ИНТЕРЛЮДИЯ 5Молочных оттенков цвет, как казалось, наполнил в этот раз Ничто. В Пустоте по-прежнему присутствовали трое. И это были все те же.— Я достаточно ведаю людскую природу, чтобы сказать, что окончание этого развлечения вряд ли будет вас радовать, Братья, — произнес один из них.— А ведь так любопытно все начиналось, — задумчиво прошелестел другой.Третий пока молчал. – Слышал я, что намеревались вы снестись со скандинавскими Братьями. Вот что скажу на это: великий Один все чаще удаляется, как рассказывают, от дел. И всем все чаще заправляет Локи — знаю, чем отведено ему заниматься, нонапомню —выступает он как бог коварства, обмана и нескончаемого плутовства, — в глухо звучавшем голосе не было раздражения, он просто перечислял известное.— Вы уверены, что Ничто и Никогда не умеют смеяться, и глубоко ошибаетесь, Братья. По природе своей им иногда тоже надоедает скучать. И пошутить они могут жестоко.-Так что же делать, Брат? — наконец-то прервал свое молчание третий.— Наверное, мне и хотелось бы подсказать вам, но нет у меня ответа на этот вопрос. И я не знаю даже — «пока нет» или «нет вовсе».— Что же делать? — повторил свой вопрос третий.— Только ждать... * * *Вековать ли нам в разлуке?Не пора ль очнуться намИ подать друг другу руки,Нашим кровным и друзьям?
Веки мы слепцами были,И, как жалкие слепцы,Мы блуждали, мы бродили,Разбрелись во все концы.
А случалось ли пороюНам столкнуться как-нибудь, —Кровь не раз лилась рекою,Меч терзал родную грудь.
И вражды безумной семяПлод старинный принесло:Не одно погибло племяИль в чужбину отошло.
Федор Тютчев, «К Ганке» ГЛАВА 26,в которой Андрей решает заняться промыслом янтаря, Вайва отъедается впрок после кенигсбергских волнений, а все вокруг готовятся к войне При очередной встрече, когда Лакоте зашел проведать все увеличивающуюся в талии Варвару-Вайву, Андрей выведал у Эварт-криве подробности мифа о морской богине Юрате. Как рассказывали, в древности в самой глубине Варяжского
моря был возведен великолепный дворец из чистейшего янтаря. В нем и жила Владычица, питаясь особого рода рыбой, пока люди не начали эту рыбу ловить. На совете с придворными Юрате было решено заманивать рыбаков на морское дно и умерщвлять их там.Но не прошло и года, как сама богиня влюбилась в одного из рыбаков и постоянно виделась с ним на морском берегу. Это продолжалось долго ли, коротко ли, пока о преступной связи со смертным не узнал Перкунас (другие говорили, что Промжимас, третьи и вовсе видели здесь явное участие любящего карать по поводу и без Предвечного Оккопирмоса). Янтарный дворец Юрате был разнесен вдребезги, сама же она должна была вечно оплакивать свое грехопадение, прикованная на дне моря рядом с трупом своего возлюбленного.Согласно мифу, что подтверждал и Лакоте, пловцы и мореходы частенько слышат из-под воды стоны богини, а морская вода регулярно выносит на берег обломки ее янтарных чертогов. Вот именно об этом-то янтаре, пользовавшимся по настоящему времени достаточно устойчивым уже и довольно большим спросом, думал сейчас Внуков.Дело в том, что немцы наложили в приморских землях толстую лапу на промысел окаменевшей древней смолы.Тевтонцы существенно ограничили, а кое-где и вовсе запретили свободную продажу и мену как янтаря, так и разнообразных изделий и поделок из него, особенно тяжко пришлось прусскому племени, которому к тому времени и так изрядно досталось от рыцарей Ордена.Все торговые операции следовало вести теперь только при непосредственном участии немецких представителей, бравших к тому же за свои услуги приличную мзду. И вот здесь Андрей видел особого рода приманку для укрепления, скажем так, дружбы, а там, глядишь, и сотрудничества с прибрежными пруссами.С Тевтонским Орденом и его восточным подразделением — Орденом Ливонским, принявшим ныне статус ландмейстерства, — по крайней мере, с авторитетом и влиянием его в землях Северо-Западной Руси и у соседних к западу племен надо было вообщеесли не кончать вовсев самом ближайшем времени, то существенно его ограничивать. Сложность была в первую очередь в том, что Орденские территории, в том числе ив Пруссии, ив Литовском крае, и также в Ливонии и Эстляндии числились по факту как Папская область. А это означало не только особое и повышенное внимание ко всему, что здесь происходило, со стороны римской курии, но и незамедлительное принятие всех потребных, даже самых сложных и затратных финансово решений.