Дипломат
Шрифт:
Оба молча повернулись к Эссексу.
Эссекс переменил позу в кресле. – Неплохо бы выпить кофе, Кэтрин, – сказал он.
Кэтрин встрепенулась, словно кто-то щелкнул пальцами у нее над ухом и вывел ее из забытья. – Только черный, – сказала она. – Молоко я допила за обедом.
– Я никогда не пью кофе с молоком, – сказал Эссекс, и Кэтрин ушла готовить кофе, оставив их вдвоем. Она потихоньку затворила дверь, словно боясь их потревожить, и в комнате без нее стало удивительно тихо.
Они не разговаривали. Мак-Грегор стоял на амритсарском ковре, а Эссекс точно врос в кресло каждой складкой своего безупречно скроенного костюма. Он скрестил руки, по старой привычке придерживая себя за локти. Мак-Грегор вдруг заметил, что и сам он точно так же придерживает себя за локти. Он перенял эту привычку у Эссекса. Это было очень удобно, не приходилось думать о том, куда девать руки, и Мак-Грегор не стал разнимать их, хотя Эссекс, взглянув на него, разнял свои и, улыбнувшись, полез в карман за трубкой. Видимо, он испытывал потребность закурить, но сделал это не выпрямляясь. Он все глубже и глубже уходил в свое кресло, как будто решил никогда его не покидать. Закурив, он откинул голову назад и выпустил продолговатое облако дыма, потом снова принял прежнюю позу и уже не шевелился, пока Кэтрин не принесла кофе.
Он не встал даже, чтобы взять кофе. Кэтрин подала ему чашку, и он неторопливо стал прихлебывать черную жидкость. Все трое молчали, пока кофе не был допит. Казалось, что это заняло очень много времени. Наконец Эссекс вздохнул и тяжело поднялся на ноги.
– Мне, пожалуй, пора уходить, – сказал он.
Он отдал Кэтрин чашку и оглянулся, ища глазами свое серое пальто.
– Много всяких предотъездных хлопот, – сказал он.
Мак-Грегор помог ему надеть пальто.
– Может быть, подвезти вас, Мак-Грегор?
– Нет, спасибо.
Эссекс протянул руку. – Что ж, спокойной ночи, голубчик.
Мак-Грегор почувствовал, как ослабевает пожатие этой руки. – Спокойной ночи, – ответил он.
– Спокойной ночи, Кэти, – сказал Эссекс.
– Спокойной ночи, Гарольд.
Кэтрин пошла проводить его. Эссекс не оглянулся на Мак-Грегора, стоявшего на прежнем месте у камина. Он вышел вместе с Кэтрин, а Мак-Грегор остался ждать ее возвращения.
Она скоро вернулась, потирая открытые до локтя руки.
– Холодно становится, – сказала она и присела на корточки у огня, словно желая вобрать в себя его тепло и яркие, живые краски. Потом она выпрямилась, и некоторое время они постояли рядом, вперив глаза в стену и дожидаясь, кто первый начнет разговор.
– Зачем вы сказали, что вам пора? – отрывисто спросила Кэтрин.
– Я это сделал ради Эссекса, – сказал Мак-Грегор.
– Ради Эссекса?
– Мне стало жаль его, – сказал Мак-Грегор, все еще не глядя на нее.
Она отошла от камина и стала ходить по комнате, рассматривая книги, занавеси на окне, две этрусские вазы по углам; Мак-Грегора это раздражало, ему хотелось, чтобы она села и сидела спокойно.
– Каковы теперь ваши планы? – спросила она. – Думаете остаться в Лондоне?
– Нет, – сказал он.
– Нет? – Она наконец остановилась перед ним. – Что же вы думаете делать?
– Вернусь туда, откуда приехал, – сказал он.
– В Иран?
– Да.
– В Англо-Иранскую компанию?
– Нет.
– В Азербайджан?
– Если удастся.
– Что же вы там будете делать?
– Точно еще не знаю.
Она села в кресло и, закинув голову, посмотрела на него снизу вверх.
– Но вы что-нибудь имеете в виду? – сказала она. – Ведь вам нужно работать. Не может быть, чтобы у вас не было никаких планов. Вы снова стали палеонтологом, Мак-Грегор?
– Нет еще, – ответил он. – Но для этого потребуется не так много времени. Что можно, наверстаю в Ройял-колледже, а, вообще, когда я вернусь домой, забытое быстро восстановится.
Ее взгляд, устремленный на него, стал настойчивым, требовательным. – Вы как-то говорили, что микропалеонтологические исследования возможны только в условиях большого промыслового района. Существуют в Иране такие условия где-нибудь, кроме Англо-Иранской компании?
– Вероятно, нет.
– Так как же вы будете вести там свою научную работу?
– Еще не знаю, – сказал он, видимо несколько смущенный этой новой нерешенной проблемой. – Понимаете, я не только ради работы хочу вернуться туда.
– Вот как?
– То, другое, очень уж меня захватило, Кэти. Я должен увидеть, как все это будет развиваться. Я должен быть там, на месте. Мне трудно объяснить. Я не могу совсем бросить свою работу, но это не самое важное. Самое важное – увидеть, как идет борьба в Иране. И вы не думайте, что мой отъезд из Англии – это бегство.
Она молчала.
– Может быть, наоборот, я хочу еще глубже войти во всю эту политическую путаницу.
– А ваша работа?
– Не знаю. Это выяснится на месте.
– Уж не подумываете ли вы от нее отказаться?
– Нет, нет!
– Но как же вы наладите свои научные занятия? – настаивала она. – Особенно если думаете обосноваться в Азербайджане? Неужели вы обезумели до того, что решили совсем бросить науку?
– Я бы не мог сделать это, даже если бы захотел! – сказал он, раздраженный упорством, с которым она добивалась прямого ответа. – Было время, когда это казалось мне возможным; и то не думаю, чтобы какое-либо другое дело могло надолго отвлечь меня. Я должен продолжать свою научную работу, и даже в Азербайджане найдутся десятки возможностей возобновить то, что было прервано войной. Там непочатый край дела, хватит на многих ученых, не то что на одного. Правда, это главным образом разведка месторождений, но и в условиях разведки всегда находится достаточно задач для исследователя-микропалеонтолога. Кое в чем это даже больше даст мне, чем лабораторная рутина Англо-Иранской, и уж, во всяком случае, это будет более творческая работа.