Дитя мрака
Шрифт:
Комиссар снова помахал папкой.
— Перед вашим приходом я пробил 660513 по нашим базам данных. Лиз Педерсен. Выяснил много чего. Насчет водительских прав, и паспорта, и прочего. Все, как обычно. Кроме вот этого! — Он встал, подал Свену Сундквисту то, чем только что размахивал. — Заявление из разыскной базы. Заявление, где Лиз Педерсен указана как обладатель родительских прав на пропавшего ребенка, как лицо, с которым надлежит связаться. Заявление подано школой и касается ребенка Педерсен. — Гренс наклонился вперед, ткнул пальцем в документ, лежавший сверху. —
Свен Сундквист пробежал глазами по строчкам.
— Последняя страница, Свен. В самом низу. Вероятно, ты узнаёшь подпись человека, принявшего заявление?
Свен Сундквист перелистал бумаги, вот и последняя страница.
Подпись.
Его собственная.
— Ты ее узнал. И теперь знаешь почему. Ты встречался с ней, когда она сюда приходила.
Свен Сундквист не ответил. Он по-прежнему держал папку в руках, перебирая листки бумаги.
Лиз Педерсен, 660513-3542, вызвана в отдел расследований городской полиции в связи с заявлением о пропаже Янники Педерсен, 910316-0020. Заявление подано директором Эриксдальской школы 16 сентября 2005 года в 10.30.
Множество лиц, множество людей.
Короткая встреча с человеком в кризисной ситуации два с половиной года назад.
Женщина. Заявление. А на следующий день — другая женщина, другое заявление.
Лиз Педерсен подтверждает сведения из школы о том, что Янника Педерсен и раньше по крайней мере трижды надолго пропадала, но затем возвращалась домой. По словам Лиз Педерсен, каждый раз дочь отсутствовала около недели.
Мало-помалу Свен вспоминал. Он сидел тогда напротив матери, чья дочь пропала в четвертый раз. Ему безотчетно вспомнился Юнас, и постоянное беспокойство, и как они с Анитой не находили себе места, когда раз-другой его несколько часов не было дома, а они не знали, где он. И эта женщина — целых две недели, пока школа не подала заявление.
Лиз Педерсен сообщает, что девочка постоянно подвергалась сексуальным домогательствам со стороны своего отца, Яна Педерсена, 631104-2339, и что это, видимо, явилось причиной ее побегов из дома.
Две недели.
Он покачал головой.
Две недели успели стать двумя с половиной годами.
Мать уже дважды заявляла о подозрении на сексуальное насилие:
Октябрь 2002 г., дело прекращено;
Август 2004 г., дело прекращено.
Он пожал плечами:
— Что вы хотите от меня услышать? Все это было два с лишним года назад.
— Ничего, Свен.
— Разбирательством занимался кто-то другой. Я только принял заявление, и все. Кто…
— Свен, прекрати, черт побери, оправдываться! Ты встречался с ней много лет назад! Господи, я и сам не рвусь запоминать тех, с кем разговаривал вчера.
Эверт снова переменился. Вместо злости — понимание. Странный человек. Свен Сундквист благодарно посмотрел на него.
— Дочитай до конца. — Эверт Гренс улыбался. — Если можно понять, что имел в виду тот, кто это писал.
Свен едва заметно улыбнулся в ответ, молча дочитал две оставшиеся страницы.
— Да в общем больше ничего. Мать, Лиз Педерсен, рассказывает на допросе, как постоянные домогательства отца изменили поведение девочки, как любой физический контакт с ней мало-помалу затруднялся, как она стала избегать прикосновений, выказывала агрессивность по отношению к отцу. Постепенно она замкнулась в себе, стала практически недоступна для общения.
Свен Сундквист сложил бумаги в папку, положил ее на подлокотник дивана для посетителей.
— Это все.
Он встал, нервно пригладил рукой волосы.
— Девочки нет вот уже два с половиной года.
Взглянул на коллег, на каждого по очереди.
— Она мертва.
Он ждал от них реакции, но ее не было.
— Не припомню, чтобы кто-нибудь из пропадавших так долго возвращался живым. — Он повернулся к шефу: — А ты?
За окном кабинета Гренса густели сумерки. Совсем ночь на дворе. Тишина снаружи, тишина в комнате.
— А ты, Эверт?
— Тоже не припомню.
Мать мертва. Дочь мертва.
Еще одно бесплодное совещание.
— Шведская девочка. Четырнадцати лет. Пропала больше двух лет назад.
Херманссон молчала с тех пор, как закончила отчет о брошенном, пустом автобусе:
— Пропала прямо в центре столицы. И никого… кто бы их искал.
Казалось, они связаны. Девочка по имени Янника Педерсен и девочка, которую зовут Надя Чонкан. Связаны — и в то же время не связаны.
— Я повторю слова Свена: я этого не понимаю, как не понимаю и того, что провела несколько часов с пятнадцатилетней девочкой, матерью младенца. Мы с ней гуляли как подруги, помогали друг другу катить детскую коляску. Но эта девочка полжизни провела в туннеле под землей. Иногда продавала себя, чтобы выжить. Как долго это продолжалось, прежде чем она подурнела и постарела раньше срока?
Ты слишком молода, Херманссон.
Нельзя переживать за всех и каждого, Херманссон.
Она так не могла, не умела, до сих пор.
— Дети. Живущие как зверьки. Жизнь, о которой ни я, ни ты, Эверт, ни ты, Свен, ни все остальные в этой стране не имеют ни малейшего представления. — Марианна Херманссон посмотрела на Гренса, на Сундквиста, всплеснула руками. — И спросить не у кого. Потому что у нас нет таких детей.
Вечер.
Она не знала в точности, сколько времени, да и какая разница. Один час в неделю, когда нужно знать точное время, — этого достаточно, почти семеро суток до следующего раза.
Она обвела взглядом бетонное помещение.
На пустую картонную коробку, которая давно уже стояла у стены, она постелила новую скатерть в мелкую красно-зеленую клеточку. Коробка была прочная, устойчивая, как большинство коробок из-под продуктов, на нее можно ставить тарелки и стаканы, даже подсвечник, слишком, пожалуй, большой, но красивый.