Дипломат

Олдридж Джеймс

– А разве нельзя пробурить глубже и установить это раз и навсегда?

– Можно, но кто станет бурить? Иранское правительство больше не интересуется этой скважиной, а русским тоже ни к чему, раз их специалисты говорят, что там нет нефти.

– Значит, вы так никогда и не узнаете, – сказала она с некоторым злорадством.

Он пожал плечами. – Может быть, и не узнаю.

– Так чего же вы хотите от профессора Онегина?

С ними поравнялась группа русских солдат, и Мак-Грегор удержал Кэтрин, чтобы дать им дорогу.

– Когда выдвигаешь какое-нибудь научное положение, а другие его опровергают, то это всегда задевает самолюбие. Онегин, например, говорит, что я обнаружил микроископаемые там, где их вовсе нет.

Она внимательно поглядела на этого чужого, сдержанного человека, вдруг превратившегося в пылкого ученого. – Вы надеетесь разыскать Онегина?

– Я просил одного русского в министерстве иностранных дел связать меня с ним, – ответил Мак-Грегор, – а больше ничего еще не успел.

– Хотите, я попробую найти его? – спросила она лукаво.

Мак-Грегор вдруг спохватился: они так стремительно прошли по Красной площади, что он не рассмотрел ее как следует. Теперь она уже осталась позади, и мягкий насмешливый голос Кэтрин Клайв напомнил ему о том, где он находится.

– Вы не беспокойтесь, – ответил он, – я уж как-нибудь найду его сам.

– Мне это, вероятно, будет легче, – сказала она, – не нужно только болтать об этом.

– Почему? – спросил он. – Тут же нет никакой тайны.

– Помните, – сказала она, – вы из посольства.

– Так что же? Я только хочу поговорить с Онегиным о нашем споре. Кто же станет возражать против этого?

– Может быть, вы правы, – сказала она с сомнением в голосе. – Ну, так как же, поискать вам его?

– Только в том случае, если это можно сделать открыто, – сказал он и, вспомнив о долге вежливости, поспешил добавить: – И если это вас не затруднит. Это так любезно с вашей стороны.

– Мне просто интересно, – небрежно ответила Кэтрин. Она остановила его и повернулась лицом к площади, чтобы полюбоваться украшенными к Новому году зданиями. – Прежде, чем вы уедете из Москвы, попробуйте пройти отсюда прямо через площадь к главным воротам Кремля, под часами. Вас непременно еще до ворот остановит милиционер или часовой. У вас спросят документы, а потом состоится интересный разговор. Вы, кажется, говорите по-русски?

– Немного.

– Я почти не говорю, – сказала она, – но это очень занятно, особенно, если добраться до самых ворот и сделать вид, что хочешь проникнуть в Кремль.

– А что тогда?

– Просто не пустят, – сказала она.

– Туда вообще не пускают?

– Только с пропуском. – Она еще постояла, чтобы он получше рассмотрел темные очертания мавзолея Ленина на фоне кремлевской стены. – Раньше в Кремль было очень легко пройти – лет десять-пятнадцать назад, до убийства Кирова. Киров был близким другом Сталина и пользовался большой популярностью.

Мак-Грегор посмотрел на приближающуюся к девяти стрелку и опять подумал, будут ли часы бить.

– Они действуют несколько круто в таких случаях, – сказала Кэтрин, – но, по-моему, так и следует. Зато во время войны у них, видимо, было мало предателей. Меня эти строгости никогда не возмущали. А вас? – Она бросала такие вопросы мимоходом, словно невзначай, и тем вызывала Мак-Грегора на откровенность так ловко, что он и не замечал ее намерения.

– Да, теперь невольно задумываешься над тем, – сказал он, – много ли правды было во всем том, что мы слышали о России. Вот, например, большинство людей думало,что русская армия будет разгромлена, а видите, что произошло. Что-то такое есть в России, что вызывает резко противоположные мнения о ней, и поэтому неизвестно, чему верить или не верить из того, что о ней говорят.

– А у вас есть определенные убеждения, мистер Мак-Грегор? – спросила она.

– Нет. Определенных нет.

– Вот это умно, – сказала она. – Вы России совсем не знаете?

– Нет, не знаю, но она меня очень интересует.

– Но кое-что вы же, наверно, знаете. Ну хотя бы в области науки.

– В области науки русские такие же, как и все, – сказал он.

– Они, кажется, все сохраняют в строжайшей тайне?

– В некоторых отраслях науки – да.

– А ведь это плохо для вас, ученых?

– Да, но в наше время все так делают, и русские в этом отношении ничуть не хуже нас. Обычно они даже охотно делятся своими научными открытиями.

– А вдруг это просто ловкая пропаганда?

– Нет, – сказал он. – В науке все без обмана.

Она засмеялась. Часы на Спасской башне начали бить, и Мак-Грегор с удовольствием слушал их бой, хотя теперь ему стало ясно, что Кэтрин Клайв заставила его невольно высказать очень определенное мнение.

– Хорошо звонят, – сказал он.

– А я вообще не люблю звона, – сказала она, – особенно церковного. Он такой настойчивый и ханжеский. Терпеть не могу.

– Я в первый раз услышал колокольный звон, когда приехал в Англию.

– Господи, где же это вы жили?

– В Иране.

– Ах да, верно! Скажите, в вас нет иранской крови?

– Нет, – засмеялся он. – А что?

– Очень уж вы осмотрительны. Для настоящего англичанина вы слишком типичный англичанин. Мне следовало сразу догадаться, что вы жили не в Англии. Вы приехали туда учиться?

– Да.

– А потом вернулись в Иран?

Он кивнул. – Я только месяцев восемь работаю в департаменте по делам Индии, – словно оправдываясь, сказал он.

– А-а! – проговорила она одобрительно. – И вы там останетесь?

– Вряд ли.

– Почему?

– Это не моя специальность.

– Но вы же блестяще начали свою карьеру, – сказала она, и Мак-Грегор не понял, смеется она над ним или говорит искренно. Казалось, она сама этого не знала.- Ваш приезд в Москву в качестве помощника лорда Эссекса открывает перед вами широкое дипломатическое поприще. Зачем вам возвращаться к микропалеонтологии, когда вам так необыкновенно повезло в дипломатии. Вы, должно быть, способный человек, если лорд Эссекс вас выбрал.