Диверсант из рода Нетшиных
Шрифт:
Молодая женщина справедливо полагала, что Миндовгу захочется распутать некоторые не видимые пока концы этой истории, и любая крупица дополнительного знания могла тому только поспособствовать. Но после странствий, продлившихся чуть более трех седьмиц, совершенно свежая, будто и не провела почти все это время в седле,Юманте соскочила у невысокого ладного домика в одной из полабских деревушек и постучала рукоятью плетки в переплет затянутого бычьим пузырем окна.
Здесь обитала одна из ее товарок по службе литовскому владетелю, носившая странное и частенько полагавшееся мужским имя Кнепа. Бортникова дочка зорко огляделась по сторонам и спросила полсе приветствия у вышедшей навстречу хозяйки:
— Все ли спокойно в твоих краях? Что слыхать об ушедшем
Та почесала туго обтягивающие крепкую задницу потертые мужские штаны и зевнула, прикрываясь от недоброго догляда ладонью.
— Две седьмицы назад протопали вверх по Лабе. Не шумно шли, видимо устали, гнали их немцы быстро, задержек лишних не позволяя. Да и не знаю даже, как они свой товар будут купцам сбывать, глаза у литвы были совсем мертвые, плохие из них теперь работники выйдут.
Юманте вспомнила весь ужас того, что творилось вокруг полевого стана в тот вечер и внутренне содрогнулась — не приведи боги самой испытать такое! Обменялись коротко другими новостями, каждая своими и пустилась бортникова дочка дальше в дорогу дальнюю. За следующие четыре с лишком месяца она исколесила весь север Польши, добралась до восточных окраин Литовских земель, почти доехала аккурат перед приходом русичей в Дорпат. Теперь Юманте приближалась с каждым лошадиным шагом к Новогрудку и гадалапро себя — о чем в первую руку захочет узнать подробнее Миндовг? До его дома в городе оставалось едва ли более получаса легкой рыси...
...Андрей, уложив спать жену, по ночам постоянно рассматривал прихваченную из лесного домика холстину с нанесенными на нее условными значками доступных его силам земель южного берега Варяжского моря. Пусть казались со стороны его рати не слишком великими, зато были они отлично обучены за более чем полгода по его специальным методикам и невероятно по здешним временам мобильны. Теперь зимнее преимущество, достигнутое благодаря применению коньков, надо бы каким-то образом превратить в летнее.
Поначалу Внуков вознамерился пересадить массово своих воинов на некое подобие самокатов, но быстро от этой мысли отказался и радовался теперь, что даже Даниле Терентьевичу о том ни словом не обмолвился. Дело в том, что сами аппараты построить при местном развитии кузнечного дела было возможно вполне — только с массовостью выпуска колес возникли бы трудности, впрочем при нужном приложении ума преодолимые. Другая в этом направлении беда подстерегала.
Для того, чтобы колесо катилось ровно и быстро, нужна под ним относительно твердая хотя бы поверхность. А здесь были не дороги, а скорее направления, по которым даже легко груженые повозки передвигались крайне медленно — чуть намеченные колеи, никаких вам тут наезженных или тем более мощеных камнем трактов. А по песку и по болотистой почве не сильно-то и разгонишься! Либо надо было увеличивать размер колеса до практически чудовищного,практически тележного,а много таких исполиновмассово для войска не произведешь.
Потому тренировал Андрей со своими ратниками, особо из молодых, новую привычку к совершению стремительных марш-бросков, во время которых бег сменялся скорым шаом и наоборот. Когда получилось трехдневный путь одолеть практически вдвое быстрее — и это еще с обычным, а не облегченным припасом! — Внуков понял, что движется, в принципе, в верном направлении.
Были нереализованные пока задумки и по совершенствованию оружия, а пока что провели-таки потешную схватку при большом скоплении собравшегося поглазеть на потеху сию народа между «ударниками» и старшей дружиной. И по крайнему удивлению которой по окончании можно легко было понять, кто в итоге победил. Юрий подошел после боя к княжичу, вынул из ножен меч и, опустившись на колено, подал его Внукову со склоненной головой молча.
Андрей меч принял, коротко махнул им в теплом воздухе крест-накрест и возвратил старшoму над дружиной, потянув того в сторону от остальных.
— И что я тебе говорил?
— Прости, княжич, что усомнился в твоих удальцах. Вижу теперь, что кругом неправ был, вина на мне. Но дай ты и нам тех наставников, что новому бою научали «ударников»! Думай, дай срок, и ручаюсь, что мои не хуже биться с этими гранатами будут...
