Дипломат
Шрифт:
– Поэтому он вам понравился? – усмехнулся Эссекс.
– Нет. Просто он мне симпатичен, – ответил Мак-Грегор. – А все-таки странно, что он сменил свою специальность инженера на работу в министерстве иностранных дел.
– Такие вещи бывают, – сказал Эссекс. – Вы же сами сделали то же.
– Не навсегда, – сказал Мак-Грегор.
– Я бы на вашем месте сначала хорошенько подумал, Мак, – сказал Эссекс. – Знаете, есть доля правды в тяжеловесной шутке Сушкова насчет того, что дипломатия нуждается в людях науки, приученных к объективности. Это верно. Нам нужны такие люди: вы смотрите на вещи более хладнокровно, чем мы, закоренелые дипломаты. Мы нередко склонны изыскивать именно такие факты, которых требует наша дипломатия, правда?
– Кроме вас, я не знаю ни одного дипломата, поэтому не могу ничего утверждать, – Мак-Грегор сказал это без всякой задней мысли, с улыбкой глядя на Эссекса.
Это была не первая их беседа после вчерашнего свидания Сушковым. С утра они прилежно засели за работу и проработали вместе целый день, расставаясь только на время еды. Они ждали звонка от Молотова. Был уже последний день 1945 года – предельный срок, который себе поставил Эссекс. Близился вечер, а от Молотова все не звонили. Делать им больше было нечего, всю предварительную работу они закончили. Оставалось ждать начала переговоров, и теперь даже Мак-Грегор испытывал нетерпение. С другой стороны, не так уж плохо было сидеть на столе в темнеющей комнате и болтать с Эссексом, который расположился у камина, положив ноги в носках на решетку.
Эссексу нравился сдержанный, своеобразный юмор Мак-Грегора.
– Вы сами становитесь дипломатом, – сказал он. – Хотелось бы услышать от вас более общие и строгие суждения. Как вы считаете, в чем главные недостатки современной дипломатии?
– Незнание общеизвестных фактов, пожалуй, – подумав, ответил Мак-Грегор.
– И это все?
– Я, собственно, мало над этим размышлял, – сказал Мак-Грегор, – но мне кажется, что дипломатия обычно занимается нуждами каждого государства в отдельности, вместо того чтобы рассматривать все страны в их взаимоотношениях. В любой области науки очень скоро убеждаешься, что все явления переплетаются между собой и воздействуют друг на друга. А дипломатия, видимо, основана на принципе, что каждая страна сама по себе и должна драться за свою долю.
– Верно, – согласился Эссекс. – Но дипломатия – не наука, а искусство. Очень легко понять дипломатию, если помнить о том, что каждое государство должно прибегать к дипломатии для охраны своих интересов так же, как оно прибегает к войне для своей защиты. Ведь ради этого мы и воевали.
– Ради самозащиты? – спросил Мак-Грегор.
– В основном.
– Не только же ради этого, – сказал Мак-Грегор.
– А ради чего же еще?
– Не для того же мы защищались, чтобы опять вернуться к тому, что было. Мы не хотим восстанавливать положение, которое привело нас к войне, потому что это неминуемо приведет к новой.
– К несчастью, Мак-Грегор, дипломатия – это не только средство устанавливать мир. Иногда она должна служить средством вызывать войну.
– Тут я с вами не согласен, – сказал Мак-Грегор.
– Вы за мир любой ценой?
– Нет, – сказал Мак-Грегор, – за это я никогда не стоял, и я рад, что мы воевали. Но мне кажется, что задача дипломатии – особенно сейчас – добиваться согласия и сотрудничества, чтобы покончить с войнами.
– Почему именно сейчас? Что, по-вашему, изменилось?
– Еще одна война – и мы все погибнем, все, как есть.
– И вы про этот атомный вздор! – с досадой воскликнул Эссекс.
– Об этом не мешает подумать.
– Как мне надоело слушать про это, – вздохнул Эссекс. – Атомная бомба – хорошее дипломатическое оружие, но из-за нее не стоит взывать о мире. Орудия войны всегда были смертоубийственными.
– Не так, как это.
– Возможно, но чем же мы виноваты, Мак-Грегор? Каждый из нас хочет наилучшей защиты наших национальных интересов, и если для этого необходимы атомные бомбы, – что ж, нужно смотреть фактам в лицо. Государства не могут существовать иначе, как на эгоистической основе, и никакое международное объединение не заставит их пожертвовать своими интересами во имя общего блага. Наши друзья в Организации Объединенных наций хлопочут об этом, но вряд ли у них что-нибудь выйдет.
– Там как будто дело идет неплохо, – возразил Мак-Грегор.
Эссекс улыбнулся. – Перед самым отъездом из Лондона я обедал с одним из членов американской делегации, очень остроумным малым. Он так перефразировал знаменитое изречение Клаузевица: «Дипломатия – это продолжение войны, только другими средствами». Вот вам ваши Объединенные нации, милейший!
– Может быть, в настоящее время это и так, – сказал Мак-Грегор, глядя на рубиновые звезды на башнях Кремля, – но рано или поздно придется создать какую-нибудь организацию, которая помешает нам воевать. Конечно, это трудно, но все-таки возможно.
– Это будет зависеть от таких людей, как вы, – Эссекс знал когда нужно перестать спорить и затронуть личную струну в человеке. – Ни одна организация ничего не изменит, пока за дело не возьмутся такие люди, как вы, – молодые, беспристрастные. Пора вам, образованной молодежи, принять участие в разрешении всех этих проблем – вот хотя бы иранской проблемы. Ваше дело позаботиться о том, чтобы она была улажена надлежащим образом. Разве вы не чувствуете, что это ваш долг, Мак-Грегор?
– Как будто нет, – сказал Мак-Грегор.
– Но разве вы не видите, что этот спор об Иране жизненно важен для нас?
– Нет, не вижу.
Эссекс пошевелил над тлеющими углями пальцами в шелковых носках и, вооружившись терпением, снова принялся за Мак-Грегора.
– В таком случае, что же вы видите, Мак-Грегор? – сказал он. – Не бойтесь высказывать свое мнение. Мне в самом деле очень интересно услышать ваши соображения, ибо с их помощью я, быть может, лучше пойму нашу роль. Думается мне, что вы вообще не одобряете нашего намерения вести переговоры с русскими относительно Ирана.
– Я считаю, что мы должны оставить Иран в покое, пусть иранцы сами устраивают свои дела, – сказал Мак-Грегор. – Я не знаю, хорошо или плохо они их устроят, но надо всем уйти оттуда, чтобы им не мешать. Какой смысл убеждать русских, чтобы они ушли из Ирана, если мы останемся? Мы просто заменили бы влияние русских на севере своим влиянием, а что в этом хорошего? Должен сказать, что я не понимаю, по какому праву мы вообще обсуждаем иранский вопрос с кем бы то ни было.
– По праву оккупации, – терпеливо ответил Эссекс.