Впрочем, расстояния оставались большими, средства передвижения медленными, бюрократическая машина куда неповоротливее, нежели чем через восемь столетий. Так что каких-то действительно стремительных реакций со стороны аппаратапапы Римского привыкшему к совершенно иным скоростям Андрею опасаться приходилось вряд ли, поскольку на самый быстрый ответ, считавшийся по местным меркам «незамедлительным», потребовались бы месяцы, в лучшем случае недели. И все же чрезмерно расслабляться совершенноне стоило.А стоило думать как раз о том, чем заниматься в первую руку в период как раз этойдовольно скорой и достаточно долгой передышки. С военным строительством и внедрением необходимых для ратного развития новин и улучшений было все относительно понятно, вот с частью, скажем так, экономической, вопросов оставалось вагон и маленькая тележка. А без развития в городах и крупных поселениях помимо торговли еще и производств, и ремесел ни о каком реальном развитии иречи быть не могло.Янтарные промыслы как раз могли сыграть роль своеобразного локомотива, который уверенно потащил бы сначала торговлю — на Востоке и на Юге крепко интересовались «солнечным камнем» и изделиями из него, там просматривались вполне определенные и вполне радужные перспективы (Андрей внутренне вздрогнул, про любимую слово напомнило!), — а потом и соответствующиемастерские и цеха,которые только предстояло сформировать и обустроить,в направлении светлого будущего.Вторым, как справедливо полагал Внуков, чрезвычайно любопытным для купцов, наезжающих морем со всех концов Европы, и особенно для прибывающих из Азии караванов товаром должны были стать производимые в Полоцке спички. Их неоспоримые преимущества перед используемыми традиционно средствами добывания огня — кремнем, кресалом и трутом — были очевидны любому, кому довелось хоть раз самому чиркнуть серной головкой о любую шершавую поверхность. И поскольку товар был по нынешним временам даже не уникальным, а действительно исключительным, ни у кого такого не былои быть не могло по определению, то и о разумной, не отпугивающей потенциальных покупателей, но в то же время достаточно высокой цене стоило поразмыслить особо.Наконец, рядом взрывчатых припасов, рекламируя их как дорогие игрушки для увеселения праздненств, вполне также можно бы поторговать, все равно шила в мешке не утаишь, о полоцком огневом зелье узнали многие, и слух про него должен был уже проникнуть и на просторы Западной Европы. Тут стоило особо позаботиться, как исполнять предлагаемое к продаже, поскольку громыхать должно было громко и цветисто, но в то же время безобидно для окружающих, и даже при совместном использовании нескольких зарядов одновременно не удалось бы даже в первом приближении достичь сколько-нибудь разрушительного эффекта.Короче, забот хватало с избытком даже на первый, весьма поверхностный взгляд. Впрочем, все необходимые первоначальные распоряжения отданы были, ятжелый воз дел постепенно начинал уверенно движение, а уж как разгонится он до потребной скорости, так прости, дорогая «просвещенная Европа», что обгоняем в развитии, не замечая твоего движения за боковым стеклом, просто проносимся мимо, разбрызгивая мелкие цивилизационные лужи и не поджидая нимало отстающих — если, конечно, они нам не близки, не дороги, либо чем-то по настоящему важным интересны!Что касается предполагаемых строительных работ, то мыслились они достаточно масштабными, чтобы уже сейчас задуматься, где в потребном немалом, надо сказать, количестве взять и камень, и хороший сухой лес. И если проблему с каменными зданиями и сооружениями можно было попробовать решить собственным производством обожженного кирпича из глины, которой вокруг было, в общем-то, в достатке.Это позволяло впоследствии, если возводить кирпичные мастерские с заделом, потом также включать в торговый реестр и эту продукцию, пользующуюся, между прочим, заметным спросом и в ближней, и дальней округе. Те же немцы в поисках камня для строительства своих замков использовали текущую удачно как раз в нужных местностях реку Вислу и ее наиболее крупные притоки.