Внуков кивнул согласно, а дело-то, собственно, было в чем. Против назначенных Юрием полутора дюжин дружинников предводительствовавший «ударниками» боярин Данило выставил лишь десяток вооруженных гранатами — не настоящими, конечно, удачной по свету и шуму имитацией, — своих «ударников». Результат оказался в буквальном смысле ошеломляющим.
Сгрудившиеся в круг спиной к спине матерые рубаки с минуту озирались, ища глазами мелькающие фигуры атакующих их юнцов. А потом, под хохот и веселое улюлюканье толпы, те метнули в сторону людей Юрия какие-то продолговатые свертки, засвиристело-загрохотало, и спустя каких-то пару секунд обнаружили себя дружинники в самых разных положениях, но со сбитыми почти поголовно шишаками и доспехами. Вместе с остальными смеялся и Андрей.
Впрочем, не ратные потехи и не воинское обучение занимали сейчас в первуюочередь его мысли. Думал Внуков о том, что называлось в его мире геополитикой, и частенько жалел, что нет рядом хотя бы парочки действующих операторов Генерального штаба из числа тех, что и выводили его на направление последней командировки. Потому что драчка намечалась изрядная, а драться могли практически все против всех.
Взять, к примеру, датчан, что закрепились на севере Эстляндии, постепенно ведя дело к созданию вполне себе герцогства. В эти земли они начали прибывать еще при знаменитом короле Вальдемаре IВеликом, который, на минуточку, был внуком Мономаха и назван в честь деда, а само имя Владимир-Вальдемар с той поры стало для скандинавской династии каноническим!Правили сейчас в Дании прямые потомки сего замечательного мужа, правда, с изрядной примесью в последних поколениях португальской крови, сейчас на престоле находился Эрик VКлиппинг, проведший значительную часть своей молодости, между прочим, в плену вместе со своей матушкой у немцев поначалу в Гольштейне, а потом в Бранденбурге.И пусть из-за людского малолюдства в метрополии селиться в Эстляндию от Ревеля через Везенберг до самой Нарвызвали в основном все тех женемцев, преимущество отдавалось выходцам из Вестфалии, но на таком очевидном противоречии между недавними распрями и давним родством с русичами — грех не сыграть было, но надо только хорошенько подумать, как правильно карты сдать.Продолжая про немцев: Ливонский Орден, получив статус ландмейстерства Ордена Тевтонского, старался опираться на архиепископа Рижского Альберта IIЗуэрбера, который в свое время крестил в католичество под именем Готлиба не кого иного, а самого Товтивила. И тут не все ладно было между двумя силами, да постоянно вмешивалась еще и третья — рижские горожане, хотевшие бoльших вольностей вроде как и купеческому, торговому по наличии морского порта городу. Тут надо заметить, что единственной серьезной военной мощью обладал в Варяжском море в то время лишь опять же датский флот, только тревожили периодическими набегами местные пираты. Да и коренное население этих земель — все эти селы, земгалы, курши, латгалы — тоже вело свой ряд с остальными. Причем били пленные рати немцев неоднократно, и крепко били — так, что и высшее руководство Орденаоставалось на ратном поле, а до Риги добирались считанные рыцари.Хорошо, южнее и восточнее находились русичи. Но и тут не все так было просто. На влияние в Новгороде и Пскове претендовала — пусть и потрепанная изрядно татарами, но все еще достаточно сильная — Северо-Восточная Русь, возглавляемая великими князьями Владимиро-Суздальскими (туда, к слову говоря, перебрался ближе к концу жизни и поближе к Орде и князь Александр Ярославович по прозванию Невский). Доходило до того, что на вечевой северо-запад перекрывалидаже подвоз продовольствия. А кто помогал тогда новогородцам? Вот летописное свидетельство, выцеженноепрактически случайно из крайне редко включаемого Андреем планшета:
«Того же л?та откры богъ милосердие свое на нас гр?шныхъ, створи милость свою въскор?: приб?гоша Н?мьци и-замория съ житомь и мукою, и створиша много добра; а уже бяше при конци городъ сии».
Так что раскинутым по столу современной — в смысле века XIII-го — истории лежало перед Андреем исчерканное углем холстяное, а вернее, лоскутное полотно, скроенное так, что впору было ставить рядом с ним как минимум четверть выгнанного благодаря хитрой конструкции самогону, без которой в ситуации явно не разберешься...