Дилогия об изгоняющем дьявола

Блэтти Уильям Питер

— Да уж, крысы им займутся, я надеюсь,— донесся пьяный голос отца.

Внезапно тишину прорезал истошный вопль.

Вернувшись в дом, Веннамун привязал Джеймса к стулу, а сам уселся к телевизору и возобновил попойку. В конце концов он так и уснул у экрана. А Джеймс всю ночь напролет не смыкал глаз, постоянно слыша крики и плач брата.

На рассвете крики прекратились, Веннамун проснулся, развязал Джеймса, а потом вышел во двор и открыл дверь подвала.

— Можешь выходить,— крикнул он в темноту.

Но ответа не последовало.

Веннамун

безразлично наблюдал, как Джеймс стремглав ринулся вниз, и вскоре услышал чье-то рыдание. Но это был не Томас. Это плакал Джеймс. Мальчик понял, что после этой страшной ночи его брат окончательно потерял рассудок.

Томаса поместили в психиатрическую лечебницу Сан-Франциско. Не оставалось ни малейшей надежды на излечение, и мальчик был вынужден до конца жизни коротать свои дни в больничной палате. Как только выдавалось свободное время, Джеймс навещал брата, а в шестнадцать лет он сбежал из дома и устроился разносчиком газет в Сан-Франциско. Теперь он мог приходить к Томасу каждый вечер. Джеймс держал брата за руку, читая ему детские книги и сказки. Он же и убаюкивал Томаса. Так продолжалось до 1964 года. А потом случилось непоправимое.

Тогда была суббота, и Джеймс с утра до вечера просидел у Томаса.

Пробило девять часов вечера. Томас уже лежал в кровати. Джеймс устроился рядышком на стуле, а доктор прослушивал Томасу сердце. Спустя некоторое время врач опустил стетоскоп и подмигнул Джеймсу.

— Твой братишка хорошо себя чувствует,— улыбнулся он.

Из-за двери высунулось личико дежурной медсестры:

— Мне очень жаль, сэр, но время посещений уже закончилось.

Врач сделал знак Джеймсу, чтобы тот не вставал, а сам подошел к сестре.

— Я хочу поговорить с вами, мисс Киич. Нет, не здесь, давайте пройдем в холл.— Они вышли из палаты.— Вы сегодня первый раз дежурите, мисс Киич?

— Да.

— Надеюсь, вам у нас понравится,— сказал доктор.

— Я тоже так думаю.

— Молодой человек, который пришел к Тому,— его родной брат. Уверен, вы и сами это заметили.

— Да, конечно,— подтвердила мисс Киич.

— Вот уже несколько лет подряд он неизменно приходит к брату каждый вечер. И мы разрешаем ему находиться в палате до тех пор, пока его брат не заснет. Иногда он остается даже на ночь. Но не беспокойтесь. Здесь все в порядке. Это исключение,— пояснил доктор.

— Да, я понимаю.

— И еще: у него в палате горит лампа. Мальчик боится темноты. Страх этот патологический. Никогда не выключайте у него свет. Я опасаюсь за его сердце. Он очень слабенький.

— Я запомню это,— кивнула медсестра и улыбнулась.

Доктор ответил ей добродушной улыбкой.

— Ну и прекрасно, тогда увидимся завтра. Всего вам хорошего.

— Спокойной ночи, доктор.— Сестра Киич проводила его взглядом, но едва врач скрылся из виду, улыбка ее превратилась в злобный оскал. Она покачала головой и произнесла: — Идиот.

Джеймс сидел рядом с братом, крепко сжав его руку. Перед ним лежала детская книга, но он уже выучил ее наизусть, а уж это стихотворение Джеймс повторял Томасу, наверное, тысячи раз:

Спокойной ночи, милый дом,

И все, кто обитает в нем:

Спокойной ночи, мыши

И голуби на крыше.

Спокойной ночи, каша, щетка,

Спокойной ночи, злая тетка,

Спокойной, доброй ночи вам...

Я с вами засыпаю сам.

На секунду Джеймс смежил веки, а потом чуть-чуть приоткрыл их, чтобы взглянуть, заснул ли Томас. Но Томас, уставившись в потолок, не спал, и тогда Джеймс увидел, что из глаз брата текут слезы.

— Я л-л-люблю т-т-тебя,— заикаясь, произнес Томас.

— И я люблю тебя, Том,— нежно ответил Джеймс.

Тогда Томас закрыл глаза и вскоре уснул.

Джеймс ушел, а спустя некоторое время мимо палаты проходила сестра Киич. У двери она остановилась и заглянула внутрь. Томас был один и спокойно спал. Медсестра прошла в палату, выключила лампу и вышла, захлопнув за собой дверь.

— Тоже мне, «исключение»,— недовольно пробормотала она и вернулась в свой кабинет, где занялась просмотром журналов.

Среди ночи отчаянный вопль прорезал больничные покои. Это проснулся Томас. Крик не стихал несколько минут, а потом неожиданно оборвался. Томас Веннамун умер.

И родился убийца Близнец.

Киндерман посмотрел в окно. Начинало светать. История братьев неожиданно растрогала его. Неужели жалость к этому чудовищу закралась в его душу? Тогда он снова вспомнил, что Близнец вытворял со своими жертвами. И символом-то он избрал перст Божий, которым Господь тронул Адама Поэтому всем жертвам Близнец отрезал указательный палец. И первой буквой фамилии или имени погибших стала буква «К» — Карл Веннамун.

Киндерман дочитывал последнюю страницу: «Последовательно убивая людей, чьи имена или фамилии начинались с буквы “К”, Близнец пытался отомстить отцу и испортить его карьеру. В конце концов имя Веннамуна-старшего стали связывать с убийствами. Это подтверждается и тем, что Карл Веннамун вскоре перестал выступать публично. Месть отцу явилась вторым основным мотивом всех преступлений Близнеца».

Киндерман молча смотрел на лежащее перед ним толстое дело. Наконец он снял очки и, заморгав, снова оглядел папку. Он никак не мог взять в толк, с какой стороны браться за расследование.

Зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, Киндерман поднял трубку.

— Да, Киндерман слушает,— тихо произнес он, бросая взгляд на часы.

Сердце вдруг замерло. Он услышал голос Аткинса. Потом в трубке раздались гудки.

На Киндермана обрушилось страшное одиночество.

В больнице был убит отец Дайер.

Часть вторая

СРЕДА, 16 МАРТА

 Глава девятая