Дипломат
Шрифт:
Когда совсем стемнело, она вернулась к своему камину, потому что ей не хотелось зажигать свет в пустынных комнатах. Они были лучше так – темные и заброшенные. Однако экономка пришла сказать, что обед подан в библиотеке – там тоже топится камин, и вообще внизу теплее, чем у нее в комнате. Кэтрин сошла вниз, на ходу приглаживая волосы, и уселась за свой обед, состоявший из супа, маленькой бараньей котлетки и кофе. За едой она просмотрела вечерние газеты. Все они пестрели сообщениями о «грандиозном заговоре красных», только что «раскрытом» в Канаде. Это была основная сенсация дня. Впрочем, немало места уделялось также негодованию по адресу Мак-Грегора и восторгам по адресу Эссекса. Тут же строились предположения о том, что будет решено на сегодняшнем заседании Совета безопасности. Это заседание уже шло, пока она тут ела свою баранью котлетку; но Мак-Грегор исчез, и его недолговечная вера в действенность политических выступлений исчезла тоже. Не исчезло ли многое и у самой Кэтрин? Ей трудно было ответить себе на этот вопрос, и она выпила немного терпкого красного вина, чтобы проверить, насколько еще жива в ней память о Мак-Грегоре. Она задремала в кресле и проспала, пока ее не разбудил звонок у парадной двери. Экономка, видимо, куда-то отлучилась, и Кэтрин сама пошла открывать, включив предварительно свет у подъезда.
Это был не Мак-Грегор. Это был Эссекс.
– Здравствуйте, Кэти! – сказал он. На нем было серое двубортное пальто в талию и серая фетровая шляпа, а в руке он держал трость с серебряным набалдашником. Он казался молодым, красивым и полным надежд. – Вы одевались? Собираетесь куда-нибудь?
– Нет. Входите, – сказала она. – Я просто дремала у камина. Который час?
– Двадцать минут девятого.
– Вы обедали?
– Да, – сказал он.
– Тем лучше. А то мне вас нечем накормить.
– Не беспокойтесь. Единственное, от чего я бы не отказался, это рюмка коньяку. Поль – единственный человек в Англии, у которого еще сохранился коньяк, черный от времени. На самом деле он темнопурпурного оттенка, но кажется черным. Он еще не весь вышел?
– В библиотеке есть бутылка, – сказала Кэтрин, ведя его по коридору.
Войдя в библиотеку, Эссекс снял пальто и без церемоний подбросил в камин угля. Затем он расположился в одном из глубоких кресел у камина, а Кэтрин налила ему коньяку в хрустальный бокал. Он выпил, откинулся назад и расстегнул свой темносиний пиджак. Было непривычно видеть Эссекса в синем костюме; впрочем он, как всегда, был безукоризненно элегантен вплоть до белых шелковых носков, которые по-мальчишески морщили на щиколотках.
– Где Мак-Грегор? – спросил он Кэтрин.
– Не знаю.
– Я был почти уверен, что найду его здесь, – сказал Эссекс.
– Он вам нужен?
– Нет. Мне нужны вы. Но куда он девался?
– Не имею представления, – сказала она. – Вероятно, улетел обратно в Иран. Думаю, что он отказался от своих иллюзий после всех нелепостей, которые ему пришлось выслушать вчера в палате. – Кэтрин не расположена была щадить ни Мак-Грегора, ни себя, ни Эссекса. Она говорила то, что думала, и, кроме того, ей почему-то казалось, что Эссекс знает об исчезновении Мак-Грегора, хотя откуда он мог узнать, было непонятно. Теперь, после разрыва с Джоном Асквитом, некому было сообщать Эссексу о действиях Мак-Грегора.
– Я еще не успел принести вам извинения за все эти неприятности, дорогая, – сказал Эссекс. – Я всячески старался не допустить, чтобы ваше имя фигурировало в этой скандальной истории, но это уже не зависело от меня.
