Дина

Салах Алайна

— Дина, я пытался…

— Тогда ты пытался очень херово! — выкрикиваю я, уворачиваясь от его рук. — Ты мне сердце разбил, понимаешь ты… Никто, ни разу в жизни не делал мне настолько больно. И сейчас я себя не узнаю… Я всего опасаюсь, я стала мнительной … Я просто хочу вернуть себе себя… И не понимаю, какого черта тебе от меня нужно… Устала… Я так устала… Меня от себя тошнит. Хватит мучить меня! Я уволилась, чтобы тебя не видеть. Какого черта ты таскаешься ко мне и приглашаешь меня завтракать?

Воды в глазах так много, что я напрочь перестаю

видеть. Только чувствую, как Камиль ловит меня за плечи и прижимает к себе так, что трещат ребра.

— Все, хватит… Хватит, девочка моя хорошая. Прости меня… Прости за все. И за день рождения особенно. Я был не прав, слышишь? Таскаюсь, потому что мне до тебя далеко не все равно… Тогда я сильно растерялся.

31

Я даже не помню, как мы оказываемся на диване в позе, которую мой ехидный внутренний голос окрестил «папины объятья». Я сижу на коленях Камиля, уткнувшись в его плечо мокрой щекой, а он обнимает меня за талию и ласково поглаживает по спине. Анализировать этот вопиющий союз силы и слабости нет сил, да и не хочется, если честно. Я чувствую себя выпотрошенной под ноль, но при этом какой-то… чистой, что ли. Мое нынешнее состояние едва ли можно назвать умиротворенным, но измучившей меня боли внутри точно больше нет. И от этого так хорошо… Так хорошо, что кажется я могла бы провести на его коленях пару недель.

— Успокоилась немного? — голос Камиля вибрирует у меня в грудной клетке.

— Уже затекли ноги? — с приглушенным смешком бормочу я.

Вместо ответа он прижимает меня к себе крепче — мол, совсем нет, и я снова расслабленно опрокидываю голову ему на плечо. Хорошо, так хорошо… Может быть, так хорошо мне не было ни разу в жизни.

— Напугала меня.

— Чем? — усмехаюсь я. — Слезами?

— Конечно. Все мужчины их боятся.

— Извини. Я и сама не знала, что так умею.

Камиль снова гладит мою спину, и в гостиной воцаряется молчание. Хорошо. Так хорошо.

— Пить хочешь?

Я быстро мотаю головой. Внутри меня царит такая эмоциональная стерильность, что не хочется нарушать ее чем-то настолько банальным, как кофе или чай. И с его коленей не хочется слезать тоже.

— Ты сейчас жалеешь меня? — тихо спрашиваю я, разглядываю тюль, покачивающийся от легкого дуновение ветерка.

— Нет. С чего я должен тебя жалеть?

— Потому что я расплакалась.

— Совсем нет. Жалость определенно не то слово.

— А какое оно — «то слово»?

— Не знаю. Тронула, может быть. И еще отрезвила.

Я непроизвольно напрягаюсь.

— Отрезвила? Это как?

— Не уверен, что смогу подобрать правильные слова, и ты оскорбишься.

— Давай уж, не бойся. Если что — я просто выцарапаю тебе глаза.

Рассмеявшись, Камиль шутливо стукает меня по бедру.

— Вижу, приходишь в себя. — И добавляет уже серьезнее. — Было полезно увидеть чужую ранимость. Ты всегда была такой сильной и дерзкой, что я перестал бояться тебя обидеть или сломать.

— Ты только что озвучил мой самый большой страх. Что люди вокруг перестанут считать меня крутой и неуязвимой.

— Ты по-прежнему крутая и неуязвимая, можешь не переживать.

Его голос звучит так мягко и по-доброму, что я, не выдержав, улыбаюсь. Пусть погода сегодня не солнечная, но я чувствую себя купающейся в теплом золотом свете. Никогда не думала, что смогу наслаждаться возможностью быть слабой. Словно тяжеленный рюкзак сбросила с плеч.

— Ладно, на сегодня предпочту тебе поверить.

— Хорошо. Так вот, как я уже сказал, я был не прав в отношении тебя. Еще раз прошу прощения за испорченный день рождения и за то, что вовремя не объяснился. Я ведь могу быть с тобой честным?

— Уж будь таким, пожалуйста. Утешительные байки мне точно не нужны.

— Я не буду врать, говоря о том, что с первых дней нашего общения, более близкого общения, имею в виду, рассматривал отношения с тобой.

С этими словами Камиль мягко разворачивает к себе мой подбородок и смотрит в глаза, будто желая проверить реакцию.

— Америку ты мне не открыл, — ворчу я, кривясь. — Продолжай.

— Дело не только в тебе. Хотя и в тебе конечно тоже. Отношения с женщинами в принципе никогда не были обязательной частью моей жизни, и почти всегда получались хреновыми и скоротечными. Если добавить сюда многочисленные «но», существующие между нами, то картина рисовалась довольно сложной. Озвучивать «но» нужно? — он вопросительно щурится.

— Ильдар, наша гигантская разница в возрасте, Карина и твой ужасный характер, — перечисляю я.

Он снова смеется.

— В точку. И при всем этом не думать о тебе каждый день все равно не получалось, а я не привык жить в состоянии постоянного дискомфорта. Поэтому столько раз и предлагал тебе поговорить.

В эмоциональную стерильность помимо воли вклиниваются трепет и волнение, заставляющие меня затаить дыхание. Уж очень услышанное походит на чистосердечное признание.

— Мне с тобой хорошо и интересно во многих смыслах, — продолжает Камиль. — Я пока не до конца представляю, что из нас получится на длинных дистанциях, но не предложить тебе попробовать не могу. Я говорю обо всем, что подразумевают отношения.

— Ты предлагаешь мне отношения? — машинально переспрашиваю я, приподнимаясь.

Камиль утвердительно кивает.

— Если ты не успела меня возненавидеть, то можем попробовать продолжить с того места, где закончили.

— А где мы закончили?

— Я уже не помню. Но ты могла бы попробовать еще раз обыграть меня в бильярд. Хороший кий у тебя теперь есть.

— И я могу принести его к тебе в квартиру?

И пусть мой вопрос звучит как шутка, но шуткой он не является. Мне нужно знать, что Камиль подразумевает под отношениями. Включают ли они для него инвестиции пятьдесят на пятьдесят? Потому что на те жалкие восемьдесят на двадцать, что были между нами раньше, я больше не согласна.