Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов
Шрифт:
Весной 1158 года король отправил во Францию канцлера Томаса Бекета с крайне деликатным заданием: предложить королю Людовику брак между своим сыном Генрихом и его дочерью Маргаритой (вскоре после развода с Элеонорой Людовик женился на Констанции, дочери короля Кастилии Альфонса VII, которая родила ему еще одну дочь).
Томас Бекет родился в Лондоне 21 декабря, в День святого апостола Фомы, вероятно, 1118 года. Он происходил из уважаемой зажиточной семьи. Его отец, Гилберт, вел торговлю в Руане, но потом переехал в Лондон, где пользовался таким авторитетом у местных купцов, что был избран ими шерифом. Томас учился сначала в Лондоне, потом – в школе августинских каноников в аббатстве Мертон в графстве Сарри, а в те времена, когда торговля его отца процветала, – в Париже [65] .
65
Вильям Фиц Стефан. Материалы. Т. III. С. 14.
Самое сильное влияние на Томаса оказала его мать Матильда, внушавшая мальчику любовь к Богородице. Она часто взвешивала своего сына и раздавала бедным столько еды, одежды и денег, сколько он весил. Вторым человеком, сильно повлиявшим на развитие мальчика, был, по-видимому, нормандский рыцарь Ришер л’Эгл, частый гость в доме Гилберта, которого Томас просто боготворил. Товарищи Томаса дома и в школе были приличными, но ужасно скучными людьми; зато Ришер, блестящий молодой рыцарь, обожал ястребов и борзых и все прелести охоты. Томас, по какой-то неизвестной нам причине, полгода не посещал школу и проводил много времени в обществе своего смелого героя. Ришер открыл пареньку глаза на мир рыцарства, и под его руководством Томас научился ездить верхом и охотиться.
Когда Томас стал юношей, его жизнь сделалась более скучной, чем была до той поры, как Ришер привил ему вкус к развлечениям, играм и занятиям, которые теперь казались недоступны для него. Когда Томасу исполнилось двадцать один год, его мать умерла, а отец стал потихоньку разоряться. Дом овдовевшего Гилберта сделался «пустым и тоскливым». Молодой человек, продемонстрировавший большие успехи в учебе, вынужден был поступить на работу к своему родственнику Осберну по прозвищу Восемь Пенсов [66] . Три года Томас занимался скучнейшей работой счетовода и жил в купеческой среде, откуда, казалось, ему вовек не вырваться. В затхлой атмосфере счетного дома Ришер л’Эгл и его яркая жизнь казались юноше несбыточным сном. Хотя его отец и родственник были в Лондоне уважаемыми людьми, между ними и тем миром, где вращался Ришер, существовала непроходимая пропасть. Англо-нормандцы были ужасными снобами. «Если рыцарь или какой-нибудь другой свободный человек вдруг опустится с высоты своего положения до торговли и займется подсчетом монет (не дай бог!)…» – писал в порыве снобизма казначей Англии Ричард, напрочь позабыв, что сам он был рожден вне брака. От прозябания в неизвестности Томаса спас архиепископ Кентерберийский Теобальд. Отец Томаса и Теобальд были земляками, поскольку оба родились в Нормандии. Какой-то человек, хорошо знавший их обоих, привлек внимание архиепископа к талантливому молодому человеку, погруженному в финансовые отчеты. Теобальд забрал Томаса в свой дом, где обитала самая одаренная группа ученых в Англии. Архиепископ первым ввел в стране изучение римского гражданского права, и его дом представлял собой университет в миниатюре, где Томас под руководством самых лучших учителей взялся за освоение этого права. Благодаря своему острому и быстрому уму и неотразимому обаянию он сумел быстро выделиться даже в таком блестящем обществе.
66
Анонимный автор. Материалы. Т. IV. С. 6–8.
Томас подвергался постоянным издевательствам со стороны Роджера Понт-л’Эвека, честолюбивого и завистливого священника, происходившего из рыцарской нормандской семьи. Если верить письму, которое, как полагают, принадлежит перу Джона Солсберийского, Роджер имел весьма сомнительные наклонности. В послании архиепископу Вильяму Санскому от 1171 года Джон в мельчайших подробностях напоминает ему о случае, произошедшем в ту пору, когда Вильям приезжал в Англию навестить своего дядю Генриха, епископа Винчестерского. Джон Солсберийский, который никогда не занимался собиранием сплетен, описывает, как Роджер соблазнил красивого юношу по имени Уолтер, а когда тот разоблачил его, подкупил судей и добился приговора, по которому Уолтера ослепили и повесили. Судя по письму, вся эта история была хорошо известна Вильяму. «Мы ничего не придумали, – пишет Джон, – мы просто хотим освежить Вашу память… Эту грустную историю, к великому позору и несчастью церкви, вспоминают даже в наши дни» [67] . Р. Л. Пул считает, что это письмо приписывают Джону Солсберийскому по ошибке и что абзац, посвященный Роджеру, был вставлен позже.
