Директор
Шрифт:
– Так дальше продолжаться не может, – заявила Одри.
Леон кивнул.
– Ну и?..
– Что?
– Я тут читала Библию…
– Вижу. Ветхий Завет или Новый?
– А что?
– С тех пор как я еще ходил в церковь, я помню, что в Ветхом Завете всех непрерывно судят.
– Все мы не ангелы. А в Библии говорится о том, как Иисус запретил казнить блудницу, которую хотели закидать камнями.
– К чему это ты?
– Может, все-таки расскажешь мне, что ты вытворяешь?
К удивлению Одри, Леон бодро рассмеялся.
– Наверное,
– Или ты мне все расскажешь, или это наш последний разговор.
– Крошка! – пробормотал Леон, сел рядом с ней на диван и подвинулся поближе. Одри очень удивилась, но не стала к нему прижиматься, а села прямо и сложила руки на коленях. Из-под дивана выкатилась коричневая бутылка. Одри подняла ее.
– Ты где-то пьешь или ходишь к какой-то женщине? – спросила она.
Леон опять рассмеялся, от чего Одри разозлилась еще больше.
– Какой же ты детектив! – наконец сказал Леон. – Это же безалкогольное пиво!
– Да? – смутилась Одри.
– У меня уже семнадцать дней капли во рту не было, а ты даже не заметила.
– Правда?
– Прощение – это девятый уровень. Мне еще до него далеко.
– Что еще за «девятый уровень»?
– На восьмом уровне надо написать список всех, кого обидел, и попросить у них прощения. Это мне тоже предстоит сделать. Только я терпеть не могу писать списки!
– Неужели?.. Ты что, действительно вступил в общество анонимных алкоголиков? [73]
73
«Анонимные алкоголики» – организация для алкоголиков, которые хотят излечиться от своего пристрастия; члены организации регулярно встречаются, чтобы помогать друг другу.
Леон растерялся.
– Как ты догадалась?.. Я не говорил тебе потому, что боялся, что не выдержу и брошу.
– Молодец! – сквозь слезы прошептала Одри. – Я так тобой горжусь.
– Не стоит, крошка. Я еще только на третьем уровне.
– Это как?
– Очень непросто! – с этими словами Леон стал вытирать слезы Одри большой мозолистой рукой. Потом он наклонился и поцеловал ее, а она ответила на его поцелуй.
Одри уже почти забыла, как они целовались с мужем, но сразу начала вспоминать, и ей это очень понравилось.
Потом они пошли в спальню.
На улице пошел дождь, но им было тепло вдвоем в постели.
Одри решила, что на следующий день встанет пораньше и поедет за ордерами на арест Эдварда Ринальди и Николаса Коновера.
16
По пути к прокурору Одри услышала голос Джека Нойса.
Нойс стоял в дверях своего кабинета и махал ей рукой.
Одри на секунду остановилась.
– Одри, – с какой-то новой интонацией в голосе позвал ее Нойс. – Нам надо поговорить.
– Извините,
– Что случилось?
– Я потом вам все расскажу.
Нойс удивленно поднял брови.
– Извините, Джек, но мне некогда.
– Я не знаю, что тебе там обо мне наговорили, но…
Он все знает! Разумеется, он все знает!
Одри взглянула прямо в глаза Нойса и сказала:
– Я вас слушаю.
Нойс набрал побольше воздуха в грудь, покраснел и выдавил из себя:
– Ну и идите все к черту!
Нойс захлопнул за собой дверь кабинета, а Одри пошла своей дорогой.
В презрительной усмешке доктора Ландиса на этот раз сквозило удивление.
– Мы же об этом уже говорили! Вы ведь уже просили меня раскрыть врачебную тайну, касающуюся мистера Стадлера! Если вы надеетесь, что из-за вашей назойливости я передумаю…
– Вы, конечно, знакомы с тем, что говорится о конфиденциальности в «Принципах медицинской этики», изданных Американской ассоциацией психиатров.
– Прошу вас, только не надо…
– Вы имеете право разгласить соответствующую конфиденциальную информацию о своем пациенте по требованию правоохранительных органов.
– Там говорится о «санкционированном требовании». У вас имеется постановление суда?
– При необходимости я его получу. Но сейчас я обращаюсь к вам не как представитель правоохранительных органов, а как человек.
– Это две разные вещи.
Не обращая внимания на выпад Ландиса, Одри продолжала:
– С точки зрения общечеловеческой морали, вы имеете полное право разглашать то, что вам известно об истории болезни Эндрю Стадлера, если вы заинтересованы в том, чтобы его убийца был привлечен к ответственности.
– Не вижу связи, – пробормотал Ландис, прикрыв глаза веками с таким видом, словно погрузился в пучину глубоких размышлений.
– Видите ли, мы нашли убийцу Эндрю Стадлера.
– Ну и кто же он? – равнодушно спросил Ландис с деланным безразличием, скрывающим естественное любопытство.
– Я не могу назвать вам его имя до официального предъявления обвинения, но готовы ли вы под присягой дать показания о том, что Эндрю Стадлер был иногда склонен к насилию?
– Нет.
– Неужели вы не понимаете, как много от этого зависит?
– Я не стану давать таких показаний, – заявил доктор Ландис.
– Если вы отмолчитесь, его убийца может уйти от заслуженного наказания. Неужели вас это не волнует?
– Вы хотите, чтобы я сказал, что Эндрю Стадлер был склонен к насилию, но я не могу этого говорить, потому что это неправда.
– В каком смысле?
– Эндрю Стадлер ни в малейшей степени не был склонен к насилию.
– Откуда вы знаете?
– Строго между нами, – ответил Ландис, почесав себе подбородок, – Эндрю Стадлер был несчастным, измученным, больным человеком, но ни разу не проявил ни малейшей склонности к насилию.