Дитя мрака
Шрифт:
Анни — единственное, что мало-мальски напоминало будничную жизнь других людей. А больше ничего. Ему следовало выехать туда еще двадцать минут назад, но он не смог, не хватило сил. Кипа дел за спиной, которые он отложил сегодня утром, когда все внимание сосредоточилось на убитой женщине и сорока трех детях; надо снова вникнуть во все это, работать с максимальной отдачей, читать, думать, смотреть прямо перед собой, чтобы для того, что он не желает принимать, не осталось места.
Гренс зажег третью стеариновую свечу, взял забытую чашку с холодным кофе, оставленную возле машины, никчемной без электричества. Тридцать два дела. Он поднимал папку за папкой, пролистывал хотя бы несколько документов. Жестокое избиение в очереди на такси у Центрального вокзала. Покушение на убийство в квартире на Пиперсгатан. Оскорбление служащего возле «Трех вех» на Васагатан. Попытка изнасилования на кладбище Святой Катарины. Дерзкий налет на магазин «7-Илевен» на Томтебугатан. Он читал, думал, смотрел прямо перед собой и через полчаса сообразил, что не понимает ни слова. Все эти корявые формулировки, так хорошо знакомые, даже приятные, сейчас были попросту бессмысленны.
Он посмотрел на часы. Половина двенадцатого, поздний вечер. Прилечь, что ли, на диван. Попробовать во сне выкинуть все из головы. Ничего не вышло. Стало только хуже. Нестерпимое, мучительное нахлынуло с новой силой, он был совершенно беззащитен.
Гренс встал, ощупью поискал мобильник. С машинами сейчас плохо, гололед и мороз, такси прождешь как минимум час, а то и больше. Он надел куртку. Собственно говоря, это не так уж далеко, можно пройтись пешком, ему нужен воздух, покой, который приходит, когда шагаешь в своем ритме.
Бергсгатан, Шелегатан, мимо аптеки на углу напротив.
Детей бросили здесь, всего лишь восемнадцать часов назад, иные дни словно бы никогда не кончаются.
Он немного постоял на том месте, которое указала румынская девочка.
Ему часто приходилось работать с детьми. Со свидетелями домашних отцовских бесчинств, с юными наркоманами, балдеющими на городских скамейках, четырнадцатилетними взломщиками, застигнутыми при ограблении квартиры.
Расследований было много, всех и не упомнишь. Но чтоб сразу сорок три — такое случилось впервые.
Вниз по Хантверкаргатан, к мосту Стадсхусбру и Тегельбаккен. Попадались прохожие, правда немногочисленные, мороз караулил каждый шаг, но вскоре к нему вроде как присоединилась парочка, говорившая по-английски, достаточно громко и четко, так что он мог понять. Потом, неподалеку от Васагатан, проститутка пыталась поймать его взгляд. В остальном же только холод да пронизывающий ветер.
Он шел по Клара-Вестра-Чюркугатан. Большая церковь стояла по правую руку. Сам того не сознавая, Эверт Гренс выбрал маршрут через место, связанное с расследованием убийства женщины. Ему вспомнился разговор со Свеном Сундквистом сразу после опознания в лаборатории судмедэкспертизы. Он просил Свена выяснить, кто лучше всего знает бездомных в окрестностях Фридхемсплан, и Свен ответил прежде, чем он успел закончить фразу. Сестра милосердия из Святой Клары, которая раздает кофе и бутерброды у метро «Фридхемсплан», — человек, облеченный доверием, какого ни полиция, ни социальные службы никогда не обретут. Будь он одним из тех, кому требуются эти бутерброды, он бы тоже не доверял полицейским, смахивающим на этих придурков, что целыми днями носятся с папками по коридорам управления.
Он поднялся по ступенькам, которые вели во двор и на кладбище Святой Клары, беспощадно урезанное со всех сторон. Церковь, несколько могильных плит, крохотные, засыпанные снегом газоны, все это втиснуто между торговыми улицами и унылыми зданиями постройки семидесятых годов. Подойдя к главному притвору, он подергал тяжелую запертую дверь, потом взглянул на табличку на стене. Открывается утром, закрывается ранним вечером. Он часто забывал, что живет в собственном времени, работает круглые сутки, а другие иногда закрывают конторы, уходят домой, делают все то, чем обычно занимаются на досуге.
Эверт Гренс вдыхал морозный воздух, который обжигал горло. Видел, как в потемках крадутся наркоманы. Здесь тусуются и те, что продают, и те, что покупают. Прямо перед ним, у ближайшего к церковной стене могильного камня, какая-то молодая женщина пыталась ширнуться героином, искала вену и громко стонала — как он понял, ее постигла неудача.
Наверно, следовало вмешаться. Или хотя бы вызвать патруль. Но он только вздохнул, глядя на них, на потасканных торговцев, которые норовят впихнуть в себя как можно больше всякой дряни, завтра утром здесь наверняка ничего не изменится.
Он покинул кладбище, еще полтора километра быстрым шагом к окну Софиахеммет, что выходит на Вальхаллавеген.
Сегодня в полдень, когда он навещал ее, состояние было стабильным.
Но теперь уже нет.
Он проглотил ком в горле и позвонил у входа в отделение интенсивной терапии.
Настоящее время
четверг, 9 января, 15:00
церковь Святой Клары
Он устал.
До вечера еще далеко, а он уже давным-давно на ногах, встал, как обычно, в четверть пятого и в половине шестого был в церкви, ведь ему хочется все успеть, у него всегда много дел до прихода первых посетителей.
Джордж сидит на стуле за последним рядом скамей, зябко ежится, подавляет зевоту. Становится холодно, батареи не справляются с обогревом огромного здания, зимой так всегда.
Она по-прежнему сидит там, одинокая, неподвижная.
Он наблюдал за ней с утра, поглядывал мимоходом или просто смотрел, сидя здесь, на стуле, и отдыхая. После дневной службы заходили двое из тех, кого он хорошо знает, обычно они сидят впереди, молятся, потом забредали какие-то пьянчужки, что-то бормотали себе под нос и снова исчезали, а в основном туристы, всегда группами, смотрели, тыкали пальцами в росписи на потолке, покупали открытки, фотографировали, хотя и не положено.
Никто не замечал ее. Никто не подходил.
Уже семь часов она сидела в середине пустого ряда, неподалеку от алтаря, все так же закутанная, вонючая.
Он не хотел пугать ее, предпринял просто последнюю попытку установить контакт.
Сделал несколько бутербродов с сыром и ветчиной, хлеб белый, какой любят дети, в один бумажный стаканчик налил кофе, в другой — красный сок. Тихо прошел между скамей, остановился в метре от нее, но последнего шага не сделал.
Она на него не смотрела. Не слышала, как он спрашивал, не проголодалась ли она, не хочет ли пить. Глядела в пол, нечесаные волосы закрывали грязное лицо.
Джордж поставил тарелку и стаканы на скамью поближе к ней — достаточно протянуть руку, чтобы поесть и попить.
Так все до сих пор и стоит, нетронутое.
Джордж обводит взглядом помещение, где работает с незапамятных времен. Он не понимает, в чем дело, ему привычны одинокие посетители, снующие туда-сюда, но здесь что-то не так, эта девочка… не нравится ему это.
Нужна помощь. Он встает, снова выходит из церкви, направляется к постройке поменьше, к Малой церкви, как ее называют. Восемнадцатый век, красивое здание из желтого кирпича, выходящее длинной стеной на Васагатан.