С лесом было немного сложнее, тут надо бы поставить отдельного человека, а лучше целую группу людей на организацию сплава древесины плотами по весне более из южных краев, где материал был просто лучшего, чем в кривичских землях, качества. То, что получалась такая заготовка сезонной — не беда, при желании можно было делать запас из стволов впрок, заодно к моменту начала собственно строительных работ, дерево хотя бы частично сохло.Сельское хозяйство Андрей удачно, как сам он считал, «спихнул» на владыку Симеона. Благо в его епархии имелось несколько монастрей, в которых можно и имело абсолютно точно смысл опробовать ряд новин, которые и тут решился предложить княжич Чудской — как по части неведомых пока здесь приспособлений и инструментов,так и методов обработки земли, — сулившие в самом ближайшем будущем не только заметную прибавку урожаев, что гарантировало Полоцким землям продовольственную безопасность, но и продавать по умеренной цене зерно, муку и хлеб на языческий север, частенько стоящий на пороге голода.Не отказались бы и от резервного канала снабжения провиантом и новогородцы с псковитянами, которым периодически прерывали подвоз из Владимро-Суздальских земель из-за княжеских распрей. Так мог возникнуть еще один достаточно крепкий союз, замешанный, в первую очередь, начисто экономических интересах. То есть после победы над тевтонцами, в которой Андрей не сомневался нисколько, в будущем неизбежном противостоянии с католиками у Полоцких земель оказывались надежно обеспечеными, почитай, и оба фланга, южный и северный, и тыл.Интенсивное, а не экстенсивное, как ранее, развитие сельского хозяйства при монастырях имело еще один пласт, не видимый, вероятно, сразу. То, что во внедрении новых инструментов и новых приемов при работе с землей активно участвует Церковь божия, почти автоматически легализовывало как эти, так и все иные новины, что уже предложил и намеревался продолжать предлагать Внуков. Раз занялись этим монахи да иноки, значит, дело богоугодное, нет в том никакой скверны и греха нет тем паче. По нынешним временам и это было важным, избежать хоть каких-либо обвинений в излишнем вольнодумстве, а то и в неприкрытой ереси — немецким миссионерам только дай повод!Правда, в отношениях с Симеоном, все более привечавшим двоюродного внука, да так, что уже и с отцом Федора-Андрея замирился окончательно, сняв меж собой и Безруким все разногласия и раздоры, так вот, в отношениях этих была одна деталь, заметно Внукова тревожившая, а именно: епископ вступил в довольно сложные, но тем не менее постоянные отношения с волхвами. Напрямую православная Церковь, впрочем, такое общение на запрещала, но призывала, почитая себя самое за единственно верное учение, к означенным персонам и их верованиям относиться сторожко.Княжичу пришлось присутствовать на нескольких таких встречах — уж слишком настаивал на этом Симеон, принимавший гостей тайно, но все же на своем большом подворье. Те имен своих подлинных, природных не раскрывали, много молчали при этих разговорах, обдумывая многократно и минимум трижды взвешивая каждое произнесенное слово. Общее впечатление о волхвах себе Андрей составил, и было оно скорее в их пользу, нежели против.В любом случае, представляли они, судя по всему, вполне реальную, и, да, — силу!Пусть всего лишь еще одну в этом пока еще не сходящем окончательно с ума мире, может, и потому, что остается кто-то, что все происходящее щдесь каким-то непонятным и непостижимым образом балансирует......А пока муж ее занимался делами государственными, Вайва, после церковного обряда все более становившаяся Варварой Ивановной, наконец могла если не объесться вволю, чего требовал юный и растущий сейчас за двоих организм, то по крайней мере затребовать и получить к столу все желаемое — и сохраняемый с осени лесной мед, сочащийся янтарными слезами из ломких пчелиных сот, и хрусткую посоленную загодя капусту, и моченые по урожаю невиданного давно в здешних краях размера моченые яблоки...
