Диверсант. Дилогия
Шрифт:
– Танкист, гони за легковушкой!
Володя сразу включил скорость и утопил педаль газа.– Старшой, можем не догнать. Тяжело грузовик раскочегаривать.
– Поближе подберись. Я его из автомата тогда ущучу.
Грузовик, нещадно ревя мотором, подпрыгивал на колдобинах. Гравийка и в довоенные времена не была гладкой, а теперь, после того как по ней массово прошли тяжёлые грузовики, танки да тягачи, и вовсе стала не дорогой, а направлением.
Грузовик сначала не отставал, потом стал приближаться. Теперь бы выбрать удобный момент,
На прямом участке шоссе встречных фар не было видно, сзади – тоже. Пылища сзади, за грузовиком, стояла стеной.
Саша высунулся из‑под брезента, оперся руками о крышу кабины, прицелился. Грузовик мотало нещадно, и «Опель» никак не попадал в прицел. Уловив момент, Саша всё же дал очередь.
Рассыпалось осколками заднее стекло легковушки, а Саша бил короткими очередями по кузову, по колёсам. Цели взять живьём «языка» у него не было, поэтому церемониться он не стал – бил на поражение.
Машина вильнула на пробитом колесе, съехала на обочину и, перевернувшись на крышу, снова встала на колёса и уткнулась бампером в дерево. Двигатель заглох, из‑под капота валил пар.
Грузовик резко, до юза колёс, затормозил. Саша выпрыгнул из кузова, Виктор – из кабины, и оба бросились к «Опелю».
Саша рванул на себя ручку дверцы, и на него вывалилось тело немецкого офицера с окровавленной головой. Водитель сидел неподвижно, уткнувшись лицом в баранку.
Саша распахнул дверцу с его стороны и, нашарив рукой выключатель, погасил фары. Так‑то лучше!
На заднем сиденье лежал толстый портфель из натуральной кожи с двумя замочками. Внизу, на полу – вещевой мешок, явно красноармейский, потому как немцы носили ранцы.
Саша кинул «сидор» и портфель Виктору.– Быстро в грузовик!
А сам обшарил руками легковушку: всё‑таки темно, не упустить бы чего‑нибудь существенного. Но вроде пусто. Напоследок расстегнул на немце ремень, снял кобуру с пистолетом и нацепил на себя. Застегнув ремни, он бросился бежать к грузовику, на ходу крикнув:
– Трогай!
Грузовик тронулся. Саша ухватился руками за задний борт, его подхватили под руки и втянули в кузов.
– Ну ты силён, старшой! – восхитился Сергей. – Без сучка без задоринки, за три минуты…
– Как учили! Хорошо, немцев на дороге не оказалось – ушёл бы «Опель».
– Посмотрим трофей?
Саша расстегнул портфель.– Сергей, глянь, что в мешке. Может, пожевать что‑нибудь найдётся, не зря же немец его с собой вёз.
Саша извлёк из портфеля его содержимое: карту, бумаги, бутылку коньяка. Вдруг рядом, громко, в три этажа заматерился Сергей.
– Тихо ты! – попытался остановить его Саша. – Чего взбеленился?
– Гляди, старшой!
Сергей подполз ближе к заднему борту грузовика, расправил какую‑то тряпку, и Саша онемел. Хоть и темно было, однако при свете луны он всё же увидел – знамя! Наше знамя, двадцать четвёртой стрелковой дивизии! Шитую золотом надпись прочитать было можно.
– Это же немцы, суки, штаб дивизии разгромили, знамя взяли! А мы своим вернём! Как думаешь, старшой, по ордену нам дадут? – Сергей возбудился.
– Ты ещё к своим перейди и знамя доставь! – урезонил
Знамя – святыня части. Пока знамя у знаменосца, полк или дивизия живы, и даже если погиб последний боец, честь не уронена. Потеря знамени – несмываемый позор, такую часть, даже если она в полном составе, расформировывают.
– Я доставлю, – взволнованно зачастил Сергей, – вернее – мы доставим!
Он снял немецкий френч и нательную рубаху, обмотал вокруг своего тела вдвое сложенное знамя и вновь натянул рубаху. А вот френч уже не сходился, даже пуговицы застегнуть нельзя было. Это не наша безразмерная гимнастёрка. Но Сергей только рукой махнул:
– Сойдёт! – Потом, слегка задумавшись, спросил: – Ну а медаль хотя бы за спасение знамени дадут?
– Далась тебе эта медаль! – вступил в разговор молчавший до этого Иван. – Грузовиком управлял Володя, стрелял по легковушке старшой, документы у фрица тоже старшой забирал – вместе с Виктором. Ты‑то каким боком к спасению знамени причастен?
– Так не одному же мне – всем нам! Вот представляешь, приду я с фронта домой, а на груди – ни одной медали, не говоря уж об ордене. Земляки мои из деревни Рыжковка Переволоцкого района спросят: «Ты чего же, Сергей, так плохо воевал? Не в тылу ли проедался, за чужими спинами прячась?» И что я им скажу?
Сергей сел в угол кузова и замолчал. Награды на гимнастёрках и в самом деле были большой редкостью, и если и встречались у кого – так за финскую войну или за бои в Испании. Наградами гордились, и при необходимости документы подписывали – орденоносец Иванов. Не только наград было мало – всего остального тоже не хватало. Бедно жил народ. Велосипед был редкостью, мотоцикл воспринимался так же, как личный вертолёт сейчас. Личные машины в собственности были только у народных артистов и академиков, потому и управлять автомашинами умели далеко не все, можно сказать – единицы. Да что мотоцикл, наручные часы – огромные, тяжёлые, были гордостью владельца. Бойцы Красной Армии не брезговали снимать часы с убитых немцев – трудно без них военному человеку. Немцы же наручные часы имели поголовно, да и не только их. И что интересно, – никто не роптал, не говорил, что плохо живёт – все верили в светлое социалистическое будущее. Саша же сунул документы в портфель и застегнул полированные замочки. Всё равно он язык не знает, так пусть их Вилли посмотрит, может, что‑то ценное есть – всё не с пустыми руками к своим явимся. Хотя и одного знамени хватило бы. Они проехали Лешно, Зарубинку, Верховье.– Тормознуться бы, может – в деревне еду раздобудем? – спросил Иван.
– В этой форме ты не просить должен – только отбирать. Да и в прифронтовой зоне жителей, скорее всего, не осталось.
– Так фронт вроде же ещё далеко!
– А ты послушай!
За шумом мотора, да ещё в кузове, крытом брезентом, посторонних звуков не было слышно.
Иван подобрался поближе к заднему борту и вслушался. Саша смотрел на Ивана с интересом – он‑то уже четверть часа слышал дальние раскаты. Пушки где‑то далеко бьют. Пулемётов ещё не слыхать, но коли пушки слышны, стало быть, до передовой – десять – пятнадцать километров.