– Очень благородно с вашей стороны, Гарольд, – сказала она, – но я несу полную ответственность за свое участие, в чем бы оно ни выражалось, так что пусть это вас не тревожит. Вообще не стоит нам, пожалуй, разговаривать об этом. Начнешь пережевывать все снова – неизбежны взаимные упреки. Просто мы с вами занимали в этом деле противоположные позиции, вот и все.
– Ну, конечно, – сказал Эссекс. – Да я и не для того пришел, чтобы разговаривать на эту тему.
– Правда, не для того?
– Правда. Мы все трое разошлись, и я не вижу особого смысла в том, чтобы анализировать позицию каждого из нас. Я никого не хочу винить и не хочу обсуждать последствия. И, кроме того, я чересчур англичанин, чтобы признать свое поражение.
– Ну и не будем возвращаться к этому, – сказала она.
– Мне странно слышать это от вас, – сказал Эссекс, и в тоне его зазвучала былая фамильярность. – Никак не думал, что может возникнуть ситуация, которую вы не пожелаете разобрать по косточкам с присущей вам цинической дотошностью. Вы что, щадите меня или у вас изменились привычки?
– Ох, перестаньте, – сказала она. – Хватит с меня Мак-Грегора!
– Бедный Мак-Грегор. Право же, мне его жаль – выставить себя таким дураком, погубить свою карьеру и так с треском провалиться. – Но Эссекс злился, и ему не удавалось скрыть это. Он встал, налил себе еще коньяку и снова уселся. – Впрочем, оставив в стороне мое личное отношение к Мак-Грегору, должен сказать, что если он уехал, то я очень рад этому.
– Не сомневаюсь, – заметила Кэтрин.
– Да. Теперь вам будет легче прийти в нормальное состояние, – сказал он. – О, я прекрасно понимаю, как вы к нему относились. Мне самому Мак-Грегор всегда нравился. Я даже и сейчас сохранил к нему если не уважение, то симпатию. Но видите ли, Кэти, между нами и Мак-Грегором лежит целая пропасть. Наш мир несовместим с его миром, сколько бы мы ни тешили себя иллюзиями, что можно пренебречь различием в происхождении. Этим пренебречь нельзя. Это есть, и именно поэтому мы с вами не такие же люди, как мак-грегоры. Любые отношения между вами и мной естественны. Любые отношения между вами и Мак-Грегором противоестественны. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Я уже не так молод, Кэти, но во всем остальном мы с вами примерно равны, я в этом уверен. Я немало женщин знал на своем веку; были среди них и очень красивые и очень умные, даже слишком умные; но я никогда не встречал женщины, которая вызывала бы во мне и уважение, и восхищение, и чувство нежности одновременно. То есть до вас не встречал. Я знаю, в этом споре вы пошли против меня, потому что вы упорно верите в то, что мир становится иным. Но я не считаю, что вы в самом деле пошли против меня. Я думаю, что вы пытались пойти против самой себя, и вам это не удалось. Вы стоите на определенной общественной высоте, Кэти, и вы не можете сойти с этой высоты. Если вам мало собственного примера, чтобы убедиться в этом, – взгляните на Джона Асквита. Ведь он совершенно погубил себя. Неужели вы не понимаете, что нельзя изменить свою природу. Любая попытка отказаться от своего места в обществе и от связанной с ним ответственности неизбежно приводит к гибели, как это и случилось с Джоном. Кэти! Мы с вами прекрасно понимаем друг друга, прекрасно друг к другу относимся; не пора ли нам сделать из этого какие-то реальные выводы? Вы уже должны были убедиться, что я – единственный человек, способный удовлетворить все ваши запросы. Мы оба люди незаурядные, и мы это знаем. Кое в чем наши взгляды могут не совпадать, но я не исключаю возможности компромисса. Я умею видеть и понимать мир, но я знаю, что ваше восприятие