на вождя. Черный Котел делал руками какие-то непонятные знаки. Потом улыбнулся белой женщине.
— Вождь дал вам индейское имя, — объяснил Салли. — Он назвал вас «Женщина-врач».
Едва она успела поблагодарить вождя за эту честь, воины пришпорили лошадей и ускакали. Микаэла смотрела им вслед.
— Деревня шайонов разграблена. Что же теперь будет делать Черный Котел? — сказала она, размышляя вслух.
— Он будет делать то, чего он никогда не хотел, — ответил Салли. — Он будет сражаться. — Потом позвал свою овчарку: — Идем, дружок, пора.
Он отправился пешком по дороге, по которой только что поехали верхом индейцы.
Вскоре после этих событий осень сменилась суровой зимой. Снег покрыл землю и превратил плодородные равнины Колорадо в белую пустыню.
Каждый старался получше укрыться в своих четырех стенах в надежде, что это суровое время года пройдет так же быстро, как и слишком короткое лето. Но до лета оставалось еще много времени. Пока что дни становились короче, а ночи — все длиннее и холоднее.
Временами Микаэла вспоминала о Бостоне. Однако письмо матери, в котором та пыталась уговорить дочь вернуться в Бостон, не убедило ее, она чувствовала, что ее место здесь, в этой суровой земле, вдали от так называемой цивилизации. Ведь и в этих краях текла жизнь и случались свои праздники.
То, что неотвратимо приближалось Рождество, можно было заметить по будущему платью Колин. Она трудилась над ним неустанно. И когда девочка воткнула иголку в материю, чтобы пришить наконец последнюю кайму, она напевала себе под нос песенки, под звуки которых собиралась кружиться в танце в рождественскую ночь. Этот праздник день ото дня все больше занимал ее мысли.
И наконец наступило рождественское утро. День с утра был солнечный и ясный, но после полудня небо затянуло облаками. Вскоре пошел снег, и снежные хлопья падали так густо, что едва можно было различить что-либо в этой снежной пелене.
Как и все остальные, Колин уже надела праздничное платье и упрямо смотрела в окно. Ее надежды поехать на Рождество на танцы в Колорадо-Спрингс таяли.
Микаэла подошла к ней и обняла девочку. Она тоже всматривалась в снежную бурю за окном, но мысли ее занимало другое. С тех пор как она прооперировала вождя, Салли больше не появлялся и не давал знать о себе. Микаэле хотелось знать, как ему теперь живется, и она рада была бы услышать, что этот рождественский вечер он проводит в безопасности, среди тех, к кому тянется его сердце. В глубине души она признавалась себе, что чувствует потребность увидеть снова этого замкнутого человека.