Дикий. Его неудержимая страсть
Шрифт:
— Ладно, забей. Но меня нужно было предупредить.
— Прости!
Долго изводиться ожиданием не приходится. Спустя несколько минут, длившихся целую вечность, дверь открывается, и Кешнов выходит. В открытом проеме замечаю сидящего на своем рабочем месте издателя. Живой, нос и челюсть на месте. Даже следов крови нигде нет. Правда, лицо у него цвета побелки на больничных стенах, а губы плотно сжаты. Надеюсь, если он откроет рот, зубы оттуда не повываливаются один за другим.
Не говоря ни слова, Матвей обхватывает горячими пальцами мою ладонь и ведёт за собой. Спорить сейчас с ним бесполезно,
Порше припаркован прямо напротив центрального входа в здание. Едва мы садимся, как Кешнов без промедления заводит машину и выезжает на дорогу. Он все еще зол, даже очень, но черный ураган из глаз пропал.
— Ты в порядке? — бросает в меня короткой фразой, на секунду оторвавшись от дороги.
— Да.
— Завтра выйдет опровержение статьи, и тебе будут вынесены публичные извинения.
Что? Доля секунды уходит на удивление и принятие ситуации. Облегчение и волнение за Кешнова смешиваются в одном флаконе.
— Ты пригрозил его убить? — скептически заламываю бровь.
На самом деле это не шутка. Зная Матвея, можно предположить что угодно.
— Для таких людей убийство не решение проблемы. У меня свои методы воздействия.
— Какие? Ты ведь даже его не ударил, — что делал всегда, хочется добавить, но я подавляю в себе это желание.
— Ри, не думай об этом. Главное, что завтра эту статью найти будет нереально. Мудак заплатит за каждое напечатанное грязное слово в твой адрес.
Огромное чувство щемящей теплоты и благодарности затаскивает в теплую воронку. Несмотря на то, что последние дни Матвей не приезжал, только лишь позавчера смской поинтересовавшись о моем здоровье, сегодня он здесь. Решает МОИ проблемы, хотя я его об этом не просила. И не попросила бы. Рассказала бы только ради того, чтобы у него самого не было неприятностей после всей этой мерзости, описанной в статье.
Я привыкла к косым взглядам в мою сторону. К осуждению, брезгливости. Меня часто обходили стороной раньше, обдавая смешками и осуждением. Броня, выращенная за годы одиночества, хорошо защищает от эмоций неважных для меня людей. Но Матвей…
— На тебя сильно повлияет информация из статьи?
— На меня? — синие глаза непонимающе перемещаются в мою сторону.
— Ну да. Ты бизнесмен, довольно знаменитый боец. А тут… я — нищенка и оборванка, которую ты содержишь за секс. И возможно, не ты один.
Кожа руля скрипит, выдавая силу, с которой Кешнов ее сжимает. Костяшки пальцев белеют, а тугие вены натягиваются под кожей. Любимый профиль будто превращается в камень.
— Обо мне не волнуйся. Ты знаешь, Ри, что я осажу каждого, кто посмеет хотя бы слово сказать в твой адрес. Тебе только прохода теперь не дадут. Сама понимаешь, что спусковой механизм запущен. Как ни крути, но от желтых газет некоторое время не отобьешься.
Черт, я об этом не подумала. Ведь так и есть. Папаша сейчас лицо известное, и ради любой информации о нем его конкуренты да и просто дешевые издательства способны будут на многое.
— Нужно найти Вику, — выпаливаю, понимая, что если она продала информацию
— Зачем?
— Потому что это она продала мои фотографии и выложила всю информацию по поводу тебя и вообще всей моей жизни.
— Ссссука, — вылетает изо рта Матвея на выдохе, — надо было ее еще в тот день придушить, когда она чуть твои серьги не унесла.
— Она наркоманка, Матвей. И сделает все ради денег на дозу.
— Это не оправдание.
Согласна, но с другой стороны понимаю, что Вика больна. И сейчас у нее нет понятия друзей, верности и честности. На этом этапе зависимости уже все теряет смысл, кроме заветных часов под кайфом.
Задумавшись, обнаруживаю, что мы приехали ко мне домой, только когда машина останавливается около подъезда девятиэтажки. Матвей выходит первый, я следом. Больше за время поездки он и слова не сказал. Его еще не отпустило. Замечаю, как напряжена широкая спина, когда он дергает подъездную дверь. В лифте создается ощущение, что нам мало места для нас двоих, хотя кабина довольно просторная. Не знаю, зачем он едет со мной. Провожает? Выйдя на лестничную площадку, открываю дверь и поворачиваюсь чтобы сказать… что? Спасибо будет так банально и недостаточно для того, чтобы выразить мои настоящие эмоции по отношению к тому, что он сделал для меня.
Но не успеваю и слова произнести, как Кешнов заходит следом. Не разуваясь входит в зал и, обведя его глазами, шагает в сторону шкафа. Непонимающе слежу за тем, как он достает мою сумку и бросает ее на собранный диван. — Собирай вещи, — кивает в мою сторону, при этом сам начинает сдергивать кофты с вешалок и бросать их одну за другой поверх сумки.
— Что ты делаешь? — шагаю вперед, пораженная наглостью. — Матвей, это ничего не значит. Я благодарна тебе за помощь, но мы все еще не вместе.
— Рина, хватит. — Короткая фраза отбивается от стен и заставляет стекла звенеть. — Меня достало узнавать о твоей жизни от твоих друзей. Сначала этот прихвостень рассказывает о том, что ты, блядь, героиня ночных заплывов, потом Ася присылает мне статью. Ты со мной. И я первый должен знать, что и как в твоей жизни. И узнавать это от тебя, а не хрен знает от кого.
Воздух горячими клубами вырывается изо рта Матвея, оставляя ожоги на моей коже. Я понимаю его. Понимаю, как никто, потому что сама после его боя написала Мише, чтобы узнать в порядке ли Матвей. Несмотря на то, что ненавижу бои, я не могу оставаться в стороне, зная, что ему грозит опасность. Но и снова возвращаться туда откуда начали?
— Я не с тоб…
— Со мной! Ты все это время была со мной, — исходящий от Кешнова жар заставляет кровь нагреваться, — не надо мне рассказывать басни, в которые сама не веришь! И если ты думаешь, что сейчас, когда на тебя будет охотиться половина столичных папарацци, я оставлю тебя здесь одну, то ты, блядь, похоже совсем забыла какой я. Тебя тут на части разорвут ради двух слов и фотографий.
Он прав. Уверена, что прав. Внутренняя борьба ожесточается, заставляя мысли кружить в голове со скоростью молекул в нагретой жидкости. Если я вернусь, то все будет напрасно. Эти чертовы бои, снова мучения в одиночестве по вечерам и жгучие мысли о том, где он и с кем.