Дикий. Его неудержимая страсть
Шрифт:
— Без проблем, — киваю уже более бодро, чем утром. Жаропонижающее подействовало, и кости уже не так сильно ломит. Оставляю продукты на столе и возвращаюсь в зал. — Спасибо вам. Как там Илья?
— Нормально. Только как и ты с температурой валяется придурок, — выпаливает с неприкрытой злостью Кристина.
— Начинааается, — обречённо закатывает глаза Саша. Вероятно, они со вчерашнего вечера выслушали не одну нелицеприятную речь в свой адрес.
— Я ещё не закончила, да! — рявкает в его сторону Крутько. — Это же надо было додуматься
— Так ладно, Крис, мы это все уже слышали, — вмешивается Калинин, спасая всех от очередной промывки мозгов от старосты. Хотя её понять можно. Если бы все закончилось плачевно, ни она, ни мы себе бы этого никогда не простили. — Держи, Марин.
Вадим достает из кармана мой телефон и протягивает его мне.
— Спасибо. Не думала, что без смарта оказывается настолько сложно. Даже позвонить никому не могла.
Разблокирую и тут же вижу три пропущенных от Матвея, датированных вчерашним вечером.
— Тебе, кстати, звонили. Я ответил, мало ли, вдруг что-то срочное, — добавляет Вадим.
Так значит, вот с кем общался утром Матвей.
— Спасибо, — киваю в ответ.
— Ты сама как? Может стоит врачу показаться?
— Сказал врач, — многозначительно изгибаю бровь, вызывая у всех понимающие улыбки.
— Ну вдруг. Ты все-таки нехило перемерзла.
— Всё нормально, — успокаиваю их, впервые за все время осознавая факт того, что оказывается меня с нашей группой связывает нечто большее, чем просто посещение пар. Приятно осознавать, что они все отложили свои дела и пришли узнать о моем самочувствии, — пару дней отлежусь, и хватит. Сами же знаете, Воевуцкий даже с того света достанет.
— "Мои пары пропускать категорически нельзя", — со строгим видом цитирует Артём, вызывая взрыв смеха в комнате, за которым мы пропускаем звук открывающейся двери.
Понимаю, что мы больше не одни, только когда Матвей входит в комнату. Народ мгновенно затихает. Они знают, чем он занимается, и так же, как Ася, почему-то побаиваются лишний раз при нем что-то говорить.
— Я вижу, скучать тебе не дают, — хмыкает Кешнов, задерживаясь взглядом на Калинине немногим дольше, чем на остальных. Я же опускаю глаза и замечаю в его руках два больших пакета, в которых хорошо различаются продукты и лекарства.
— Привет, Матвей, — первой подаёт голос Чернова.
— Привет, Ася. — отвечает Матвей, безразлично проехавшись по ней взглядом, и утыкается им в меня. — Голодная?
Вроде простой вопрос, а действует на меня как укол адреналина. Кровь ускоряется в венах от тепла, с которым он был задан.
— Немного, — признаюсь, не в состоянии разорвать зрительный контакт.
Кивнув, Матвей уходит на кухню, провожаемый всеобщим вниманием.
— Так, нам пора, — отмирает Кристина и начинает суетливо вставать с дивана.
— Да, пойдём мы, — поддерживает её Костикова, о чем-то перешепнувшись со своей лучшей подружкой Ворониной.
— Ты давай
— Пусть себя лучше научится носить уверенно на своих двух и меньше в рот всякую дрянь тащит, — слышится ледяной голос со стороны. Матвей стоит, подперев дверной косяк и сложив руки на груди, пока народ потупив головы быстро прошмыгивает мимо него.
Когда за ними закрывается дверь, я отзеркаливаю его позу, становясь прямо напротив.
— Я все думаю, почему меня все побаиваются. А выясняется, что это не меня.
Шучу, но ожидаемой ответной улыбки не следует. Голубые глаза смотрят серьезно.
— А толку? Вчера это не помогло, — произносит Матвей и кивает в сторону кухни, — идём.
Желудок жадно урчит, почуяв запах свежего куриного бульона, хлеба и сыра бри.
— Садись, — командует Кешнов, клацая кнопкой чайника.
Дождавшись, пока я сяду, сам занимает место напротив.
Оказывается, я действительно проголодалась. Хороший признак. Значит, мой вынужденный больничный надолго не затянется.
С охотой принимаюсь за куриный бульон. Горячая жидкость приятно греет желудок. Как давно я не ела ничего такого. После того как снова стала жить одна, перестала заказывать еду в ресторанах. Чаще балую себя картошкой в духовке. Теперь это мое фирменное блюдо. Фирменное и единственное, которое не стыдно приготовить людям. Гречка, макароны и сосиски не в счет.
— Тебе лучше? — спрашивает Матвей, когда я почти доедаю бульон.
— Да, спасибо, — не переставая жевать наблюдаю за тем, как он встает и, пооткрывав по очереди ящики, находит в одном из них чашку. Бросает туда пакетик с чаем и, залив его кипятком, насыпает две ложки сахара.
Ставит прямо передо мной и снова садится на прежнее место. Смотрит долго и пристально. Во взгляде больше нет той кричащей ярости, что бушевала утром. Он скорее внимательный и полный чего-то нового. Такого, чего раньше я никогда не замечала. Матвей умеет смотреть по-разному. И с похотью, и с вызовом, и даже с нежностью. Но вот так, как сейчас — с каким-то осознанием на новом уровне — впервые. И я не знаю, что делать с этим ощущением новизны.
— Почему ты так на меня смотришь? — обхватив ладонями горячую чашку, подношу ее ко рту и делаю небольшой глоток.
Матвей выдыхает носом воздух, а потом встает и отходит к окну. Тянется к ручке, чтобы открыть его, но уже через секунду одергивает сам себя и поворачивается ко мне лицом. На подоконнике лежат спички, и он достает из пачки одну, чтобы засунуть в рот.
— Можешь курить, если хочешь, — говорю понимая, что ему хочется сейчас именно этого.
Но Кешнов игнорирует мои слова. Достав тонкую палочку изо рта, подносит ее к глазам и всматривается в кончик.