Дитя короля

Билык Диана

— Эмилиан, — она говорит натужно, с болью. — Я не знаю, возможно ли это. Открываю глаза и вижу его. Вспоминаю его. Чувствую его… удары и…

Накрываю пальцем ее губы.

— Стой. Не нужно, прошу. Мне ведь тоже не сладко это осознавать. Я бы убил его еще раз, если бы это бы мог, потому что…

— Но вы же братья! — она распахивает синие глаза, что впитали цвет ночи. — Кровь от крови, плоть от плоти. Вы же…

— Разные, Дарайна. Мы разные. Тебе нужно всего лишь попытаться посмотреть на меня иначе.

— А не то, что?

Я думаю, нужно ли ей говорить то, что знаю я. Нужно ли пугать? Через силу все равно не полюбишь, а время еще есть.

— Ничего не будет. Мы просто будем воспитывать сына. Я не стану тебя принуждать, это не в моих правилах, но…

Несу ее по дорожке и от тонкого запаха волос и тела меня ведет и качает. Держусь из последних сил.

— Что? — шепчет Дарайна, когда я опускаю ее в холле на пол, но все еще придерживаю за талию, чтобы не упала. — Что «но»?

— Если мы не закрепим связь за трое суток, тот, кто привязан больше, умрет.

Она распахивает глаза широко и искренне.

— Привязан больше?

— Любит, ценит, беспокоится.

Она кусает губы, отворачивается и бросает беглый взгляд на стену с подсвечниками. Тонкая инкрустация украшает подставки, по бокам от камина вытянулись в полный рост обнаженные женские фигуры вырезанные из дерева.

— И что нужно сделать, чтобы ее закрепить? — неслышно проговаривает Дарайна и поворачивает голову, тонет в моих глазах. Я чувствую, как она проникает глубоко, высматривает хоть что-то хорошее, ищет важное.

— Я и к этому не стану тебя принуждать, ведь обещал.

— Но ты же…

— Умру?

Она коротко кивает.

— Я — воин и всегда готов к этому. Только… — немного наклоняюсь, чтобы сказать тише, — хочу передать трон сыну, а еще тебя защитить. Хотелось бы выиграть немного времени…

Глава 25. Дара

— Но я заму… — запинаюсь, потому что осознаю, как это нелепо. Даже зная, что Марьян мертв, не могу от него оторваться. Что он со мной сделал? Как смог так долго держать на привязи, заставляя покоряться? Почему противостоять королю у меня находятся силы, а мужу…

— Ты можешь подумать, — Эмилиан отступает в сторону и, убедившись, что я не упаду, отпускает руки. Без его тепла как-то не по себе, но я гордо приподнимаю подбородок и придерживаюсь за стену. Мужчина двигается медленно, кажется, не смотрит на меня, но чувствую, не сводит глаз и готов в любую секунду поддержать. Это так очевидно, что даже шокирует. Эмилиан продолжает говорить, а я слежу, как двигаются его красивые губы. — Выбор невелик: или закрепить связь, или пожениться.

— Но ведь свадьба предполагает закрепление союза, — говорю это, потому что руна языка подсказывает популярный на Ялмезе обряд — бракосочетание, где секс — обязательная составляющая.

Король идет по холлу, убирает руки за спину и замирает возле лестницы. Я вижу его профиль, убранные назад волосы и легкую улыбку. Или коварную ухмылку? А если он играет сейчас, что я потом буду делать?

— Могу немного помочь, чтобы ты не испытывала дискомфорт, если я тебе так противен, — говорит он тихо, но властно. От его голоса дрожь рассыпается по всему телу.

— То есть, — хочу ступить вперед, но нога словно придавлена тяжелым брусом, покалывает и немеет. Прижимаюсь спиной к стене и договариваю: — То есть наши ночи в деревне были под воздействием магии?

Я впиваюсь в него взглядом и хочу прожечь насквозь, чтобы не юлил и говорил правду. Эмилиан покачивается на пятках, затем поворачивается ко мне спиной и ступает на ступеньку, словно собирается уйти.

— Я права, — шепчу и закрываю лицо ладонью. — И ты ждешь, что после этого я стану на тебя как-то иначе смотреть? Не так, как на Марьяна?! Стану доверять? Любить? Желать?

Король отряхивается и резко поворачивается.

— Знаешь, Дарайна, — всего три шага, и мужчина оказывается лицом к лицу, прижимает громадной тенью меня к стене. — Я терпеливый. Очень терпеливый. Но и у меня есть слабости. И около десяти лет моя слабость, — его голос внезапно срывается в хрип, — это ты.

Я не могу дышать. Яблочный свежий запах забивает ноздри, вплетается кислинкой в нервы, заставляя прикрыть веки. Пульс и жар смешиваются в необычный коктейль, а на кончиках пальцев покалывают магические искры.

— Я не знал, что ты занята, — шепчет Эмилиан.

— Это разве остановило бы тебя? — отвечаю, но не открываю глаза. Я чувствую его близость и не хочу его отталкивать.

— Ты моя. Моя. Подарена Стихиями. Только моя… — он прижимает горячий лоб к моему лбу и закрывает с двух сторон руками. Я чувствую его дыхание, представляю вкус его губ, до темных мушек перед глазами хочу к нему потянуться, но не смею. — Это неправильно, он не должен был тебя трогать. Если бы ты жила на Ялмезе, этого не случилось бы никогда. Вселенная обязана была тебя оградить, но…

— Но он тронул, — распахиваю веки и тону в голубом океане его глаз, покрытых невесомым глянцем. — И ты — его брат. И ты с ним — одно лицо.

— Дарайна, я знаю, что тебе тяжело, — его пальцы ласково перебирают волосы, мучая меня невыносимой дрожью. — Я готов принять поражение, что угодно, любые условия. Только с твоей гибелью и смертью ребенка я не соглашусь никогда. Никогда, ясно? И, если ты не захочешь, не уступишь, не смиришься с моей схожестью с братом, я уйду. Смирюсь. Умру… Пусть так и будет. Ты будешь свободна. Но только его не убивай, — он отходит на шаг и смотрит на мой живот. Я оборачиваю себя руками, неосознанно защищая малыша. — Не убивай… Ты ведь чувствуешь его, я знаю. Он спасет наш мир, спасет миллионы, я готов ради этого рискнуть собой.

— Предлагаешь мне лечь в постель и притвориться бревном? — я прищуриваюсь злобно, но сама пылаю изнутри. Король меня отравил собой, и стигма под кожей так больно кусается, впивается сладкими лозами и скручивает приятные спирали в лоне, что я едва сдерживаю стон желания. Отвлекает только жжение в ноге.

— Тебе же было хорошо со мной, — невозмутимо говорит Эмилиан и тоже прищуривается.

— Как знать, ведь это была всего лишь магия, — скрещиваю руки на груди, будто блокируюсь, а сама хочу прикрыть возбужденные соски, что натирает шелковая ткань халата.