Глава 17
ГЛАВА 27,
в которой архиепископ Рижский получает письмо от владетельного Миндовга, и доказывается полезность некоторой определенного содержания корреспонденции
Неслыханное дело — архиепископу рижскому доставили письмо! Нет, корреспонденцию самую разнообразную и от самых разных адресатов на подворье у католического архиерея принимали неоднократно и регулярно, можно сказать. Но мало того, что послание само по себе смотрелось необычно, так и способ его доставки привычным назвать тоже было нельзя. Когда буквально выпавшего из седла от усталости личного — небывалый случай! — гонца владетеля Литовского края князя Миндовга внесли внутрь и растерли крепкой аптекарской водкой виски, Альберт IIЗуэрбер уже был поднят с постели.Пока гонца приводили в относительный порядок и полоскали ему глотку свежим крепким пивом, чтобы мог хотя бы стоять на ногах прямо перед его высокопреосвященством и произносить слова разборчиво, а не клекотать натужно, словно подбитый меткой стрелой на охоте во время токования глухарь, господина Альберта IIуспели умыть, причесать и соответствующим случаю образом одеть в парадное облачение. Все-таки властитель одной немалой по размеру и населению земли обращается к другому, не менее, а в собственных глазах более значимому властителю!Наконец, Зуэрбер был полностью готов, личный гонец (не устанем это подчеркивать!) Миндовга тоже выглядел вполне сносно, прибывшего наконец проводили в архиерейские покои. Перед высоким креслом, на котором восседал хозяин, стоял небольшой столик, куда поместили для гонца еще пива — вдруг да что-то еще на словах передать он должен, тогда речь посланника должна быть не только слышнаглавномурижскому священнику, но и вполне разборчива. В принципе, при заслушивании столь важных писем — а послание Миндовга иным быть просто не могло — полагалось собрать еще и малый капитул Ливонского ландмейстерства, но на заведенные его предшественником порядки — тем более, что был тот всего лишь епископом, — Альберт IIпросто махнул рукой. Наконец, к столу подали гонца.Архиепископ важно наклонил в немом приветствии голову, прибывший изобразил встречный поклон, шаркнул обутой в малиновый — цветов Миндовга — высокийсапог. Развязал крепко притороченный с левого боку тяжелый на вид кошель с вычурным
рисунком, изображавшим похожего на разъяренного быка животное, достал свиток, низко склонился в поясе, протянул привезенное хозяину.Но в руки Альберта IIписьмо попало не сразу. Перво-наперво его принял у гонца стоявший обочь викарий, внимательно оглядел послание, особо оглядев свясавшие на длинных витых шнурах массивные на вид печати. Затем положил его на золотой поднос, которые держал руками в белых тонкой кожи перчатках слуга. И уже только тот — минуты полторы-две, наверное, заняли все предварительные процедуры, не спешил, видимо, никуда — конечно, впереди же жизнь вечная, так в Писании священном говорится! — хозяин дома и всего архиепископства Рижского.Сорвав печати и развернув свиток, Альберт II,казалось, целиком был поглощен чтением документа. По установленному порядку, если какие-то места заслуживали особого внимания присутствующих, их зачитывали вслух, но Зуэбер продолжал знакомиться с письмом молча, окружающим его свитским показалось, что архиепископ взволнован. Внешних видимых подтверждений тому не было, поэтому все терпеливо ожидали, когда же закончится чтение.Дойдя до конца письма, до самого низа свитка, архиепископ еще подержал его перед глазами, потом вернулся к некоторым местам в тексте и перечитал их вновь, одно, кажется, даже и не один раз. Наконец, затянувшее и начинавшее тяготить всех молчание было прервано банальным по сути вопросом, за которым, между тем, скрывалось много существенно важной дополнительной информации:— Как тебя зовут, гонец, и долог ли был твой путь?— Эдгард, ваше высокопреосвященство. Я доехал от Новогрудка до Риги за одни сутки и пять с половиной часов. Быстрее меня не добирался никто.Тут надо пояснить, отчего на подворье архиепископа Рижского возникла такая суматоха. Было доподлинно известно, что за последние восемь месяцев влиятельный Миндовг не вступал в переписку ни с кем. Да, письма в его доме принимались, и князь, наверное, дажеих прочитывал или, по карйней мере, знакомился с их содержанием. Но за все это время из Новогрудка не вышло ни одного послания за подписью владетеля Литовского края, которому, между прочим, вновь прочили в подарок от папы Римского королевскую корону.