Дитя мрака
Шрифт:
Гренс рассмотрел несколько крупных планов ран на лице, снимки следов волочения, отпечатков пальцев в кульверте, подавил зевок, протер глаза и хотел было снова сходить за кофе, как вдруг замер.
Поцелуй.
Примерно на середине предпоследней страницы. Три строчки, описывающие, как Нильс Крантц при внешнем осмотре трупа обнаружил фрагменты слюны.
Ее кто-то целовал.
Он открыл ящик стола, поискал список телефонов, который должен быть где-то там. Набрал номер и, ожидая ответа, насчитал
— Это Гренс.
— Да?
— Мне нужен ордер на обыск.
Голос Ларса Огестама звучал устало:
— Будь добр, позвони дежурному прокурору.
Эверт Гренс улыбнулся, представив себе человека в пижаме, который полагал, что все в жизни укладывается в рабочее время.
— Черт! Я-то думал, прокурорское расследование ведешь ты.
— Половина третьего ночи, Гренс, я никакой.
— У меня есть версия. Если я прав, то расследование, которым ты руководишь и стяжаешь славу, близится к успешному завершению.
— Половина третьего, Гренс, я хочу спать.
Огестам сел в постели, попытался взять официальный тон, но услышал в собственном голосе только изнеможение. Старый черт никак не поймет, и объяснять бесполезно, что его собственное восприятие времени отличается от общепринятого.
— Мне начхать, Огестам. Ордер на обыск нужен мне сию минуту. Я хочу осмотреть квартиру убитой Лиз Педерсен, чтобы разобраться в обстоятельствах исчезновения ее дочери.
Огестам сидел, поглаживая рукой щеку спящей жены.
— Ты его получишь. — Он все поглаживал ее щеку, потом лег рядом. — Если позвонишь дежурному прокурору.
Эверт Гренс сидел с безмолвной трубкой в руке. Ларс Огестам отключился.
Надо бы закричать. Или треснуть кулаком по столу. Но он только встал и вышел в коридор.
Ты жива.
Он потянулся, увидел, что в комнате Херманссон еще горит свет, и зашагал к кофейному автомату.
Я знаю, ты жива.
Марианна Херманссон слышала, как кто-то идет по коридору. Один шаг тяжелый, один — полегче. Гренс прихрамывал, и хромота усилилась. Услышала она и музыку, должно быть, он оставил дверь открытой, вечный голос шестидесятых, настолько же светлый, насколько мрачен он сам. Она улыбнулась, когда зашумел кофейный автомат, его черный кофе, круглые сутки.
Взглянула на чашку, которую Эверт принес раньше, кофе с двумя кусочками сахара, на недоеденный салат из кооперативного магазина.
Она не успела поесть, да и голода не чувствовала.
Что-то все время подгоняло ее.
Пристальный взгляд Нади; казалось, девочка сидела на стуле напротив и спрашивала, куда она собирается.
Взгляд Херманссон оторвался от салата, скользнул по комнате. Горы бумаг, папки и скоросшиватели по всему полу. Как правило, здесь было совсем не так, она из тех, кому, чтобы думать, нужно собрать все в кучу, привести в порядок, чтобы работать в полную силу.
Она это сделает, потом, когда все закончится.
Ей потребовалось двадцать минут, чтобы установить подлинность регистрационного номера, PRINCIPAUTE DE MONACO, и еще час — чтобы установить владельца, «Child Global Foundation», фонд без контактных лиц, без телефонов, информации о котором не было ни в одной из доступных ей баз данных, фонд с абонентским ящиком главного офиса в Монте-Карло.
Ей это ни о чем не говорило. Нить расследования снова ушла куда-то в сторону. Ей необходимо больше, необходимы хоть какие-то сведения, приближающие ее к людям, бросившим детей.
Она принялась звонить, невзирая на поздний вечер и ночь.
Первый звонок Йенсу Клёвье, в шведский Интерпол — автоотвечик сообщает, что с утра они будут на месте.
Второй звонок в консульство Монако на Бласиехольме; несмотря на вежливую непреклонность дежурного, ей удалось напрямую соединиться с квартирой генерального консула на Страндвеген, и сонный мужской голос учтиво, но коротко заявил, что у него нет доступа к такой информации и что она не получит этих сведений, даже если продолжит поиски на месте, что необходимо понимать, речь идет о стране, которая никогда не разглашает информацию касательно своих граждан.
Третий звонок на Шведское телевидение, Винсенту Карлссону, репортеру, с которым она познакомилась в ходе расследования, связанного с приговоренным к смерти американским заключенным, и за год знакомства несколько раз обменивалась информацией, единственный журналист, которым даже Эверт Гренс не пренебрегал. Она объяснила, что нуждается в его помощи, на прежних условиях: если расследование даст результат, интересный для прессы, он узнает новость первым.
Источники и базы данных Винсента Карлссона подтвердили ее догадку.
Херманссон, ты понимаешь?
Организация-призрак. Адрес без конторы, почтовый ящик без тела и души.
Они прячутся за солидными организациями, наваривают миллионные барыши, а мы не можем поймать их за руку.
Карлссон рассказал, что раньше, занимаясь журналистским расследованием, покопался в деятельности нескольких фондов, где за роскошными фасадами огромные капиталы меняли владельцев. Последним был «А Non Smoking Generation», внешне вполне добропорядочный фонд, но возглавляли его сорокалетние мужчины в крутом прикиде, любители выпить коктейль на Стуреплан, и они точно так же, как «Child Global Foundation», пользовались бездушными почтовыми ящиками в Монако.
Черт побери, Херманссон, весь их хреновый бизнес с этими захудалыми странами нужен, чтобы скрыть неблаговидные делишки, уйти от контроля.
В тот раз ему недоставало решающего документа и от публикации пришлось отказаться, но сейчас он сразу распознал тот же принцип: нажива на детях, на доброй идее.
Она взяла из пластиковой коробки лист салата, пожевала — безвкусный.
Глаза Нади.
Они смотрели на нее.
Требовали, не давали покоя, не знали, куда идти.