и понимание даже острей моего. Все же и здесь я могу быть вам полезен. Правда, Мак-Грегор своим вероломным поступком сорвал результаты моей иранской миссии, но вес и уважение, которыми я пользуюсь в дипломатических сферах, от этого ничуть не поколебались. Поймите, Кэти, я именно тот человек, который вам нужен, потому что я могу оценить ваши стремления и дать им конкретную почву. Я и только я, Кэти! Подобно вам, я стою выше обыкновенных глупых людских неудач. Мое достоинство и мое благородство неуязвимы. Нас с вами счастливо объединяет наше превосходство над другими людьми. Вы должны оценить все эти преимущества, Кэти. Я не могу допустить, чтобы вы о них забыли. Я не могу допустить, чтобы вы пренебрегли тем естественным сродством, которое существует между вами и мной. Что было, то прошло, а теперь постарайтесь, дорогая, увидеть меня таким, каков я есть. Я сумел найти себе место среди выдающихся людей Англии. Я прославил свое имя в истории, как немногие сумели прославить. Трудно найти в Англии более благородный титул, чем титул лорда Эссекса, и более долговечный в своем благородстве. Все это важные обстоятельства, Кэти, и нам с вами следует о них серьезно подумать. А еще важнее то, что я ведь имею право на вас. Вы сами дали мне это право своим поведением. Чего бы я ни ждал от вас, Кэтрин, я ничего не требовал и ничего не получил; но настал момент, когда каждый из нас должен измерить глубину своей привязанности к другому. Речь идет о союзе, который был предопределен с самого начала. Решайте же, Кэти. Лучше меня вы для себя никого не найдете. Вы должны понять это. – Он перевел дух, встал и посмотрел ей прямо в глаза. – Я уезжаю в Вашингтон, очень скоро, через два-три дня. Мы можем совершить все формальности здесь или там, как вы захотите. Но вы нужны мне, Кэти. Нужны сейчас, немедленно.
Кэтрин думала о том, как жаль, что она пила терпкое красное вино, задремала и проснулась от того, что позвонил у парадной двери Эссекс. Как жаль, что Мак-Грегора нет и неизвестно, где он, и нельзя даже представить себе, что вот здесь, в этом кресле, сидит и тревожно ждет ее ответа не Эссекс, а Мак-Грегор. Никого у нее не осталось, она одна.
– Что мне вам ответить? – сказала она. – Это не так легко решить, Гарольд.
– Но я не могу ждать, – почти с отчаянием настаивал он. – Мне нужно, чтобы вы решили сейчас же, сегодня же. Я знаю, если вы не решите сегодня, то вы не решите никогда.
– Я право, очень польщена, Гарольд. Я вас достаточно знаю, чтобы оценить это.
– А мне не нужно, чтобы вы были польщены! И не нужно, чтоб вы уклонялись от прямого ответа.
– Нет, нет, – сказала она. – Если бы я хотела отказать вам, Гарольд, я бы не постеснялась это сделать сразу. Но я в самом деле не знаю, что ответить.
– Ну, хорошо, я подожду, – сказал он.
Кэтрин встала, запахнула плотней свой халат и налила Эссексу еще коньяку. Она и себе налила немножко, хотя вообще не любила коньяк. Но ей хотелось почувствовать вкус чего-нибудь горького и неприятного, чтобы хоть на миг вернуть себе здравый смысл и ощущение жизни, и мира, и связи вещей.
– Зачем вы едете в Вашингтон? – Не так уж важно было это знать, но она хотела услышать собственный голос, надеясь, что это ей поможет.
– Дело довольно щекотливое, – сказал он. – Оно касается в первую очередь составленного американцами плана финансовой помощи Европе. Эссексу тоже стало легче, когда он услышал свой голос с его привычными деловитыми интонациями. – Америка дает доллары, а мы обеспечиваем руководство. Это грандиознейшее предприятие, Кэти. За всю мою дипломатическую карьеру у меня не было такого ответственного назначения.