Впрочем, католическому первосвященнику гордый литвин, насколько было известно о том в Риге, также не написал пока ни строчки. Ждал ответа от Миндовга и этот непонятный русич, прозванный по примеру своего предка по названию водоема Чудским — по крайней мере, так рассказывали послухи. И вдруг — неожиданное письмо сюда, в Ригу. Что эе это значит, и к каким последствиям может привести? А послание было и впрямь, как минимум, примечательным. И наиболее важные части его следует пересказать особо.После традиционных долгих приветствий и уверений в преданности и вечных дружеских расположениях к архиепископу Риги адресат неожиданно резко менял тон письма с велеречиво-приторного на конкретный, сухой и действительно деловой. Если краткость — сестра таланта, то таковым Миндовг не блистал, потому что повествование его было тем не менее довольно длинным и путаным, но дочитав до конца и перечтя некоторые периоды, Альберт IIвполне понимал, с чем это связано.В первой части литвин напоминал о некоторых обстоятельствах состовшейся в конце первой трети прошлого лета пышной свадьбы между сыном князя Полоцкого Федором и дочкой жемайтского кривуле Вайвой. В те поры из Кенигсберга в Ригу — не по подчиненности, просто для вящей информированности — привозили копию исполненной неким братом Конрадом докладной записки, в которой описывалось, как утверждал автор, все происходившее.Уже тогда у Альберта IIвозникли некоторые вопросы — явные нестыковки в изложенном видны были слишком отчетливо: разгромить напрочькакую-то там свадьбу, перебить толпу ни в чем не повинных людей, еще одну толпу обратить по факту в рабство — и все это из-за какой-то грошовой обиды мелкого литовского князька на такого же оборванца? Вот и Миндовг в услышанном на людях сильно усомнился — не могло такого быть, существовала за всем произошедшим какая-то скрытая, тайная для окружающих подоплека!Только вот в отличие от свего теперешнего рижского абонента владетель Литовского края решил учинить собственное расследование. Его послухи буквально чуть ли не рыли землю в самых разных местах, и общая картина для сиятельного литвина, равно как и теперь для господина Зуэрбера, начала немного проясняться. То, что Конрад врал, можно было установить, даже не читая копии его доклада, недаром за этим действительным братом Ордена закрепилось довольно неожиданное для освященных именем Христовым рыцарей прозвище «Дьявол».Доподлинно Миндовгу удалось установить следующее:Княжич из Полоцка действительно погиб почти сразу по окончании свадебного пира при нападении немцев, причем, чтобы не быть захваченным в плен, сам бросился на мечи.Нареченная жена его, Вайва, была-таки пленена и отвезена силой в Кенигсбергский замок, где и содержалась продолжительное время под присмотром комтура Мейсенского.Спустя буквально три дня мертвый по всем свидетельствам — в том числе данным и под присягой — Федор Константинович объявился в Полоцке живым и здоровым.По неподтвержденным никем сведениям, так рассказывали, но никаких следов от орденских мечей на теле княжича не обнаружено, хотя пронзен насквозь он, минимум, дважды.Вслед за этим чудесным возвращением Федора в Полоцке начинается спешная и скрытая от посторонних глаз подготовка какой-то особенной воинской рати. Спустя менее, чем через полгода, княжич без каких-то видимых трудностей вдруг неожиданным броском берет на изгон, не садясь в обложение, крепость Дорпат.К этому месту в письме Альберт IIвернулся и перечел его дважды; слишком хорошо запомнил он свой страх тогда, что этот безумный русич может точно также внезапно объвиться и под стенами Риги, а защищена она куда слабее, нежели Дорпат, зато казна куда богаче, богаче, чем была у Дерптского епископа! Но далее, читаем Миндовга.Еще через три седьмицы Федор захватывает коротким штурмом, совершенным каким-то непостижимым образом Кенигсбергский замок и освобождает свою жену.Наконец, княжич Чудскойищет уже довольно долго союза с ним, Миндовгом,чтобы совместным походом разбить войско Тевтонского Ордена, что литвины, между прочим, как и русичи, делали и ранее, и освободить окрестные земли от католического угнетения.