67
Материалы. Т. VII. С. 528.
Роджер насмехался над низким происхождением и буржуазными привычками Томаса. Дважды по его наветам Бекета прогоняли с епископской службы. Биографы Томаса приписывают это исключительно злобе и зависти Роджера, но Теобальд был слишком умным и опытным человеком, чтобы идти на поводу у одного из своих служителей. Вполне возможно, что он понимал, что Томас, несмотря на весь свой ум и обаяние, по своему темпераменту и характеру вряд ли годится в священники. Всякий раз, когда его изгоняли, он находил приют у брата Теобальда, Уолтера, архидиакона Кентерберийского, и оба раза Уолтер убеждал брата взять юношу обратно и вернуть ему свою милость. Когда Уолтера в 1148 году избрали епископом Рочестерским, Роджер Понт-л’Эвек занял его пост архидиакона.
10 октября 1154 года Роджер, в свою очередь, принял сан архиепископа Йоркского, и Теобальд назначил Томаса Бекета на освободившееся место архидиакона, сделав его, таким образом, священником. В качестве архидиакона Кентерберийского Томас занимался юридическими вопросами епархии, в чем ему очень пригодились его знания [68] . С этого поста король и назначил его канцлером.
Генрих II и Томас Бекет очень быстро стали близкими друзьями. Король нашел в Томасе верного и умного слугу, а также обаятельного и приятного товарища. Томас обладал острым умом, неотразимым обаянием и природной живостью темперамента, что в любую эпоху привлекало людей. Он хорошо понимал, какие проблемы приходится решать королю в его стремлении восстановить в Англии порядок, подчинить своей воле баронов и обновить весь механизм управления, сильно устаревший из-за беспечности Стефана. Особенно ценным для короля было то, что Томас отлично знал законы; он легко схватывал юридические аспекты той или иной проблемы и быстро находил самый лучший и быстрый способ ее решения.
68
Вильям Фиц Стефан. Материалы. Т. III. С. 14–17.
Должность канцлера очень ответственна; канцлер отвечал за большую печать и руководил работой чиновников, составлявших все официальные документы и рассылавших указы, с помощью которых Генрих II управлял своими обширными владениями. Тем не менее ответственность и власть, которой обладал канцлер, не шла ни в какое сравнение с властью главного юстициария. Однако Томас оказался таким способным и восприимчивым работником, что король все больше и больше полагался на него. Взвалив все рутинные работы на двух главных юстициариев, Генрих II и Томас Бекет занялись разработкой планов и руководством операциями, которые были направлены на усиление власти и могущества короля. «Он был не только другом короля и вторым человеком в государстве, но и наставником Генриха, а значит, его господином» [69] .
69
Гервасий Кентерберийский. Указ. соч. Т. I. С. 169.
Словом, у Генриха были причины ценить Томаса как отличного работника и полагаться на его советы, но с каждым годом волевой и сильный король все больше и больше привязывался к своему хорошо образованному и элегантному слуге, который был самым веселым из его рыцарей. Генрих II испытывал к этому обаятельному и разносторонне одаренному человеку нечто большее, чем дружбу, восхищение его юридическими знаниями, уважение к обстоятельности его суждений и искренности его советов. Генрих II полюбил Томаса всеми силами своей грубой души.
Томас же, со своей стороны, любил не короля, а, скорее, ту жизнь, которую он вел при его дворе. Кусочек этой жизни показал ему Ришер л’Эгл, и она совсем недавно казалась Томасу недоступной. Он любил изящество, величие, яркие цвета и веселье; предавался соколиной и псовой охоте с такой же страстью, как Ришер л’Эгл и сам король, который бросал самые неотложные и важные дела ради того, чтобы провести день в лесу со своими соколами или борзыми. После тоскливого детства и еще более тоскливой, нищенской юности, проведенной среди скучных торговцев, которых он, вероятно, глубоко презирал в душе, в возрасте тридцати семи лет или около того Томас очутился в центре самой яркой, живой и красочной жизни, которую только можно было вообразить.
Семья Генриха II и его двор жили неорганизованной и часто совершенно хаотичной жизнью; его домашнее хозяйство велось как попало – хлеб подавали на стол непропеченным, мясо – либо полусырым, либо пережаренным, а рыба ужасно воняла. Поведение короля было таким непредсказуемым, что никто не мог сказать, где он и весь его двор окажутся через час [70] . Все находилось в постоянном движении и шуме; приходили и уходили гонцы, являвшиеся изо всех обширных владений короля; епископы, аббаты, графы и бароны сменяли друг друга; двор бесконечно переезжал из Англии в Нормандию, Анжу и Мэн, а оттуда – в Аквитанию. Все это радовало сердце и отвечало стремлениям Томаса, служившего когда-то счетоводом у Осберна Восемь Пенсов, а позже ставшего членом степенного, поглощенного науками двора архиепископа Кентерберийского.
70
Питер Блуаский. Письма // Минье. Ст. CCVII. С. 47–48.