Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
– Как же ты слепа! Пойди, сообщи о моем приезде.
– Тихо!
– О! – испугалась Айме, но тут же ласково зашептала: – Хуан! Но, Хуан…
– Тихо, я сказал, – стоял на своем Хуан. Он резко схватил ее сзади за плечи, заставляя запрокинуть голову, чтобы жадно испить мед с ее губ. Хуан долго целовал Айме, застав ее, когда та решила лечь в мягкий гамак из шелковой сети. Она жадно наслаждалась, затем оттолкнула, притворно возмутившись:
– Пират, дикарь! Как ты со мной обращаешься? Ай! Отпусти! И говори
– Не думаю. Он слишком далеко. Хороший уголок ты смастерила себе среди этих деревьев. Но моя пещера на песчаном пляже лучше. Этой ночью я жду тебя там.
– Этой ночью я не смогу! – горячо возразила Айме.
– Этой ночью я жду тебя, и ты придешь.
– Не знаю, смогу ли…
– Сможешь. Я буду ждать. Вот увидишь, тебе просто будет все уладить, как только вспомнишь, что я там внизу, а если задержишься…
– Я уже знаю – уйдешь… – изрекла Айме насмешливо.
– Нет. Я приду за тобой, и утащу даже волоком.
– Не будь дикарем. Думаю, этой ночью я приду в пещеру.
– Совершенно уверен, что придешь. Мой корабль отплывает завтра на рассвете.
– Куда, не скажешь? Я не выдам тебя.
– Не теряй зря времени. Законы – что сети грубые. Живая рыба – это по мне, она умеет бить хвостом, чтобы выпрыгнуть оттуда.
– Ах! Тогда это правда, что твои путешествия полны тайн? Куда направляется твой корабль? Скажи, Доминика? Гваделупе? Или поедешь в Тринидад и Ямайку? [6]
– Я вернусь через шесть недель.
– Шесть недель? Это уйма времени!
– Может быть, через пять. Ты будешь по мне скучать?
– Буду плакать днями напролет. Клянусь, Хуан! Не знаю, что в тебе такого, но ты сводишь меня с ума. Иногда я проклинаю час, когда узнала тебя.
– Эту ночь ты не будешь проклинать. Я жду тебя.
– Я приду, приду! А теперь кто-то идет, прячься. Это моя сестра. Уходи, уходи, ради Бога! – умоляла встревоженная Айме. – Если нас увидят вместе, мне конец.
– Конец? Почему?
– Уходи, Хуан! – отчаянно приказывала Айме. Резко его оттолкнув, она выбежала к Монике.
– Моника, сестренка! – воскликнула запыхавшаяся Айме нарочито весело.
– Откуда ты идешь? – сурово спросила Моника.
– Откуда иду? Из сада. Разве ты не видела? Почему не снимаешь облачение? Не понимаю, как ты носишь его в такую жару. Почему так смотришь? Что случилось?
Моника уперлась красивыми нервными руками в плечи Айме и стала вглядываться ей в глаза, словно желая проникнуть в ее мысли. Они стояли у входа в угловые комнаты огромного дома Мольнар, сердце Айме бешено колотилось, как в детстве, испугавшись проницательного взгляда старшей сестры.
– Ты не ответила, Айме. Откуда идешь?
– Я же сказала, что из сада. Что еще сказать? Только приехала и сразу попрекаешь…
– Я не хотела возвращаться. Мне пришлось. Теперь мне кажется, само Провидение направило меня сюда.
– Ай, ай, ай! Теперь уже я в затруднении. Когда ты упоминаешь Провидение…
– Не прикидывайся
– Чего тебе вообще от меня надо? – яростно возмутилась Айме. – Ты не мешаешь, пока не лезешь в мои дела.
– Мне приходится вмешиваться. Между нами уговор. Айме, ты поклялась мне. Поклялась со слезами и исполнишь клятву.
– Я ничего не сделала…
– Правда? Положа руку на сердце, ты правда исполняешь обязательства невесты Ренато?
– Теперь появился Ренато!
– Разумеется появился, ведь ты выходишь за него замуж и пообещала его осчастливить.
– Так и случится. Я ничего ему не сделала. Видишь, за десять дней я уже два раза с ним встречалась. После шести месяцев его отсутствия; я торчала в этом доме шесть нескончаемых месяцев, как в могиле.
– Эта могила очень посещаемая. Ты приехала с друзьями, гуляешь все время, о тебе спрашивают типы, которые…
– Что? О чем ты говоришь? – не на шутку испугалась Айме.
– Я слышала, ты разговаривала в саду. С кем?
– Ни с кем.
– Не лги! Твоя ложь возмущает меня больше всего. Среди деревьев я отчетливо слышала мужской голос, а в этом окне о тебе спрашивал мужчина и называл по имени. Мужчина грязный, отвратительный, дерзкий, какой-то моряк.
– А! Это бедный Хуан, – притворно-изворотливо пояснила Айме. – Ты с ним говорила? Что он сказал? Предупреждаю, у него не все в порядке с головой. Он несчастный, но…
– Несчастный? Сумасшедший? Бедный? Но о тебе он говорил не как сумасшедший!
– Что тебе сказал этот мерзавец?
– Важно не что он сказал, а каким тоном он это произнес. Похоже, ты знаешь его. Кто этот мужчина?
Айме улыбнулась, совершенно успокоившись, и уверенно воспользовалась своим цинизмом, как беспроигрышным орудием, которое еще ни разу ее не подвело. Не придав значения ее словам, она цинично объяснила:
– Он рыбак. У него есть корабль, он ходит на нем далеко. Иногда привозит хорошую рыбу. Я покупаю ее, а в этой совершенной скуке и одиночестве я проявила слабость, поговорила с ним о подробностях его ремесла. Здесь нет разницы в положении, нет правил этикета, как в Париже или Бордо. Разве я не могу интересоваться занятием этого рыбака? Не могу говорить с людьми? Ты что, собираешься превратиться в моего сторожевого пса и сделать мою жизнь невыносимой из-за…?
– Замолчи, Айме!
– Хорошо. Замолчим обе. Пойми, я не потерплю, если ты будешь мне высказывать все, что заблагорассудится. Заговоришь ты, заговорю и я, скажу Ренато…
– Ты не скажешь ни единого слова, – гневно воскликнула Моника. – Не скажешь ничего и никому! Поняла меня? Забудешь о том, о чем, к сожалению, знаешь. Навсегда замолчишь, а если осмелишься…
– Моника, мне больно! Ай! – пожаловалась Айме.
– Прости. Я не хотела и не хочу делать тебе больно, сестра. Но между нами уговор, и ты должна его уважать. Для меня он важнее жизни. Понимаешь? Важнее жизни!