После изложения всего этого, как сказали бы в веке XXI-м, фактажа владетель Литовского края прямо предупреждал — исключительно из братских чувств любви и сострадания, не иначе! — уважаемого архиепископа Рижского, чтобы не поддавался тот на посулы и обманы тевтонцев (даже несмотря на какое-то в некоторой степени формальное им если не подчинение, то обязательство сотрудничать). И сулил — пусть даже и за простой нейтралитет — немалые выгоды. К тому прилагал Миндовг секретную записку на немецком языке, что отправляет особым обозом в распоряжение АльбертаII некоторое количество отборного янтаря, по весу для удобства счета дополненного серебряными монетами.Господин Зуэбер, архиепископ Рижский, крепко задумался. Нет, явно не так прост этот Федор Чудской — вон как печется о нем владетельный литвин! «Что-то и впрямь странное, как минимум, связано с этой историей про смерть и воскрешение, где-то совсем недавно я про это читал», — размышлял Альберт II.И тут взгляд его упал на лежащую на особом бюро у окошка Библию...
ГЛАВА 28,
в которой происходит новое великое сражение с привычным уже исходом, Андрей вспоминает фроновын стихи, а Вайва отдыхает от замковой «диеты»
Разведка сработала отлично — тут Андрей мог действительно гордиться своими местными воспитанниками. Был известен не только полный, но чуть не поименный состав рыцарского войска, полностью за те трое суток, что пластуны — решил Внуков не мудрить, а использовать давно и хорошо знакомое наименование, — сопровождали немцев, удалось не только вскрыть всю систему организации именно этой Орденской рати, порядок прохождения приказов, расположение отдельных частей и отрядов, вызнать и четко определить командиров.
Но самое важное, стал известен не примерный, — он и так не являлся для княжича тайной, слишком ограничено было самой местностью количество годных для перемещений такой солидной армии войсковых дорог, — а совершенно точный маршрут, по которому предстояло пройти немцам в ближайшие сутки-двое, конкретно тот, что назначило руководство походом на кривичские земли. Куда Андрей противникапускать не хотел вовсе, от слова «совсем».
Вообще, с точки зрения и простого человека, а тем более, специалиста из XXIвека, воевали здесь дико, да и с поддержанием дисциплины и воинского порядка было, мягко говоря, не очень. «Страна непуганных идиотов», — как-то бросил Внуков на ежевечернем совещании, после чего пришлось наглядно объяснять присутствующим, что означает понятие «идиот». Как-то даже разочаровали немцы Андрея, почему-то думал он, что уже и тогда существовал ordnung,знаменитый порядок.Итак, назавтра все должно было решиться. Орденское войско располагалось на ночлег, обильно освещая окружающие перелески кострами, часовых и караульных выставили, конечно, но просто потому, что так было заведено. Внуков мог легко в одиночку пробежаться вдоль всей довольно длинной сторожевой линии, обращенной в сторону Полоцка, и максимум за час, как минимум, обездвижить абсолютно всех сторожей.Но к забавам такого рода решили не прибегать, не то, чтобы не насторожить противника, скорее даже — не спугнуть практически подготовленную к завидной охоте дичь. И пусть рядилась она пока в сверкающие на солнце доспехи, грозно потрясала мечами, копьями и другим оружием, издавала время от времени воинственные кличи — она была обречена, просто не догадывалась об этом. Ближе к утру Андрей приказал подвинуть поближе отсечные заставы, нацеленные на то, чтобы ловить разбегающихся после боя — а что таковых будет изрядно, никто почему-то не сомневался. Русичская рать истово поверила в княжича Федора Чудского как в полководца, и теперь неясно было, что или кто смогут когда-либо сбить или хотя бы поколебать этот настрой. Уже перед самым рассветом Внуков отдал приказ на выдвижение летучих отрядов и заманных групп, а сам отправился проверить размещение «ударников», определенных по секретам и засадам.Увиденным остался доволен — все пока шло четко и строго сугубо по намеченному им заранее плану, еще тогда, как отправился он с Данилой и Товтивилом на рекогносцировку, и выбрал для решающего на ближайшие годы исход войны сражения имнно этой участок, густо покрытый лесами, перемежающимися с уже вскрывающимися болотами. Место было практически идеальным, и что удивительно, оно определенно входило в тот маршрут, по которому намеревалась следовать армия Ордена.
