Дина должна умереть

Кириллова Оксана

И все же, осознав, ЧТО произнес, он на секунду растерялся и попытался поймать взгляд Дины, ища поддержки. Но она смотрела куда-то в сторону. Правда, очень сосредоточенно, не моргая, – возможно, внимательно слушала. А может, думала о своем и вообще не слушала…

– Степа, все хорошо, – наконец произнесла она. – Тебе что, кошмар приснился?

«Я просто очень боюсь тебя потерять, обними меня», – хотелось сказать ему, но он, разумеется, промолчал. Дина прочитала все в его глазах, пересекла комнату и обняла. Но, как ему показалось, не

нежно, а скорее так, как обнимают плачущих детей. Надежно, чуточку властно, успокаивающе…

А затем вдруг поцеловала – сначала будто вынужденно, после – увлеченно, в конце концов – почти страстно. Но опять же так, будто хотела заставить его замолчать… забыть…

Как бы то ни было, поцеловала. С другими его иногда не трогал даже секс, а с ней и поцелуй казался чем-то неземным, высшей наградой.

– Я люблю тебя, Дин, – выдохнул Степа. – Ты… чувствуешь ко мне хоть что-нибудь?

– Не лучшая тема для разговора, – неожиданно холодно произнесла она.

Чуть отстранившись, он глянул на Дину как-то недоверчиво и выговорил изменившимся голосом:

– Боже… ты должна была сразу мне сказать. Зачем было давать надежду?

– Ты ничего не понимаешь.

– Все я понимаю. – Отпустив девушку, он целеустремленно направился к балкону. – Сигареты там?

– Ты же в шестнадцать лет бросил.

– Плевать, хочу курить.

– Я с тобой. И накинь пальто.

– Нет.

– Я принесу.

Когда она вышла на балкон, Степа уже успел закурить. Дина набросила на него верхнюю одежду – он, кажется, не заметил этого – и тоже зажгла сигарету. Они впервые курили вместе.

– Послушай, – начала Дина чуть более хрипло, чем обычно.

– Не надо. Я же говорю – я понял. Я тебя ни в чем не виню, просто теперь мне видится полной бессмыслицей все, что происходило со мной… с нами в последнее время. Ведь я жил надеждой, которую ты усиленно подкармливала… а может, мне только казалось? Ты это ты. Для тебя дружба – это близость, а любовь… существует ли она для тебя? Ты вообще когда-нибудь любила? Не отвечай, я не хочу этого слышать.

– Влюблялась. Точнее, очаровывалась. Ненадолго, – перебила она. – Иногда хотелось полюбить по-настоящему… но больше всего хочется сейчас. Жизнь коротка.

– Глупости.

– Я же объясняла, у меня такое ощущение – грядет что-то масштабное. Понимаешь, это стало навязчивой идеей. Я просыпаюсь среди ночи в холодном поту, вдруг поняв, что все это совершенно беспочвенно… но это назойливое предчувствие… такое сильное, густое, едкое…

– Одна из таких ночей была в пятницу, я угадал?

– Да. Мне просто необходимо было побыть рядом с кем-то близким, с кем-то, кто не станет расспрашивать – просто подарит ощущение тепла и покоя. Представь, мне тоже бывает плохо. И больно. И странно.

Степа молчал. Недокуренная сигарета, зажатая между его дрожащими пальцами, постепенно тлела.

– Я не умею влюбляться по-настоящему, – продолжала Дина – как всегда, ровным, пусть и хрипловатым голосом. –

А если вдруг кем-то увлекаюсь, он, скорее всего, неинтересен мне как человек, потому все длится совсем недолго. Это всего лишь красивый сюжет красивого романа, который наскучит мне после второй главы. Я научилась относиться к подобным играм снисходительно – не лишать же себя приятных поворотов сюжета, – но ни в коем случае не серьезно. Не допускала интимных отношений – я бы хотела этого с кем-то близким, а не с полуразмытыми образами принцев. А близкие мне люди мужского пола – их я любила, но мне никак не удавалось увидеть в них привлекательных молодых людей… да, это всегда были искренние, теплые, глубокие чувства, но…

– …дружеские, – невольно подсказал Степа, выбросив истлевшую сигарету и машинально потянувшись за другой.

– Именно.

– Так же и со мной?

– Нет, с тобой – не совсем. Просто… когда ждешь чего-то постоянно и с минуты на минуту, ты ловишь каждый намек, предчувствуешь и даже торопишь этот момент… и очень легко ошибиться, принять желаемое за действительное. Впрочем, желаемое ли? Может быть, я все истолковала неправильно и меня ждет не любовь, а смерть. – Дина шумно выдохнула дым. – Да, и то и другое – самое сильное, святое и непреложное, что есть на свете. А то, что я ощущаю, как раз…

Она прервала саму себя и заговорила уже иначе, слегка торопливо, будто сворачивая надоевшую беседу:

– Ну да ладно. Возможно, все куда проще, чем я себе навоображала.

Степа отметил, что она будто чего-то испугалась (спокойная и отважная Дина – испугалась?!), но то, что она сказала после, немедленно вытеснило эту мысль:

– Что уж там, меня стало тянуть к тебе все больше. Я себя останавливала: «Пойдешь на поводу у этого чувства, а потом разочаруешься – и потеряешь все. Причинишь ему адскую боль». Я стала ждать, пока мое чувство примет более четкие очертания.

Степа все еще держал в руке сигарету, но не зажег ее.

– И… я жду, – закончила она.

– А-а, – протянул он без всякого выражения, еще не разобравшись, как воспринимать эту информацию.

– Ты думал, я ничего не испытываю, да? Тогда зачем от всех отгородилась на эти три дня?

– Ради дружбы. Она же для тебя священна.

– Ох, сколько яда.

– Прости. Я слегка… я просто… можно спросить?

– О чем хочешь.

– Как бы ты описала свои чувства ко мне на данный момент?

Дина не помедлила с ответом, будто заготовила его заранее (хотя, насколько Степа ее знал, – скорее всего, нет).

– В книге японской писательницы Бананы Ёсимото есть чудесная фраза: «Это даже не любовь, а скорее удивление на грани испуга».

– О! Ты в субботу утром это сказала – я еще не понял тогда, к чему. Кажется, да… чувствую… что-то спонтанное, не поддающееся описанию, немного ужасающее…

– Не ищи других слов. В данном случае эта фраза безупречна, – остановила его Дина и притянула к себе.