С первыми лучами весеннего солнца, когда в орденском лагере началось заметное шевеление, Андрей собрал на последний перед боем совет своих ближних соратников. Следовало кое-что уточнить, хотя с диспозицией предстоящего сражения все, понятно, были ознакомлены заранее, поскольку необходимо было, как и в предыдущих походах — к Юрьеву-Дорпату и в Кенигсбергский замок — действовать, не только строго придерживаясь намеченного плана, но и не забывать зорко следить за передаваемые Вестником (название это закрепилось за оптическим телеграфом вполне уже официально) сигналами.
— Начнем, как и планировали, не забывайте — немецкая колонная должна втянуться вот в этот лес, что сейчас перед нами почти полностью. Займет это у них часа два, не меньше. Как только услышите первые взрывы, действуйте, как вам назначено...
Вопреки известному присловью Андрей решил на этот раз бить по врагу как бы не растопыренной пятерней, впрочем предлагаемые предбоевой обстановкой обстоятельства, данные разведки, подкрепленные развитой интуицией — именно и предполагали такой, а не иной вариант.
Немцы снаряжены были тяжко, для боя конным строем в поле, в лесу от длинных мечей и копий одна только помеха. Пешая рать, судя по узнанному, была неплохо, в принципе, выучена, но уж точно не могла идти ни в какое сравнение даже со старшей дружиной, не говоря уже ничего о бойцах, тренировками которых Внуков занимался еще с лета прошлого года постоянно и едва ли не круглосуточно.
Выждали отведенный на то срок. Немцы — молодцы, в него вполне уложились и вышли точно под расставленные загодя Андреем «пальцы».
— Дерни за веревочку, дверца-то и откроется, — пробормотал княжич памятную по детским сказкам фразу и — дернул-таки за веревочку. Земля в голове колонны вздыбилась и поперла наружу неведомым чудовищем, сминая все на пути как выброшенными в качестве поражающих элементов каменьями и грунтом, так и неслабой ударной волной. Сказать, что немцы были ошарашены — значит, не сказать ничего.
Эхо от взрыва еще гулко гуляло между деревьями, а с них в назначенных местах полетели вниз гранаты — принялись за свою часть работы на это время боя «ударники». Чиркнув одной из запасенных спичек — кто о холщовую свободную рубаху, кто о лапоть, кто вообще просто о ветку или ствол дерева, на котором разместились — поджигали нехитрые снаряды, произносили вслух, как учили, «и раз, и два, и три» и отправляли вниз.
Спустя примерно пять минут после окончания первого этапа огневого боя — такая пауза нужна была, потому что мог кто-то из «ударников» допустить невольный огрех и запоздать с броском, а то и просто залюбоваться невольно открывающейся ему сверху картиной, а припас-то использовался не учебный, как в памятном потешном бое, а боевой, он и убивать, и калечить назначен, так не своих же — из окружающего место боя кустарника появилась старшая дружина, бессменно возглавляемая теперь Юрием.